Все реки петляют
Шрифт:
— Стоп! — приказ в машинное. Разворот при движении по инерции и наша пушка окончательно "раздевает" замыкающего. Пара "бомбических" выстрелов по корме на случай, если тамошние канониры заряжают ретирадные орудия — а то они нас с борта ждали.
— Ход! — новая команда в машину, и мы отходим вправо, чтобы не угодить под бортовой залп — противник потерял подвижность, но не боеспособность.
Оставшаяся "нецелованной" парочка успела отбежать почти на милю, привелась к ветру и теперь брасопит паруса на другой галс. Подойти бы к ним прямиком, пока экипажи заняты работами на мачтах, но простреливаемая с "подранка" область не пускает. Обходим по широкой дуге, видим клубы дыма, скачущие по воде ядра — велико расстояние, к тому же качка мешает прицеливанию,
Выбрав подходящий момент наш пушкарь отправляет снаряд по крутой навесной траектории с расстояния, превышающего милю. Отличный выстрел, жалко, что мимо цели — развернувшийся в полёте книппель грозно вспенил воду, не преодолев и половины пути. Но как он завывал!
Второй выстрел получился продольным для переднего супостата. Бомбой, которая зацепила что-то в рангоуте, но взорвалась уже за кормой. И мы снова приняли вправо, чтобы обогнуть короткую кильватерную колонну. Тем временем, пока Софи моталась вокруг двух оставшихся с ходом противников, флейт зашел с кормы к неподвижному подранку и принялся методично избивать его из двух двенадцатифунтовок. Калибр, конечно, не самый крупный, но снаряды-то бомбические. А противнику и ответить нечем, и увернуться невозможно. Конечно, качка и папиным комендорам мешает, однако их сильно выручает малая задержка выстрела — на отцовских орудиях порох поджигают тем же раскалённым стержнем, втыкающимся в запальное отверстие, если дёрнуть за верёвочку. Вскоре наш недоброжелатель начал оседать кормой.
А мы, наконец, сблизились с другим, ещё неповреждённым замыкающим с четверти оборота и удачно влепили книппель, искромсавший сразу два паруса и перерубивший кучу снастей между мачтами, на которых эти полотнища находились. Кстати, всякое подобие строя оба охотника на нас уже потеряли и даже мешали друг другу маневрировать. Зато после недолётного книппеля наш комендор "прочувствовал дистанцию" и удачно попал с четырёх кабельтовых. Конечно, этот снаряд на излёте уже не бреет, но какую путаницу он устроил в такелаже последнего из ещё не "поцелованных"!
Воспользовавшись заминкой, Софи подвела "Энтони" с кормы потерявшего маневренность большого пинасса, и пушкарь технично завершил его стриптиз. Почему она выбрала самого маленького? Да он упорней остальных не давался на цугундер. Другой-то потяжелее, не такой вёрткий.
Третий напоминал галеон, но не чересчур огромный. Напоминал своей неповоротливостью и бестолковой пальбой. Подойти к нему с кормы никак не получалось, из-за активно работающих с неё орудий. Издалека они, конечно, мазали, но проверять опытным путём какова дистанция уверенного попадания совсем не хотелось. Из полудюжины пущенных издалека книппелей мы попали дважды, зашли с носа, распугав прислугу погонных орудий своими маленькими бомбочками. Доработали книппелями ванты, не добившись, однако падения мачт. И принялись лупить по очистившейся от людей палубе зажигательными. Что-то там подожгли — всё-таки теперь в заряде не один стакан напалма, а целых два.
Пока мы канителились, отец разрушил корму пинасса и сменил нашу маленькую шхуну у галеоноподобного толстяка — он очень тонко маневрировал, удерживая и дистанцию и направление, так же, как и мы избегая попадать под раздачу с борта. Когда цель малоподвижна и неуправляема, это возможно, хотя и требует приложения нешуточных трудов. Дело в том, что парусники могут даже задом наперёд двигаться. Потихоньку и недалеко.
Канониры с флейта не стали долго канителиться, а влепили несколько бомб в район ватерлинии прямиком правее форштевня. Три ушли внутрь и там взорвались, а одна, видимо угодила в шпангоут и рванула на обшивке, вырвав кусок около полуметра в поперечнике. Вражеский корабль стал заметно оседать носом, ведь водонепроницаемых переборок сейчас ни у кого нет.
Придирчиво осмотрев окрестности и убедившись, что среди обломков не видно ни одной шлюпки, Софи вернула рупор Ричарду.
— Мистер Клейтон, — произнесла она, — продолжайте следовать тем же курсом, что и ранее.
Дробь! Арчи, гаси шарманку, — добавила она в переговорную трубу. Так уж вышло, что наши жестяные звукопроводы транслируют речь говорящего повсюду, где проходят. Получилась громкая связь.Рич внимательно посмотрел на завихрение воды в месте, где только что пропала из виду корма галеона, и зябко пожал плечами. А сбившиеся в кучку между фок- и грот-мачтами сопровождающие вовсе не выглядели сонными — вовсю глазели на развернувшуюся перед их взорами трагедию и только истово крестились, пугливо втягивая головы в плечи. А с виду — сурьёзные мужики!
На баке крепили по-походному и зачехляли орудие. Пропала вибрация, сопровождавшая работу двигателя. Арчи подкачал сжатого воздуха в ресивер и перекрыл подачу топлива. Инерция коленвала и массивных шестерён выгнала из цилиндров остатки продуктов сгорания, и бульканье от стравливаемого за корму пара прекратилось. На подветренном борту Машка подвесила к бегин-рею рукомойник и теперь отмывала лицо от пороховой гари — она всегда работает вторым наводчиком. Непосредственно наводит Джек, а заряжали сегодня Питер и Рисовальщица. Рулила Кэти.
У нас очень маленький экипаж. В нём пять девочек и четыре мальчика. Поэтому косой фок сейчас поднимает Консуэллка, работая рукояткой лебёдки в кубрике. А грот тоже из-под палубы ставит выбравшийся из машинного Арчи. Остальные заняты наверху — орудие после столь интенсивной пальбы требует к себе исключительно заботливого отношения. Да ещё и планшир себе мы маленько раскалёнными пороховыми газами подпалили, когда пуляли бомбами по корпусу галеона — их приходилась посылать низковато, вот и опустили ствол сильнее, чем следовало.
Глава 32. Туда-сюда
Дальше приключений не было. Ветер свежий, море неспокойное — как раз те условия, при которых наша шхуна заметно отстаёт от папиного флейта, которому пришлось убавить парусов — не хотел отец выпускать из виду кораблик, на котором собрались все его дочки. Нас здорово качало. Сопровождающие лежали с зелёными лицами и ничего не просили. Даже компот из ананасов им не пошёл.
Дежурившие пары стражников выбирались время от времени на палубу, где немного приходили в себя, освобождая желудки за борт… непонятно, от чего они их освобождали, потому что к еде не притрагивались. Случалось, не угадывали с бортом и получали исторгнутое обратно, если оказывались лицом к ветру. Обычно попадало на бороды. То есть "смотрящие" как-то долг свой исполняли, неся постоянные вахты, однако склонности к общению не проявляли. Особенно это окрепло после сшибки в гирле Белого моря — нас сочли душегубами, что недалеко от истины.
Команда же не страдала — или потому, что молодые все, или привыкли. У самой малоопытной — Рисовальщицы — похоже, очень совершенный вестибулярный аппарат. Её как раз подтягивали по тригонометрии, до которой она в школе не добралась. А ещё мы шили себе из белька куртки с капюшонами. Длинные — до середины бёдер, чтобы попу прикрывали, но ногам не мешали. Опыт скорняжных работ сохранился с той памятной зимы, когда вся Англия страдала от морозов. Да и мы не модели на выставку готовили, а защитную амуницию.
Интуиция подсказывала, что лучше бы была одежда из бобровых шкурок, однако их мы с Софи на ярмарке не встретили. Да и не искали специально. Но и этот мех вполне успешно отталкивал воду и неплохо удерживал тепло. Тем более, что наверху вахтенные находились под защитой стен рубки. Почему не крыши? Так её бы грота-гиком снесло. Она ведь не пригнётся, как голова рулевого. А низко делать нельзя — через фальшборт не видно.
После поспешной переделки нашей шхуны в Порт-Рояле девочки не переставали оплакивать передний артиллерийский кокпит, где и умывальник висел над шпигатом одного борта. А рядом с шпигатом другого борта стояло ведро воды, чтобы смыть после себя. Хотя борт для интимного общения с окружающей средой выбирался в зависимости от направления ветра. И воду сюда не захлёстывало благодаря брезенту, который укрывал пушку.