Всё о Манюне (сборник)

На второй день отдыха, прямо с раннего утра, мама прикинулась больной.

– Что-то голова у меня ноет, – делала она скорбное выражение лица, – видимо, у моря продуло. Я посижу на пляже, но в воду сегодня не полезу.

– Хе-хе, – засмеялся папа, – жена, я тебя не первый день знаю, ты лучше сразу признавайся, что боишься учиться плавать.

– Ничего я не боюсь, – забегала глазами мама.

– Ну и нечего тогда придумывать. Чуть что – сразу голова болит.

– Вестимо дело, – рассмеялась Ба, – голова болит – самая известная женская отговорка.

– И прямой путь к раннему климаксу, – ввернул папа.

– Ну и ладно, – обрадовалась мама, – будем жить с тобой как брат с сестрой. Ого, рифма на радостях пошла!

– Это я пошутил, – забеспокоился отец, – это я так, к слову сказал.

– Поздно уже, – похлопала его по плечу Ба, – проложил себе необдуманными словам дорогу к раннему простатиту.

– Хахахахаааа, – покатилась со смеху мама.

– Сейчас пойдем учиться плавать, и я посмотрю, кто тут хахаха, – рассердился папа.

Пока родители препирались, мы с Каринкой и Маней засыпали песком дядю Мишу.

– Вы только в лицо песком не кидайтесь, а так делайте со мной что хотите, – попросил он, – а я чуток покемарю. Если бы Каринка храпела хотя бы вполсилы, то мне, может, и удалось бы ночью поспать.

– Ребенок! – отвлекся от переговоров папа. – Пора уже заниматься твоей носоглоткой. И я замучился всю ночь с боку на бок ворочаться.

– Па, ну я же не специально, – развела руками Каринка, – ты же сам говорил про искривленную перепелку и что оперировать меня сейчас нельзя, потому что я маленькая!

– Во-первых, не перепелка, а перегородка, а во-вторых, я думаю, оперировать уже можно. И даже нужно!

– Вы сначала поймайте меня, а потом про операцию говорите, – хмыкнула Каринка и высыпала на Дядьмишины плавки целое ведерко песка. – Сей-час у-трам-буууем!!!

– Не надо! – вскочил дядя Миша. – Не надо мне там ничего утрамбовывать!

– Пап, – рассердилась Манька, – я тебе уже все ноги засыпала песочком, а ты вскочил, и весь песочек посыпался на землю!

– Извини, я нечаянно, – дядя Миша повернулся на живот, – засыпайте меня песком лучше сзади.

– Сза-ди так сза-диии, – прогундосила Каринка и высыпала на Дядимишины плавки новое ведерко песка.

– Деточка, – обернулся к ней дядя Миша, – неужели тебя во мне ничего, кроме плавок, не привлекает?

– Да я первым делом хочу срам прикрыть, – объяснила Каринка, – попу там или писюн…

– Спасите меня, – взмолился дядя Миша, – она мне ни днем ни ночью спать не дает!

– Дети, идите сюда, мы сейчас пойдем маму плавать учить, – позвал нас папа.

– Ура, – запрыгали мы, – пойдем учить маму плавать.

– Не хочу, – упиралась мама, – не умею и не хочу!!!

– Надо, – внушал папа.

– Юрик, ну что ты к ней пристал, – вмешалась Ба, – не хочет учиться плавать – не надо, я вот тоже не умею плавать, и ничего.

– И тебя научим, Роза, не переживай, – не дрогнул отец.

Папа был единственным человеком, который осмеливался возражать Ба. Такая беспрецедентная храбрость объяснялась его профессией. Когда ежедневно через твой кабинет проходит десяток женщин, каждая из которых готова скончаться в стоматологическом кресле, но не открывать своего рта, то это, конечно, сильно тренирует волю.

Например, одна обезумевшая от страха монументальная тетенька, увидев в папиных руках шприц с обезболивающим, вырвалась из кресла, схватила лоток со стерилизованными инструментами и, прикрываясь им, как щитом, выбежала на улицу. А вечером муж этой тетеньки вернул папе лоток, наполненный доверху… пирожками с мясом.

– Жена напекла, – виновато дергал он острым кадыком, – доктор, можно ей завтра прийти, а то зуб как болел, так и продолжает болеть?

– Можно, если она обещает больше не трогать инструменты, – смилостивился папа.

А другая тетенька, когда папа навис над ней со шприцем в руках, вцепилась ему в карман халата и вырвала его с мясом. Чем вогнала отца в ступор. И пока он из этого ступора выходил, тетеньки и след простыл.

– Через два дня пришлось лечить ей зуб вживую. Десна загноилась, и анестезия уже почти не действовала, понятно? – рассказывал нам папа и для пущей убедительности грозно шевелил бровями.

– Понятно, – пискнули мы и побежали чистить зубы. По двенадцать раз с каждой стороны вдоль и поперек.

Вот почему отец, натренированный ежедневным общением с непредсказуемыми тетеньками, не робел перед Ба. Да и Ба признавала в нем если не равного, то хотя бы полноправного собеседника и относилась к нему с большим уважением. Поэтому она не стала ругаться, а просто всплеснула руками:

– Ииии, шлимазл!

– Я тоже тебя люблю, Роза, – засмеялся отец.

– Раз ты меня любишь, купи мороженое.

– Ура, мороженое, – обрадовались мы.

– Уно моменто, – накинул на плечи рубашку папа.

Он вернулся через десять минут с ягодным мороженым в картонных стаканчиках.

– В такую жару лучше кисленькое есть, – объяснил.

Мы с большим удовольствием полакомились мороженым, а картонные стаканчики сложили в длинную стопочку. «На обратном пути выкинем», – сказала Ба и убрала стаканчики в сумку.

Настало время идти учить маму плавать.

– Надя, ты не волнуйся, за Сонечкой и Гаянэ я пригляжу, – успокоила ее Ба.

– Если что, зовите меня.

– Всенепременно!

– Пошли, – скомандовал папа и поволок маму к берегу. Мама слабо упиралась и причитала: «Да что же это такое».

Далее повествование делится на два акта. Они происходят одновременно в разных концах пляжа.

Акт I. Ба знакомится с внуком Гольданской

Как только мы скрылись из виду, Гаянэ подошла к Ба, сложила ладошки домиком и зашептала ей на ухо:

– Ба, посмотри, что я с дядей Мишей сделала!