Все, способные держать оружие… Штурмфогель (сборник)

Мы подъехали к рыбному ресторану. То есть три столика, полукруглая стойка, жаровня и кухонька размером с телефонную будку. Над всем этим шатер – ветви исполинского клена. Справа стена из серого дикого камня, увитая плющом и виноградом, узорный парапет по верху стены, парочка сидит на парапете спиной к нам. Разноязыкие детские крики. Плеск воды – где-то рядом.

Зойка взяла жаренную в сухарях камбалу и белое вино, я – разварную кефаль и лимонную воду. Турецкая полиция не любит тех, кто пьет за рулем даже пиво. Константинополь в этом смысле очень строгий город. Вернее, быть пьяным за рулем можно, но тогда необходимо включить все фары и ехать не быстрее сорока километров в час. Днем я не мог себе этого позволить. Впрочем, я чувствовал, что мне еще предстоит многое наверстывать сегодня.

– Ты все время молчишь, – сказала она. – Уже несколько дней. Что-то случилось?

– Не могу понять. Кажется, нет.

– Врешь. Просто не хочешь говорить. Это из-за меня?

Я осторожно, чтобы не звякнуть, положил вилку на край тарелки. Там был нарисован веселый усатый рыбак в красной феске. Надпись гласила: «Когда Аллах создавал рыбу, Он создал ее очень вкусной».

– Нет. С чего ты взяла?

Она засмеялась. Как-то очень невесело.

– Есть много способов понять это. Вот. – Она протянула руку над столиком. – Попробуй-ка до меня дотронуться.

– Зачем?

– Ну давай, давай!

Я постарался сделать это как можно непринужденнее. Наверное, не получилось. Зойка вздохнула:

– Первый прюфинг не прошел. Второй прюфинг…

– Не надо, – сказал я. – Я не пройду и второй, и третий.

– Хорошо, – согласилась она. – Не надо, так и не надо… Здесь хорошо готовят. Надо запомнить место…

Мы садились в машину, когда я вдруг увидел Мехмеда Тунча, нашего соседа по дому, репортера уголовной хроники на одной из городских видеостудий. Я помахал ему рукой, он подошел к нам и поздоровался. Одет он был не в привычные всем зрителям клетчатый пиджак и клетчатую английскую кепку, а в черную трикотажную рубашку и белые брюки.

– Что в городе нового, Мехмед-эфенди? Такого, чего мы еще не знаем?

– Много нового, Миша. И это все длится и длится… – ответил он непонятно, возможно – цитатой из чего-то мне неизвестного. – Говорят, убили Сеит-Ибраима. Этой ночью. Полиция пока молчит, и раисы молчат. В дом никому нет хода…

– Откуда же известно?

– Велик Аллах! Разве может быть скрыто то, что произошло под небом? Все уже всё знают, но полиция молчит, и я не могу делать свой материал. Куда вы едете, дорогой сосед?

– Куда мы едем? – спросил я Зойку.

– Пока все равно, – сказала она.

– Мы можем ехать куда угодно, – предложил я. – Хоть в Абакан. Вы были на космодроме?

– Там нет для меня материала. Если вам не трудно, отвезите меня в Топхане.

– Абсолютно не трудно. Так что там случилось с Большим человеком?

– Найден утром в собственной спальне с перебитым кадыком. Задохнулся. Накануне ему привезли новую девочку. Именно девочку, одиннадцать лет. Теперь ее ищут.

– Девочку?

– Да. Утром девочки не оказалось ни в спальне, ни в доме, ни в парке. А под стеной лежала мертвая собака. Вот такая овчарка. И тоже с перебитым горлом. Раисы сейчас пытаются найти хозяина девочки, но того тоже след простыл. Такая история.

– Ничего себе, – сказала Зойка.

– Я что-то слышал о подобных убийствах, – сказал я. – Только не помню от кого.

– Вот и я помню что-то такое, однако смутно, – сказал Мехмед. – Попробую порыться в архиве. Там, в Топхане, архив городской прессы, – добавил он, как бы извиняясь.

Это я знал. В основном от Петра. Он в этом архиве дневал и ночевал одно время.

Поехал я почему-то не через новый «кружевной» мост, а через старый, султанши Валиде. Расстояние приблизительно такое же, но дорога здесь более тенистая и спокойная. Поэтому я даже удивился, когда навстречу нам попался полицейский мотоциклист, велевший всем освободить левый ряд. Навстречу медленно проехал давешний кортеж. Зойка помахала ручкой, и человек, сидевший в открытом автомобиле, помахал ей в ответ. Он действительно чем-то был похож на меня.

На мосту было много пешеходов. Рабочий день кончился, и многие, работающие в Галате или Пере, а живущие в Истамбуле, предпочитали не пользоваться перегруженной подземкой или вечно переполненными автобусами (парадокс нашего города: сколько бы автобусов ни было на его улицах, они переполнены всегда), а ходить пешком. Тем более что оба старых моста после реконструкции превратились в настоящие магазины. По ту сторону перил висели длинными цепями (разумеется, на неразводящейся части мостов) легкие модули-киоски, где можно было купить все, что угодно, причем дешевле, чем обычно: городской налог здесь не взимался.

Ездить по нему, правда, было тесновато.

Свернув с моста, я вырулил на набережную. Движение здесь было вообще никакое, потому что действовало ограничение скорости. Несколько пестрых туристских автобусов стояли у причала, и веселые голоногие немцы, скандируя: «Тюрингия, Тюрингия, ты всегда с нами!», фотографировались на фоне прогулочного катера. Катер назывался «Галатасарай». Примерно на середине бухты, чуть ближе к тому берегу, на якорях стоял барк «Легенда» – гордость нашего Морского кадетского корпуса. Его восстановили сами мальчишки-кадеты из сущего металлолома, поднятого со дна. Ну, не только кадеты, конечно, – их дядьки и преподаватели вкалывали как каторжные, и от посторонней помощи они не отказывались, так что и я постучал там молоточком и поработал проволочной щеткой, сгоняя ржавчину. Но все-таки кадеты, конечно, были главными. Теперь старшие классы ходили на барке и по Черному, и по Средиземному, а у меня был билет почетного гостя: во время якорной стоянки я мог посещать корабль в любое удобное для меня время…

Мы высадили Мехмеда около архива и поехали дальше. В зеркале я видел, как он остановился у входа и заговорил с кем-то в светлом костюме и больших солнцезащитных очках.

– Давай заедем в «Бальзам», – сказала Зойка.

– Давай… – Мне было все равно.

– У тебя есть деньги? У меня нет.

– Найдем, – сказал я.

«Бальзамом» называли почему-то подножие огромного стадиона, оставшегося от Олимпийских игр восемьдесят восьмого года. Там в дни, когда на стадионе никаких соревнований не происходило, действовал блошиный рынок. В прошлом году Зойка не очень дорого купила у пожилой турчанки грубый кустарный серебряный браслет с тусклыми красными стекляшками. Она носила его несколько месяцев, пока кто-то не догадался рассмотреть поделку внимательнее. Серебро на поверку оказалось самородной платиной, а стекляшки – необработанными рубинами. Возраст браслета определили в тысячу лет, а залоговую цену – в сто пятьдесят тысяч рублей. Зойка до сих пор не решила, что ей с ним делать.

Перу я постарался проехать побыстрее. Я почему-то не люблю Перу. Здесь слишком шибает в нос чужое богатство. Впрочем, есть один уголок, в конце Большой улицы… но он просто связан с хорошими воспоминаниями. Позади весьма уродливого черного здания банка «Босфор» разбит садик: платаны и акация. Посреди садика крошечное озерцо, явно искусственное. На берегу его растет несколько очень старых ив. В озерце плавают белые лебеди. Дорожки посыпаны песком. Скамейки очень удобные, плетеные. Вполне достаточно, чтобы любить это место.