Всё пришедшее после
Шрифт:
– Но есть и тайный шифр?
Костя погладил подбородок.
– Возможно, только установить его трудновато.
– Ну, не тяни, Костя.
– Тебе нужны примеры? Изволь. Ну, скажем, ты помнишь эпизод, когда Атос проиграл англичанину лошадь, а заодно и лошадь д’Артаньяна?
– Лорду Винтеру? Конечно. Потом д’Артаньян свою лошадь отыграл.
– А Атос убеждал его взять деньги вместо лошади.
– Ага, он еще сказал, что вдвоем на одной лошади они будут похожи на сыновей Эмона, потерявших своих братьев.
– Вот! – Поднял палец Костя. – А какие ассоциации возникают,
– Какие?
– Орден бедных рыцарей Христа и Храма Соломона! Наше внимание фиксируется на исторических корнях сюжета.
– Тамплиеры? Ну, это он мог и просто так сказать.
– Маловероятно, – сказал Костя. – К тому же братьев было четверо, и их замечательный конь Баярд мог нести всех четверых. Братья противостояли Карлу Великому, представителю новой династии, и были сыновьями вдовы. Возникает цепь аналогий.
– Четверо против кардинала?
– Вот именно. И не только.
– А почему ты вспомнил о тамплиерах?
– Я сейчас перевожу одну средневековую поэму. Все европейские тайны оттуда.
– Расскажи, Костя. Пожалуйста.
– Конечно расскажу. Пойдем прогуляемся, – предложил Костя.
Артур вскочил, готовый идти куда угодно. Они вышли за калитку и направились к стадиону.
Чтобы приземлиться за дальними дачами, солнце превращалось в огромный красный шар. Внизу уже лежали тени, и лишь золотые вершины сосен никак не хотели уступать вечерней тьме.
– Это повествование, – рассказывал Костя, – о событиях в Outremore – Заморской земле, которую посетил во времена крестоносцев рыцарь Иоганн фон Вюрцбург. Оттуда он привез в свой замок в Баварии (тогда это была Нижняя Франкония) целый сундук свитков, в числе которых оказалась и эта поэма. Замок и сейчас возвышается в окружении виноградников над городом Вюрцбург.
И Костя поведал Артуру таинственную историю о Caput mortuum – Мертвой голове. Вот эта история.
Неоконченная история о Мертвой голове
Иоганн фон Вюрцбург прибыл в древний город, занятый крестоносцами. Паломники стремились туда, несмотря на все опасности путешествия. Рыцарь посетил холм рядом с Золотыми воротами, где еще оставались частично разрушенные строения разграбленного Храма, а на скале возвышалось Святилище.
Ниже располагались огромные конюшни Соломона, где рыцарь намеревался поставить свою лошадь. Конюшни были столь обширны, что могли вместить не меньше двух тысяч боевых коней, и Вюрцбург надеялся без труда найти место.
Действительно, в помещениях конюшен было пустовато. В дальнем углу шли какие-то работы. Мастер, наблюдавший за работами, оказался знатным рыцарем. Звали его Бертран де Бланшфор. Фон Вюрцбург, представившись, почтительно приветствовал его. Выяснилось, что у них есть общие знакомые.
Со временем Бланшфор проникся к образованному паломнику большим доверием и показал ему ведущиеся раскопки.
Осматривая участок, где велись работы, Вюрцбург заметил, что некоторые землекопы, с благородными лицами, крепкими, но изящными руками, роют землю заступом, другие работают небольшими совками, третьи же сметают землю кисточками из конского волоса.
Он поинтересовался
у Мастера, нашли ли что-нибудь в этой священной земле. И тогда Бланшфор отвел его в тайное помещение, где лежали рукописи, тщательно переписываемые учеными монахами.Затем он, не удержавшись, открыл еще одну дверь. В центре комнаты стоял покрытый золотом серебряный ковчег в виде головы прекрасной женщины.
Ничего подобного Вюрцбург никогда не видел. Бланшфор с благоговением открыл ковчег, внутри обнаружились обернутые в белоснежное полотно, отделанное красным шитьем, небольшого размера череп и кости.
Мастер поведал, что однажды он приютил странника преклонных лет, который рассказал ему одну историю. Выслушав ее, Бертран де Бланшфор оставил свою супругу Фабриссу и вместе с братьями Раймоном и Арно отправился в далекое путешествие, чтобы заняться раскопками в Святой земле. Вот что рассказал ему старик:
– В молодости я полюбил девушку из знатной семьи. Все счастье моей жизни заключалось в ней. Часы, проведенные с любимой, казались мгновениями, мгновения без нее – часами. Стоило мне ее увидеть, и забывалась любая беда, рана, вид поля после битвы и ледяной ветер на марше.
В один несчастный день я возвращался из похода, стремясь всем сердцем к своей Исе, так звали мою невесту, однако сердце мое билось не радостно, но тревожно. Тревога усилилась, когда я разминулся на дороге с богатым шевалье: на его щите были изображены три черные головы. Вид этих голов действовал угнетающе. Стало совсем тяжко.
Позже, уже при других обстоятельствах, я вновь повстречал этого рыцаря, и вид черных голов нимало меня не смутил. Счастливый, я напомнил ему первую встречу и не утаил от него ничего из тех удивительных событий, что последовали сразу за ней.
Итак, со щемящим сердце чувством я спешил к своей несравненной Исе. Предчувствия не обманули меня. Дом моей невесты был в трауре, и, едва соскочив с коня, я узнал, что она умерла. Мало того, несколько часов назад ее предали земле. Мне показали свежую могилу, и я бросился на землю, обнимая ее, как обнимают любимых, и пролежал, не помня себя, до темноты.
Когда стемнело, я встал, кровь забилась во мне, я жаждал действия. Я хотел непременно оказаться рядом с ней – она лежала там, в глубине, такая одинокая, беззащитная. Я желал, я стремился разделить с ней ее горькую участь. И тогда я приказал оруженосцам раскопать могилу. Земля была как пух, я помогал им, в несколько минут мы добрались до гроба. Мы подняли его и на руках отнесли в мой дом, стоявший неподалеку от кладбища.
Я отослал всех, запер двери и открыл крышку. Моя непорочная Иса лежала как живая, только бледная и холодная. Стоит ли говорить, что в исступлении я покрыл ее бесчисленными поцелуями. Я старался согреть в своих руках ее руки. Я чувствовал, как захлестывает меня любовная страсть, и ничего не мог с собой поделать. Мнилось не мертвое, но живое тело лежит передо мной.
Внезапно мне показалось, что стены комнаты сошли со своих мест, а потолок двинулся вниз. Я увидел, что веки моей покойницы открылись, и она села, испуганно глядя на меня. Я упал на колени и осенил себя крестным знамением. Моя невеста была жива!