Все оттенки боли

Таньке даже жалко его стало. Ну кто виноват, что она его не любит?! Ни он. ни она. Родители виноваты, что выдали ее замуж за первого же кандидата… в члены ЦК. А она вот теперь мучается угрызениями совести.

— Давай жить отдельно. — вдруг предложил муж. — Я сниму себе квартиру. Может, твои мозги встанут на место, когда останешься одна.

Таня вдруг стала слабо сопротивляться, ей не хотелось так быстро и кардинально менять уклад жизни. Она слабо возразила:

— Но ведь Мухаммеда сейчас нет! Он выполняет интернациональный долг. Родине помогает. Что тебе не нравится?

— Ты, — ответил муж, собрал сумку и тихо ушел.

Даже дверью не хлопнул.

Танька сначала расстроилась, даже поплакала. Может, хлопнул, не плакала бы. Но потом она позвонила мне, и вывод напросился сам собой: рано или поздно все равно конец один. Так лучше пусть сейчас, чем потом. Наши мысли были целиком обращены к событиям в Афганистане и вестям от Мухаммеда. Грусти о муже в сердце Тани места не нашлось.

А через полтора месяца, в январе 1987 года, муж Тани по фамилии Счастливый умер от обширного инфаркта прямо во время чтения доклада Михаилом Сергеевичем Горбачевым о «Перестройке и кадровой политике партии».

Может быть, слушая доклад, он думал о том, что все зря: его фанатичная преданность делу партии, желание всем угождать и не раскачивать лодку, молчать, соглашаться, терпеть, любить тех, кто тебя не любит. Ведь меняется политика и все меняется: летят головы, усматривается злонамеренность и никто никому не верит в непрерывной внутриполитической драке. Следят, прослушивают, гадят.

Тем. кто вчера их прослушивал, следил и гадил. Новые политические вожди ставят на должности своих проверенных соратников, укрепляя межклановые отношения. Человеческие потери при смене власти неизбежны как для простых людей, так и для тех. кто некогда ими правил. Он один из «бывших» проигравшего режима, и его дни сочтены. Скоро начнутся серьезные и массовые разборки; кто уцелеет, начнет бороться, чтобы взять реванш, а у него нет ни тыла, ни оружия. У него есть только любимая книга «Комиксы Херлуфа Бидструпа», по которой и через тысячу лет политических баталий можно будет легко догадаться, что ничего не меняется и не прощается, и хорошее легко забывается…

Глава 9 Собственный гений

— Ну, скоро он?! — волновалась Светка, боясь встретить на служебном входе кого-нибудь из балета.

— Не дергайся, он же гримируется, — сама волновалась я.

Александр всегда появлялся эффектно. Что придумает на этот раз? Я так нервничала, словно мне сейчас выходить на сцену Большого театра в партии графа Водемона из оперы «Иоланта».

Он давал мне билеты, иногда контрамарки на все свои спектакли. И хоть я уже наизусть могла спеть любую партию, все равно каждый раз с трепетом шла на очередной спектакль и никогда не отказывалась. Я знала, что ему необходимы мои глаза и уши в зале. Что именно ко мне он будет обращаться, когда будет петь ариозо Германна «Прости небесное созданье, что я нарушил твой покой» или арию Хозе «Видишь, как свято сохраняю цветок, что ты мне подарила…» и многие другие арии, дуэты, терцеты, которые выучивал с поразительном быстротой.

Действительно, этот человек был отмечен богом. Выжил в тяжелейшей автокатастрофе, через месяц уже пел с Образцовой «Кармен», влюблял в себя женщин безотказно, при этом будучи далеко не красавцем. Был беспощаден к своему здоровью, не следил за режимом, изнашивая свой организм бессонными ночами и широкими застольями, и, несмотря на такой самоубийственный график, никогда не хандрил, не брал больничный, не отказывался работать на износ. Практически все партии были «героические», так же как и стиль жизни — до победного. Им можно было только восхищаться, потому что, когда любишь Певца, его человеческие качества не имеют значения.

В большинстве своем, за редким исключением, служители оперного искусства — крайне эгоистичные люди, зацикленные только на своем голосе. Все вокруг должны служить ему, холить и нежить. Это специфика жанра. Все подчинено одному — чтобы голос звучал и бралось верхнее до. Нельзя, чтобы дуло, морозило; нельзя острого, холодного, невысыпаться, кричать, долго говорить по телефону; последний секс за неделю до спектакля, а до Радамеса (опера Верди «Аида») — и того больше; запрещен кондиционер, орехи. На бумаге выглядит карикатурно, но на самом деле, если все соблюдается, зритель в зале получает отличный продукт и народ ликует.

В истории с Александром было все наоборот. Режим он не соблюдал. И на удивление все равно всегда «звучал». Наверное, еще и это вызывало в нем восторг и восхищение. Хотя заниматься таким самоуничтожением всю жизнь ни у кого еще не получалось. Но для меня, студентки первого курса музыкального училища, он был королем на оперном Олимпе, небожителем. Я видела все его недостатки, но не принимала их во внимание, поскольку талант выше, за него многое можно простить.

Я просто была влюблена в его голос.

…Он вышел из служебного входа в костюме графа Водемона. неся на кончике шпаги билет.

— Ух ты, — прошептала обалдевшая Светка, — умеет очаровать, подлец!

Это был сногсшибательный роман. В прямом смысле слова.

Когда он звонил мне домой, я как дура хватала трубку с первого гудка. Он говорил мне: «Приезжай! Я БЕ-ЗУМ-НО соскучился!» И я верила безоговорочно.

Хотя манера произносить слова театрально и нараспев, как речитатив перед арией, вызывала у меня всегда улыбку, я покупалась на эту милую ложь и, сбивая на ходу столы, стулья и маму, неслась к двери, чтобы он долго не ждал.

Я приезжала на такси или на троллейбусе — он снял квартиру недалеко от моего дома. Не думаю, что специально, просто совпадение. Но помню, что в те дни, когда он не звал меня к себе, я, проезжая мимо его дома, даже боялась смотреть на его окна и уж тем более звонить.

Деликатное отношение к личному пространству мужчины, видимо, было заложено во мне с рождения. Я никогда никому не звонила сама. Чисто интуитивно понимала, что, если мужчина хочет видеть женщину, он сам ее из-под земли достанет. На этот счет существуют разные мнения, и многие мои подруги «за мужчин» додумывали их желания, звонили, «доставали» и откровенно предлагали себя.

Может, с робкими и нерешительными так и надо. Но для меня самое страшное было, если пострадает мое самолюбие.

Я высчитывала дни до очередного Сашиного спектакля, как муж месячные своей жены. И точно знала, когда ему «можно», а когда «нельзя». Светка высмеивала меня, но мои мысли были только об одном — не навредить. Чтобы Сашеньке было комфортно, чтобы не искушать его романтической встречей. Поэтому я ждала и ждала звонка, готовая нестись к нему «по первому мановению пальца», как комментировала моя мама.

Когда он не звонил, я про себя додумывала, что он учит очередную партию. В тот год у него была премьера за премьерой, и в те дни он репетировал Канио в «Паяцах».

Музыкальные критики признали, что эта партия одна из лучших в его репертуаре. Сравнивали с Владимиром Атлантовым — непревзойденным лирико-драматическим тенором. Александр очень гордился этими отзывами и каждый раз после очередного спектакля звонил мне. я неслась к нему, и начинался разбор полетов.

Сила голоса, насыщенность обертонами, невероятно красивый тембр плюс природный артистизм влюбляли поклонников оперы. Понятно, что после каждого триумфа у Саши сносило крышу, и при встрече он часами обсуждал собственный гений с бокалом вина в руке.