Все романы (сборник)
Шрифт:
Когда пришел Феликс, Маргарита предложила читать Шекспира.
– Если уж я обречена изучать английские стихи, я хочу послушать, что из них можете сделать вы. Рене утверждает, что в вашем исполнении самые плохие звучат великолепно. Это правда, что в Манаусе вы мучили Рене Мильтоном, а он полюбил его? Я послушная ученица, но предупреждаю – Мильтона читать не буду. Это мое окончательное решение.
– Когда у Рене был приступ лихорадки, я развлекал его «Самсоном». Надеюсь, он ему понравился; но, как бы то ни было, эти стихи мне слишком дороги, чтобы расточать их на легкомысленную девицу, неспособную их оценить. Вас ждет «Генрих Шестой» – все три части – в наказание за непочтительность
– Смилуйтесь над ней, – запротестовал Рене. – Это слишком жестоко. Давайте возьмем «Ричарда Третьего», над ним по крайней мере не уснешь.
– Нет, я не позволю обучать свою ученицу бранным словам.
– Боитесь, как бы она не использовала их, если вы засадите ее за Мильтона?
– Да, например «паук раздувшийся» – подходит? Конечно. Но смею заметить, кривая з-злая жаба может оказаться чувствительной. Нет, мы возьмем «Генриха Пятого» – будет урок английского языка, и только – Вы, мадемуазель, будете принцессой Катариной, она тоже недолюбливала английский язык. А Рене будет Флюэлленом.
Рене посмотрел на Феликса и рассмеялся.
– «Коль скоро ваша милость честный человек»? И даже если ваша милость не таковы. Не огорчайся. Ромашка, «Генрих Пятый» – вещь вполне сносная.
– Что-то не верится, – надувшись, ответила Маргарита. Ее и Феликса охватило какое-то буйное веселье. За ужином они наперебой поддразнивали друг друга, а когда со стола было убрано и книги открыты, они никак не могли успокоиться. Пока читался пролог и диалог двух епископов, они вели себя как расшалившиеся дети, подзадоривая друг друга на всякие глупости. Маргарита впервые показала Феликсу, как она умеет перевоплощаться, и архиепископ кентерберийский в ее исполнении был таким великолепным шаржем на отца Жозефа, что при словах:
Господь н ангелы его священный Ваш трон да защитят…Рене расхохотался. Рассуждения о салическом законе она читала и приподнято-торжественном тоне.
Хотя Маргарита никогда не покидала пределов Франции, у нее было прекрасное английское произношение, а легкий акцепт лишь усиливал напыщенность, которую она вложила в заключительные слова архиепископа:
Хвала Вам, храбрецы британские!..Не окончив строки, Маргарита опустила книгу.
– Меня не смущает, что львенок Его отважный жажду утолял В крови французских рыцарей.Мы давно привыкли к этому. Но почтенный старец невыносимо скучен. И Шекспир весь такой?
– Не совсем. Давайте пропустим две-три страницы. Пистоль и Ним понравились Маргарите, но – когда снова появился король, она сделала грустное лицо.
– Боже мой, снова длинные речи! Через мгновение она уже не поддразнивала. Феликс читал речь короля, обращенную к лорду Скрупу Мешему:
А, Скруп! Что мне тебе сказать…Эти слова были произнесены таким глубоким голосом, что заставили Маргариту взглянуть на Феликса. В лице его не осталось ни кровинки.
Ты, Имевший ключ ко всем моим советам И в глубине души моей читавший!«Неужели то была женщина?» – подумала Маргарита, как когда-то Рене. Она посмотрела на брата. Он слушал затаив дыхание, не двигаясь,
завороженный великолепием стихов, переливами чудесного голоса. Глаз Феликса он не видел. Ты лучшее из чувств на свете – веру В людей-сомненья ядом отравил! Ведь если кто казался неподкупным — Так это ты; ученым, мудрым – ты; Кто родом благороден был – все ты же; Казался набожным и кротким – ты!Она слушала, холодея от страха. Нет, то была не женщина. В его сердце таилась незаживающая рана, но нанесла ее не женщина. Она была уверена в этом.
Голос стал суровым и холодным, в нем больше не было недавней страстности:
И ты таким казался, Без пятнышка единого! Набросил Ты подозренья тень своей изменой На лучших из людей.«Подозренья… подозренья…» – содрогаясь, повторяла про себя Маргарита. Казалось, в комнату вошел призрак.
– Ромашка, – окликнул ее Рене, – ты пропустила свою реплику. Ты же герцог Экзетер.
Маргарита торопливо стала читать:
Я арестую тебя за государственную измену…При первых словах миссис Квикли к Феликсу вернулось озорное настроение, но Маргарита до конца вечера оставалась грустной и тревожно поглядывала на Феликса из-под опущенных ресниц.
«Как быстро меняется у нее настроение, – подумал он. – Хорошо, что Рене такой уравновешенный».
Очень скоро Маргарита серьезно увлеклась английской поэзией. Феликс проводил у них два вечера в неделю, и большая часть времени посвящалась чтению вслух. Если Рене бывал дома, они втроем читали в лицах пьесы, а без него Феликс и Маргарита занимались лирическими поэтами. Вскоре она уже познакомилась с лучшими образцами английской поэзии – от народных баллад и пьес елизаветинцев до Вордсворта и Колриджа. Правда, Феликс не сумел заразить ее своей страстью к Мильтону, но Шелли сразу покорил ее воображение.
Однажды, когда они были одни, Маргарита сказала:
– Я хочу, чтобы вы прочитали мне вот это. Я без конца читала эти стихи, даже выучила их наизусть, они все время звучат у меня в ушах, но я не знаю, о чем здесь говорится.
Она выбрала «Будь же счастлив…»
– Эта вещь мне не нравится, – последовал быстрый ответ. – Давайте возьмем что-нибудь другое,
Маргарита с удивлением взглянула на Феликса: такая резкость не была ему свойственна. Потом поняла и поспешно сказала:
– Конечно, как вам угодно.
– Что-нибудь из песен?
– Нет, прочтите первый акт «Освобожденного Прометея». Сегодня мне хочется высокой поэзии.
При первых же величественных строках Феликс забыл о существовании Маргариты; его голос обволакивал ее и ввергал в бушующий водопад строф. Стихи, которые прежде казались ей просто хорошими, теперь потрясали ее, как громовые удары, вещающие о возмездии:
Ну что ж, излей свой гнев. Ты всемогущ…– Знаете, – сказала Маргарита, когда он отложил книгу, – больше всего меня страшит в этой сцене то, что фурии «внутри пустые». Такой ужас даже нельзя вообразить. Не понимаю, как Шелли решился написать это. Каждый раз мне хочется забраться куда-нибудь в щель и спрятаться.