Все о рыбалке (сборник)

II

Длинная цепь озер тянется у подошвы Урала с лишком на шестьдесят верст и граничит с другой стороны с черноземной равниной, сначала покрытой березовыми лесами, а затем почти сразу переходящей в настоящую ровную и почти безлесную степь. Иногда всего какие-нибудь 20–25 верст разделяют две совершенно противоположные фауны: типические представители хвойных лесов Урала рысь, медведь, бурундук, белка, куница, глухарь и рябчик и т. д. здесь уже заменяются совсем другими – степными животными. Прежде всего появляются суслики (Spermophilus rufescens), называемые польскими кошками, большие тушканчики, ремеза – знаменитые строители гнезд, клинтухи; крохали заменяются турпанами (Oidemia fusca) – большими черными утками, лебеди – бесчисленным множеством гусей; водяная дичь становится все многочисленнее и многочисленнее; на болотах появляются турухтаны, болотные кулики, называемые евдошками, разные породы кроншнепов и других голенастых птиц; в камышах ухает выпь. В березовых лесах гнездится баснословное количество тетеревов, которых ловят зимой тысячами; в кустах по болотам и у озер появляется белая куропатка – характеристическая особенность Зауральских степей, увеличивающаяся в численности к востоку; еще далее, ближе к границам Шадринского и Челябинского уездов, появляется дрофа, колпица, тиркушка, наконец, корсаки, степные кошки и чекушки – настоящие представители степи. Далеко-далеко отсюда, более чем за полтораста верст, виднеются вершины Уральских гор, как бы подернутые туманом и скорее кажущиеся тучами на горизонте.

Степные озера имеют уже совершенно другой характер: глубина их редко достигает трех сажен, большею частию они бывают гораздо мельче; берега их обыкновенно порастают густым и высоким камышом, и они, видимо, мельчают и зарастают. Лучшим примером такого пересыхающего бассейна служит не уступающее величиною Иртяшу Увельки, в котором рыба, прежде многочисленная, совершенно перевелась. С другой стороны, мы также встречаем тут пропасть зарастающих или совсем заросших озер, образовавших наконец топкие трясины с небольшими бокалдинами, где может жить только один карась. Зарастание это совершается следующим, хотя и медленным путем: сухие стебли камыша, обламываемые ветрами, с течением времени образуют в заливах и у подветренных берегов озера целые помосты, увеличивающиеся с каждым годом; они или гниют на месте, или выбрасываются на берег, где из них составляются целые валы, перемежающиеся с песком или илом. Валы эти существуют у всех степных озер, у некоторых горных и достигают наибольшей вышины – до сажени, когда озеро ничем не защищено с северо-запада, со стороны главного, и притом самого сильного, ветра. Очевидно, в юго-восточных углах озер они будут всего выше, всего ниже в противоположных, что замечается и на самом деле. Зарастание озер, следовательно, будет начинаться исключительно с северо-запада: здесь, под защитою берега и прибрежных лесов или кустов, отчасти самих камышей, сухие стебли последних, образовав помост, постепенно увеличивающийся на месте во все стороны и в толщину, сплачиваются пылью, листьями деревьев, различными другими водяными растениями и образуют рыхлую массу, обсеменяемую наконец некоторыми болотными растениями, которые еще более скрепляют его и в конце концов образуют т. н. трясину. Раз образовавшись, эта трясина, или лавда, все быстрее и быстрее обволакивает озеро; под защитою ее начинается подобное зарастание озера с противоположной стороны, и наконец все озеро получает вид зыбкого болота, на котором мало-помалу оказывается ивняк, а затем и чахлые березки. Иногда, разумеется, зарастание озера стоит в прямой связи с его высыханием, но в таком случае получается уже другой результат – т. н. чистое болото, а не трясина.

В прудах и проточных камышистых озерах эти лавды, образуясь несколько иначе, представляют весьма любопытное явление. Главную роль играют здесь уже не сухие стебли камыша, а та рыхлая и легкая масса, которая образуется из сгнивших корней камыша, частию и других водных растений. От сильной прибыли воды она отрывается от берега огромными глыбами, плавающими на поверхности, и выносится из протока в какое-либо мелкое место пруда, где становится на мель или задерживается камнем, корягой, даже растениями, каковы водяные лилии, горошница (Potamogeton) и друг. Глыба эта покрывается болотными растениями; впоследствии к ней, иногда очень скоро, присоединяются новые массы, постепенно связывающиеся и скрепляющиеся друг с другом, и наконец образуется как бы остров; при значительной прибыли воды в пруд и сильном ветре этот остров иногда выносится на глубокое место и плавает там взад и вперед до тех пор, пока при наивысшем уровне воды не сядет окончательно на мель и не образует настоящего низменного и болотистого острова. Такие плавучие острова находятся, например, на Метлинском (Течинском), Воскресенском, Александровском (у Березовского завода, близ Екатеринбурга) прудах, в Силаче и некоторых других озерах, хотя вообще составляют исключительную принадлежность прудов. В жизни рыб они играют весьма важную роль и имеют для них первостепенное значение: в течение всего июля и августа вся мелкая рыба укрывается под лавдами и только к осени выходит на открытые места; следовательно, эти острова служат как бы убежищем и вместе питомником молодой рыбы, которая находит здесь полную безопасность от щук и окуней и обильную пишу. Один только налим, любитель тени и прохлады, большую часть года живет под лавдами, но это далеко не такой опасный и проворный и притом немногочисленный хищник. Кроме него в петровки собирается сюда весь ерш; последний тоже предпочитает холодную воду и вместе с налимом тоже ведет более ночной образ жизни; в некоторых местах он ловится все лето не иначе как из прорубей в лавдах и притом клюет здесь только с заката до восхода солнца; таковы лавды на Иртяше и т. н. глубокая лавда на Силаче – одном из Каслинских озер. Само собою разумеется, что все сказанное нами о значении лавд применяется только к плавучим! или укрепившимся на глубоких местах пруда или озера. Такие лавды имеют еще одну странную и не вполне объяснимую особенность: весной, по окончательном вскрытии, они тонут и начинают постепенно подыматься на поверхность уже в июне, когда болотные растения достигнут некоторой высоты. Очевидно, они же и служат главною причиною всплывания лавды: воздух, заключенный в растениях, облегчает всю массу последних, и каждый стебель осоки, каждая былинка является для нее как бы постепенно расширяющимся плавательным пузырем.

Степные озера имеют еще одну особенность, резко отличающую их от уральских: весьма многие из них, например Чебакуль, Малый Аллак, Калды и нек. друг., содержат более или менее заметную примесь солей, преимущественно хлористого натрия, частию глауберовой соли. Далее на юг и юго-восток это явление повторяется все чаще и чаще; и в Челябинском и Троицком уездах Оренбургской губернии некоторые соленые озера содержат такой значительный процент хлористого натрия, что могут служить, и частию служат, для добывания соли, хотя последняя редко получается в совершенно чистом виде, что зависит от значительной примеси посторонних веществ. Некоторые озера являются здесь настоящими горько-солеными или горькими, чем много напоминают озера Барабинской степи и, не доставляя никакой пользы человеку, совершенно лишенные рыбы и птиц – почти без всякого проявления животной жизни, производят весьма тяжелое впечатление.

Многочисленность озер, большее или меньшее содержание солей как в них, так и во всех низменностях, бесчисленное множество солончаков, толщина и солонцеватость чернозема в низменностях и незначительность слоя его на буграх и небольших степных возвышенностях, выклинивание его у подошвы Урала и Сысертьских увалов и постепенное утолщение на юго-восток – все служит доказательством, что обширная равнина эта составляет непосредственное продолжение Киргизских и Барабинских степей. Нет сомнения, что она вместе с ними еще в последние геологические эпохи принадлежала обширному Арало-Каспийскому бассейну и некогда составляла всего ранее осушившееся дно этого огромного моря. По мере высыхания последнего в отдельных низменностях и котловинах шло постепенное обособление озер; первоначально соединенные между собою протоками, которые существуют или следы которых заметны и до сих пор, последние с течением времени при посредстве дождевой воды все более и более выщелачивались и уносили большую часть своих солей в реки, вместе с образованием озер пролагавшие себе путь с Урала на восток. Очевидно, только позднее образовавшиеся озера и притом никогда не имевшие стока могли и по настоящую минуту остаться с прежним, а при постепенном пересыхании даже с большим содержанием солей. Вместе с выщелачиванием озер шло и выщелачивание почвы, вообще удобопроницаемой. Оба явления эти продолжаются и в настоящее время: на памяти старожилов многие озера пересохли или заросли и превратились в болота, трясины и солончаки; многие солончаки превратились в роскошные луга, дающие ценное сено. Отсюда очевидно, что и самый зауральский чернозем, как исключительно водное, хотя и не вполне морское образование, имеет здесь совершенно другое значение и не может быть тождествен с южнорусским. Впоследствии мы рассмотрим обстоятельно этот важный вопрос о значении зауральского чернозема и постараемся определить границы Арало-Каспийской котловины и арало-каспийской фауны. Заметим только, что весьма многие факты прямо указывают на бывшее соединение Арало-Каспия с Ледовитым океаном.

Большая часть степных озер Екатеринбургского уезда, в сущности, еще не принадлежит к настоящим степным, какими могут называться только озера Шадринского и Челябинского. Все они находятся в полосе лиственных лесов, которые только дальше на восток и юго-восток постепенно редеют и, наконец, на сухих местах заменяются кустами дикой вишни, караганы, Spiraea, а в низменностях тальниками – местопребыванием множества белых куропаток. Лиственные леса юго-восточной части Екатеринбургского и западной – Челябинского уездов главным образом принадлежат башкирцам и занимают огромное пространство; окаймляя подошву Урала и цепь подуральных озер длинной, местами суживающейся лентой, они нисколько не похожи на наше среднерусское чернолесье. Леса эти состоят почти исключительно из одних березовых насаждений; осина растет здесь только небольшими островами в более сырых местностях леса, и главную массу его составляют столетние и крайне редко расположенные березы, отчего все башкирские леса имеют вид огромных рощ, всюду удобных для проезда; мелкого березняка, который каждогодно уничтожается весенними палами и ленивой привычкой башкирцев рубить на дрова только самые тонкие деревья, здесь почти вовсе нет, и весь подсед заключается единственно в кустах шиповника, дикой вишни и Cytisus [16] . Но вернемся, однако, к озерам.

16

Еще на памяти старожилов подобные леса покрывали большую часть Шадринского и Челябинского уездов. Весьма вероятно, что некоторая доля участия в образовании чернозема принадлежала и этим лесам.

Из озер этой полосы упомянем только о наиболее замечательных. К таковым принадлежит Малый Аллак, Чебакуль, Тышки, отчасти, хотя в отрицательном смысле, Каллы. Особенного внимания заслуживает Чебакуль; это довольно большое озеро лежит на границе трех уездов – Екатеринбургского, Шадринского и Челябинского, и знаменито, как показывает, впрочем, само название, своими чебаками. Последние достигают здесь невероятной величины; не всякий, конечно, поверит, не видавши тарани южнорусских рек (которая, в сущности, тот же чебак, или плотва, при благоприятных условиях выросшая до огромных размеров), что презренная плотица, почти последняя рыба из обширной семьи сазановых, достигает здесь 5–6 фунтов. Во всяком случае, тут кроме мормыша, тоже многочисленного, должны существовать еще другие причины, обуславливающие необычайное развитие этой рыбы, вообще принадлежащей к числу самых мелких пород; но какие именно эти причины, сказать очень трудно, так как я не имел случая заняться внимательней исследованием мелких беспозвоночных и растительностью озера; но то или другое должно, a priori, представить какую-нибудь интересную особенность, отличающую Чебакуль от всех других озер. Остальная рыба – окунь, ерш и щука – не так многочисленна, судя по всему, не принадлежит к числу коренной, каковой является только чебак, и, хотя вообще довольно крупна, не представляет, однако, таких резких уклонений в величине. Чебакуль принадлежит к числу довольно больших озер; оно занимает около пятидесяти квадратных верст при глубине до трех сажен и заключает пятьдесят тоней; по ценности рыба его почти не уступает кызылташской, уловы же здесь также средние.

В этом отношении он резко отличается от Малого Аллака и Тышкова, находящегося уже в Челябинском уезде. В Малом Аллаке, занимающем всего около 9–10 квадратных верст, несмотря на его незначительную глубину, которая нигде не превосходит двух сажен, еще в начале шестидесятых годов уловы доходили до 22 коробов, т. е. более 1500 пудов. В последние годы, вслед за пересадкой окуня и ерша, как мормыш, так и чебак – коренная рыба озера – стали постепенно уменьшаться, и ежегодный приплод и прирост рыбы не стали пополнять ежегодный убыли; но, во всяком случае, и теперь Малый Аллак все еще принадлежит к числу наиболее кормных озер. Этим он существенно разнится от Тышкова, где чебак хотя и находит для своего размножения все благоприятные условия, состоящие главным образом в отсутствии окуня и щуки – главных истребителей как его самого, так его икры [17] и приплода, но, не получая достаточного количества пищи, останавливается в своем росте. Тышкинский чебак кроме своей мелкости отличается еще белосоватостью и относительною длиною; он, как выражаются, очень прогонист, что, конечно, тоже зависит от вышеупомянутого условия. В довершение всего он здесь какой-то необыкновенно вялый и хворый, и хотя вообще при удачных тонях много рыбы давится в мотне и вытаскивается уже снулой, но это всего более относится к тышкинскому чебаку. В последнее время вследствие вылова рыбы и появления мормыша вышеупомянутая задержка развития уже не имеет места в полном значении слова: тышкинский чебак, прежде не более четверти фунта и не дороже 15–18 к. за пуд, впрочем, десять лет назад увеличился вдвое и продается теперь до 60 к., даже более. Но во всяком случае это явление представляет большой интерес, а что оно обуславливается недостатком пищи – видно из того, что тышкинский чебак, пересаженный весной в кормное озеро, к осени увеличивается с лишком в пять, а через полтора года в шестнадцать раз: из шестнадцати чебаков на фунт к открытию зимнего лова каждый из них весит треть фунта, а к следующей зиме каждый из них – фунтовик!

17

К числу главных истребителей икры принадлежит также ерш, питающийся ею с ранней весны и почти до средины мая.

Всего удивительнее, что главною причиною подобного быстрого прироста рыбы и этого неистощимого рыбного богатства Зауральских озер является ничтожный рачок величиною около полудюйма и известный в зоологии под названием бокоплава – Gammarus, а у местных жителей Оренбургского края и сибирской половины Пермского, где он распространен до Петропавловского завода, а может быть и севернее 60° с. ш., – под игренем мормыша. Мормыш составляет главную, исключительную пищу здешних рыб; все другие мелкие беспозвоночные не имеют сотой доли его значения [18] , и все рыбы, начиная от хищной щуки до травоядного карася, в большей или меньшей степени, и притом круглый год, кормятся этим ничтожным рачком, который местами, в особенности в карасьих – няшистых – озерах, встречается в таком невероятном множестве, что за ночь буквально поедает все выставленные сети. Навряд ли кто может сказать утвердительно, что такая рыба, как окунь и плотва, может где-нибудь в России в полтора года своего существования достигать фунтового весу, а между тем это здесь неоспоримый и общеизвестный факт, хотя и не имеющий всестороннего применения. Во всем Зауралье нет почти ни одного озера без мормыша, но коренное местопребывание его все-таки проточные и непроточные няшистые озера, населенные карасями, менее других рыб употребляющими животную пищу. Главным же истребителем мормыша является ерш, который как летом, так даже в еще большей степени зимой буквально набивается им по горло и, несомненно, только ему обязан своей необычайной величиной, неслыханной в России.

18

Без сомнения, малочисленность их зависит в большинстве случаев от того, что мормыш, вообще всеядный, в свою очередь, питается ими.

При громадном запасе гниющих растительных, отчасти животных остатков, образующихся на месте или вносимых в проточные озера многочисленными речками, ручьями и дождевыми потоками с самых вершин Уральских гор, при таком почти неисчерпаемом источнике, очевидно, существование мормыша, а следовательно, и обилие рыбою обеспечено на долгие времена; это тем более вероятно, что все настоящие горные озера имеют сообщения с горными реками и такую значительную глубину, что о вылове рыбы не может быть и речи. Другое дело в степных, непроточных, более мелких озерах, где нечего ожидать прибыли извне; но зато эти самые озера имеют несравненно более богатую флору водных растений, большею частию иловатое дно и еще в сильнейшей степени способствуют размножению пресловутого мормыша. В таких озерах, конечно, нет ничего мудреного выловить в один год почти всю рыбу, но тут-то мы и видим то поразительное соотношение, которое существует между пищею и потребителями. Предположим, что в данном озере рыба размножилась до такой степени, что мормыш почти окончательно истребился. Необходимым следствием будет весьма незначительный прирост рыбы, вынужденной питаться исключительно растительной пищею и в весьма незначительном количестве употребляющей животную. Последующие поколения этой рыбы по мере дальнейшего уменьшения пищевых веществ постепенно уменьшают свой прирост, и наконец наступает такой момент, что озеро будет заключать в себе громадное количество рыбы, большею частию очень мелкой и остановившейся в своем росте. Допустим далее, что озеро это начинает постепенно вылавливаться все более и более; оставшаяся рыба соответственно этому постепенно получает большее количество пищи, которая прежде была едва достаточна для образования икры, не говоря уже о приросте; в то же время уцелевшие или просто случайно занесенные рыболовами-удильщиками мормыши начинают, в свою очередь, необыкновенно быстро размножаться под прикрытием все более и более развивающейся растительности; уцелевшая рыба и ее новый приплод в один год вырастает вдесятеро более, чем при прежних неблагоприятных условиях, и озеро, по-видимому окончательно выловленное, через два года снова доставляет арендатору богатый доход, тем более значительный, что пуд крупной рыбы в несколько раз ценнее пуда мелкой. Подобный замечательный пример мы видим на озере Тышках, много лет кряду доставлявшем баснословное количество мелкой и малоценной рыбы: до последнего времени менее пятисот пудов не вытаскивали, и только очень недавно количество это уменьшилось в значительной степени; вместе с тем появился мормыш, и оставшаяся рыба сразу получила более высокую ценность [19] . Само собой разумеется, что такой случай прекращения прироста возможен только там, где живет только такой вид нехищной рыбы, которая бы питалась мормышом. Все необходимые условия для этого совмещает вполне один чебак, и отсюда ясно, что вполне неистощимыми озерами могут назваться только населенные одним этим видом.

19

То же самое явление наблюдается ныне и в Иткуле.

Последний чаще других рыб подвергается различного рода болезням. Мы уже упоминали о болезненности чебака в Тышках, но внезапный, иногда совершенно необъяснимый мор в большинстве случаев относится именно к этой рыбе, которая вдобавок еще чаще других страдает как от наружных, так и от внутренних паразитов. Например, в Калдах [20] , где чебак составляет главную массу рыбы, он исключительно перед другими видами содержит в кишечном канале больших ленточных глистов, вследствие чего часто задерживается и даже вовсе прекращается развитие икры; вообще Калды, несмотря на свою величину, в чем мало уступает почти рядом лежащему Чебакулю, заключает в себе весьма невкусную и малоценную рыбу. Впоследствии мы будем еще иметь случай говорить о болезнях рыб и видимых причинах этих болезней, а теперь, оставив в стороне Челябинские и Троицкие озера, весьма мало нам известные, перейдем к Шадринским.

20

Также в Шарташе, в окрестностях Екатеринбурга, в Багаряях близ Синары и пр.