Все против попаданки

Я оперла локти на стол, склонила голову и медленно потерла глаза. В памяти возник случайно виденный фильм — «Мгла» Кинга, как говорили, одна из немногих удачных экранизаций, но мне сравнивать было не с чем — я и «Мглу» смотрела лишь в самолете, странный все-таки выбор для развлечения пассажиров…

— А что приходит из тьмы, брат по вере? — задала я риторический для всех здесь вопрос, но рассчитывала, что охотник поймет меня верно. — Одно ли зло? И тот монстр, о котором вы явились нам сообщить, приходит ли он только во тьме?

Тьма — это ночь? Это странно. Ночью в этом — красивом, возможно, я его еще толком не видела — мире открывается портал в местный ад? Страшилки, пересказываемые друг другу недалекими крестьянами, или мало объяснимые с точки зрения науки оптические иллюзии? Жеводанский зверь был, как предполагают, целой стаей волков.

Как зовут этого мужчину? Скорее парня, он еще очень молод, кто он такой? Эти вопросы меня занимали больше легенд.

— Фантазмы. Гарпии. Оборотни. — Он пожал плечами на удивление равнодушно, хотя, быть может, наигранно. Мне показалось, он недолюбливает нас — монахинь. Иногда «мужская логика» давала выверты еще похлеще, чем «женская» — мне ли с моим судебным опытом не знать? — Думаю, вам, сестра, отсюда виднее. Все следы ведут к вам сюда. Все.

— Простите? — я на секунду не совладала с собой и по-дурацки захлопала глазами. — Вы осмеливаетесь обвинять в чем-то обитель Милосердной?

— Не обитель, сестра, — отмахнулся он. — Ваш приют. Знаете, как его называют окрест? «Ведьмин дом». И не говорите, что лично вам никогда не приходило в забитую молитвами голову, что это не одна из ваших насельниц по ночам убивает ни в чем не повинных людей.

Глава восьмая

Я потянулась вперед и понюхала воздух: пьян этот охотник, что ли? Но в кабинете пахло лишь сушеными травами и пряными благовониями. 

— Вы пришли к матери-настоятельнице, да дарует ей Милосердная долгие дни, чтобы сообщить крестьянские бредни? — не удержавшись, поморщилась я, но и не сильно я старалась скрывать свое возмущение.

Я ни на секунду не поверила в то, что он говорил. Монстров создают люди — это правда, из разных побуждений, будь то привлечение внимания или наоборот — отвлечение внимания; монстрами бывают и сами люди, но очень вряд ли ведьмы, оборотни и прочее реально. Несмотря на фантазм. 

— Не такие уж бредни, сестра, — с ухмылкой ответил охотник. Не самый приятный в общении тип — но, возможно, его манера недоговаривать таковой казалась только мне, человеку из другого мира, поскольку я не знала всей подоплеки. — Гарпии — допустим, сестра, это могут быть гарпии, и я примерно знаю, где их гнездо, до вас им высоковато подниматься, а вот крестьян они пугают своими жуткими мордами по ночам… Неприятно, когда в твое окно скребется такая мерзость. Но это не гарпии, они оставляют от жертв одни клочья, и орут они так, что сомневаться тут не приходится — они ни при чем.

— Значит, ведьма, — произнесла я, не пряча скептицизм. Охотник, видя мою реакцию, щелкнул пальцами, и на кончиках их заплясал самый настоящий огонь. Впрочем, охотник не стал испытывать мое терпение и тотчас потушил его: просто убрал, как не было, и я не гадала, как это у него получилось.

— Фантазмы, бестелесные призраки, здесь я просто усилю глифы… Но, сестра, монстр, — напомнил он, и усмешка с его лица пропала. — Все нападения — примерно в часе неспешного бега такой твари от вашего монастыря. 

— И это кто-то из насельниц, — с притворным согласием кивнула я, провоцируя его на дискуссию. Сказать ему прямо — парень, я не понимаю из твоих речей ничего, кроме собственно слов как они звучат, выкладывай все как есть, тогда, может быть, получится диалог? — Ведьма.

Одна из шапочных моих знакомых в той, прошлой, теперь уже словно бы приснившейся жизни, влюбилась в приличного с виду мужчину. Наверное, я была единственной, с кем она осмелилась познакомить своего принца: я в отношениях не заинтересована, а похвастаться хочется — передо мной безопасно. Эталон, идеал, симпатичный, небогатый, правда, но работящий и перспективный. Кто же знал, что меня привлечет — исключительно профессионально — в этом принце странная в наше время деталь: помешанность на разных девайсах. В крупных городах подобный ажиотаж сошел на нет лет этак десять назад, и я закономерно предположила, что принц по какой-то причине пропустил всеобщую гонку за последними моделями телефонов. Очень быстро через знакомых полицейских я выяснила почему — и чуть больше времени мне понадобилось, чтобы решиться сообщить знакомой результаты расследования. Кража денег, азартные игры, ссора с бывшей женой, убийство на бытовой почве. 

Признаться в том, что я не в курсе местной магии, было примерно таким же просчетом. Этого я допустить не могла, потому что мое место, место монахини, как минимум безопасно. Как поступят со мной, ошибись я хоть в чем-то, я могла только предполагать, и предположения мне не нравились.

— Скажете тоже, сестра, — снова улыбнулся охотник. — Забавно, что вы способны шутить. 

«Да какие тут шутки», — с досадой подумала я, но события не торопила.

— Крестьяне, разумеется, готовы разжечь костры, понятное дело, что это у них только в мыслях. Они ленивы и никогда не ступят на землю монастыря со злым помыслом. Крестьяне, конечно, боятся ведьм, которых никто никогда не видел, боятся больше, чем знакомых им гарпий и оборотней. Страшнее ведь то, чего ты не знаешь?

— Удивительно тонкое замечание, брат мой.

Я крутила в руках перо — единственное, что лежало на столе в этом кабинете. Со стороны могло показаться, что я нервничаю, так и было. Охотник не спешил откровенничать, и сложно было сказать, потому ли, что ждал от меня каких-то признаний и действий, или же потому, что по логике мы должны были с ним беседовать как… представители двух сторон гражданского процесса. А я сидела как юрист-самозванец, с трудом отличающий гражданский брак от сожительства, и старалась не проколоться.

— Кто-то из ваших постоялиц, сестра, оборотень. Проклятая сущность.

Он только что не добавил: «Сжечь». Я помотала головой. Соображать и возражать нужно было катастрофически быстро.

— Как вы понимаете, брат, это нелепо. Ее исчезновение бы заметили. Поверьте, — я невесело усмехнулась, — что бедняжки не злы по природе своей, но не преминули бы доложить мне об этом.

Это точно не я сказала, подумала я, а сестра Шанталь. Юная вдова, образованная, вероятно, образованная прекрасно, раз в таком молодом возрасте она была здесь за главную, пока хворала настоятельница. И куда более эмпатичная, чем настоящая я. Потому что Елене Липницкой было плевать на любые мотивы насельниц.

— Вы, слуги Лучезарной, во всех склонны видеть добро. Мы, искореняющие тьму, ищем зло там, где его, казалось бы, быть не может. — Охотник теперь уже проявлял нетерпение. — Нападения длятся третий месяц, и за это время, я знаю, к вам приехало шестнадцать женщин — с тех пор, как вы расширили спальни… Повреждения на телах жертв характерны, я повидал их достаточно. Все жертвы — мужчины, и это еще одно доказательство, что это оборотень, а не иная, возможно, нетипичная для этих мест тварь. Епископ Игнатий еще три века назад провел жестокий, но важный эксперимент во время Большой Крови…

Я кивнула еще раз, медленно, очень медленно, и не потому, что мне нужно было продолжать притворяться. Я вспомнила — если это было можно назвать так — знаменитый опыт епископа. Когда армии континента объединились и объявили облавы по всем городам и весям, когда были пойманы и доставлены живыми те оборотни, которые не сопротивлялись и согласны были на плен, мудрый и прозорливый Игнатий приказал проверить собственные старые догадки. В клетки с тварями швыряли преступников и бродяг — мужчин и женщин, и ни один оборотень не напал на кого-то своего пола. Забивался в угол, шипел, обращался то в зверя, то в человека, выпускал когти, скалил зубы, но — не напал. С чем это было связано — так и осталось неизвестным, но епископ записал в «Правилах оборотней», что по отношению к людям у них срабатывает принцип формирования стай. Самки жили всегда отдельно от самцов, и вне короткого ежегодного периода размножения сходились с ними в схватке за территории не на жизнь, а на смерть.