Все способные держать оружие…

Игорь

…говорят, не бывает телепатии. Может быть. Но можно посмотреть в глаза другого человека и в них увидеть то, что отражается в твоих.

Терс совершенно незаметно расслабился и будто упустил что-то из руки, потому что во мне с коротким звуком отдираемого присохшего бинта проснулась память. Как всегда при возвращении стертого – это было ярко до безумия. …Засвистели полицейские свистки, замелькали дубинки. Толпа шарахнулась, девочек оторвало от меня и закружило – впрочем, рядом. Внезапно меня схватили сзади, повисли на руках, подсекли – я упал лицом вниз. Защелкнулись наручники. Я не сопротивлялся, не тратил силы. В конце концов, в моем положении такой вот арест на пару часов, быстрый – суд, штраф в полсотни марок – самое лучшее, что можно придумать. Валечка же вполне способна позаботиться о княжне… Так я думал, пока меня волокли за локти, потом заставили бежать… Но мы пробежали мимо тюремных автобусов, обогнули их – там с распахнутой дверцей стоял легковой «пони». Меня втолкнули на заднее сиденье, один из нападавших сел рядом, другой – за руль, и мы рванули с места, как на гонках. Вот это мне уже не понравилось.

– А в чем вообще дело? – как можно агрессивнее осведомился я.

– Узнаешь, – пообещал мне тот, который сидел рядом со мной. Второй обернулся. До этого момента я еще не успел увидеть его в лицо. Это был Ростислав Иванович, помощник Мориты. Впрочем, мне всегда казалось, что маску хирурга он носит только для того, чтобы скрывать лицо.

– Доктор? Что вы здесь?..

– Все хорошо, мальчик. Расслабься. Больно не будет.

– Минуту! Что случилось?

– Морита – предатель. Японский шпион. Он вас всех запрограммировал. Именно ваша группа должна будет завтра уничтожить «четверку». Понимаешь, Игорь?

– Я… да. Пожалуй, понимаю. Но как это… такое… могло случиться? Ведь у Мориты – всех родных…

– Это легенда. Я, наконец, докопался. Так вот, Игорь… нужно принимать меры.

– Да. Какие?

– Сейчас я тебя перепрограммирую. Часа три времени у нас есть?

– Есть… Постойте! А почему я должен доверять именно вам?

– Если необходимо – можешь поговорить непосредственно с полковником. Связь через трабант, канал защищен. Боря, подержи ему трубку.

Я доверчиво наклоняюсь к трубке… сладковатый запах! Мир опрокидывается на скользящих шарнирах…

Чувство, что тебя, удерживая за пятки, бесконечно роняют спиной вперед в бездоннейшую яму. …Над входом в подвальчик ярко переливался наш рекламный щит: «ЮП – это безупречно!» В радужном треугольнике под щитом менялись буквы:

В-Х-О-Д-Е-I-N-G-А-N-G-В-Х-О… Окна в доме были темны сплошь, только на пятом этаже горел свет в кабинете управляющего. За углом раздался характерный звук набирающего скорость автомобиля – через мгновение этот автомобиль, полыхнув стоп-сигналами, выскочил на перекресток передо мной, с визгом свернул направо и скрылся за следующим поворотом. Похоже было на то, что он отъехал от парадного входа нашего дома. Я метнулся вниз по лестнице. Дверь была приоткрыта, за дверью горел яркий свет, тянуло какой-то химической вонью – я не сразу понял, что это за вонь, потому что увидел лежащего поперек пути Мальцева. В него в упор стреляли из чего-то скорострельного… Я помнил, что пять минут назад поднимался по этой же лестнице, в руке у меня был «Рейнметалл» с глушителем… давай, Игорь, действуй, теперь твоя очередь, сказал доктор, забирая автомат… но эти воспоминания испарялись, замещаясь чем-то другим: человек в клетчатом пиджаке, бегущие в штыковую атаку солдаты в тяжелых, старого образца касках…

Дрожа, как от холода, я вошел внутрь…

Михаил

Что-то между ними произошло, какое-то бессловесное объяснение, при котором я присутствовал в качестве непосвященного. От всего этого у меня вдруг заныла и задергалась рана на плече, да, нужно было перевязать еще вчера…

Зойку я нашел возле штабного фургона. Еще стояли по обочинам военные грузовики, а с десяток гардемаринов толпились, не соблюдая ни строя, ни воинской дисциплины, у откидного трапа, ведущего в наш фургон, и я уже понял, кого там увижу. Впрочем, в количестве я ошибся: не только Зойка сидела там, но и очнувшаяся от тяжкого забытья Мумине, а также крепенькая такая девушка с темной короткой стрижкой и в боевом переднике – Матильда. Ими тремя и восхищались гардемарины.

С трудом проложив себе путь, я сказал Зойке: «Пойдем, перевяжешь»? – и, не дожидаясь ответа, вошел в фургон. Здесь было темно. Гудел кондиционер. На рундуках лежали, укрывшись с головой, двое – из тех, кто участвовал в штурме. Я тихо вытащил из-под стола санитарный ящик, достал зеленый перевязочный пакет и йод. Попытался стянуть рубашку. Как ни смешно, не получилось. Подошла Зойка, помогла. Потом она разрезала бинт, коротким движением отняла от раны повязку.

Было очень больно. До мелькания звездочек. Она что-то делала, я не понимал. Я вернулся, только когда она стала обкручивать мне руку бинтом.

– Пойдем куда-нибудь, – сказал я. – Надо поговорить.

– Да подожди…

– Пойдем.

Я уже не мог выносить запах собственной старой крови.

Гардемарины пропустили нас беззвучно. Должно быть, подумали, что я один из раненых при штурме школы. Хотя… в определенной мере так и есть. Мы отошли к тому месту, где был школьный забор.

– Зойка, – сказал я., – Это все фигня, ты же понимаешь.

Она кивнула.

– Выходи за меня замуж.

– Сейчас?

– Сегодня.

– А…

– Этой ночью начнется конец света.

– Понятно…

– Не веришь?

– Верю. Вот в это – верю вполне.

– Так ты согласна?

– Ну… если ты меня берешь…

– Согласна?

– Да… Да, Мишка. Я… да. Я согласна. Но как же?..

– Найдем. Придумаем. Уговорим.

Мадам Дальон отозвалась не сразу. – Мама? У тебя все хорошо? Ничего не случилось? А почему трубку не берешь? А-а. Нет, я в полном порядке. Слушай, у меня для тебя новость. Я выхожу замуж. За Мишку, конечно. Да. Нет, еще не решили, но я позвоню, так что будь готова. Как – когда? Сегодня, конечно. Ближе к вечеру. Пока! – Зойка сложила телефон и пожала плечами: – Вот и все. А казалось – так страшно…

И мы пошли обратно. Отец и дед (ничуть не старше, оно и понятно) так и сидят за военно-полевым дастарханом. Дед ест хлеб: макает кусочки в сметану и отправляет в рот.

– Родичи, – сказал я. – Только что мадемуазель Дальон приняла мое предложение руки и сердца. Мы приглашаем вас на свадьбу, которая состоится сегодня – еще не знаем где. Если вам это не поперек души – благословите нас… – я опускаюсь на колени, и Зойка опускается рядом, и я чувствую, что она меня поддерживает. – Вы сочиняли нас, – я посмотрел на деда, – и теперь уже не переделать, поэтому… – но нить рассуждений, казавшаяся длинной, вдруг зацепилась и порвалась без каких-то сожалений с моей стороны.

Дед встал. Перевязанная его рука тряслась. И отец встал. Он был выше деда на полголовы и вдвое шире в плечах, но тот брал осанкой. Они переглянулись, и ясно было, что оба растеряны донельзя. Они просто не знали, что надлежит делать в таких случаях.

– Будьте счастливы, – сказал наконец отец. – Благословляю…

– Благословляю, – прошептал дед. Вдруг он повернулся и выставил в небеса фигу. – Вы поняли? Вы поняли, падлы?! Не вышло по-вашему!.. – и закашлялся, затрясся, отец приобнял его за плечо, и стало ясно, что дед плачет.

Зойка, хоть ничего и не знала еще – не знала даже, что это за родич у меня внезапно отыскался, – вдруг тоже шмыгнула. И я понял, что зареву сейчас сам, вот возьму и зареву, хоть это и стыдно, и просто нельзя…

Сзади подъехала и остановилась машина. Хлопнула сдвоенно дверь. Я оглянулся. Это было нормальное городское такси, и из него бешено вырывались, зацепившись чем-то за что-то внутри, Вероника и Сонечка: одна справа, вторая слева. Они были сейчас невероятно похожи.

Отец уже присел на корточки рядом с ними, твердой решительной рукой устраняя препятствия, мешающие ему воссоединиться с семьей. Таксист попытался было возражать, но для смирения нрава ему хватило одного взгляда на оппонента.