Все страхи мира

— Будет исполнено, — ответил Пит, глядя на пустой дверной проем.

— Скорость пятнадцать и восемь, — доложил рулевой.

— Хорошо.

Оба офицера уселись в высокие кресла и взяли чашки с кофе. Вообще-то в происшествии не было ничего пугающего, теперь оно казалось даже захватывающим. Брызги от форштевня, врезающегося в волны, казались удивительно красивыми в лунном свете. Первый помощник посмотрел вниз на палубу. Лишь через несколько секунд он понял, что произошло.

— Включить палубное освещение!

— В чём дело? — Второй офицер поспешил к распределительному щиту, и прожекторы залили палубу ярким светом.

— А, один всё-таки остался…

— Один… — Вахтенный офицер взглянул на палубу. — О-о… Три остальных…

Первый помощник изумлённо потряс головой. Какими словами описать силу простой воды? А ведь это была прочная цепь, и волна разорвала её, словно гнилую нитку. Впечатляюще.

Второй помощник снял трубку телефона и нажал кнопку.

— Боцман, наш палубный груз только что смыло за борт. Осмотрите переднюю часть надстройки и сообщите мне о причинённом ущербе. — Он знал, что добавлять о необходимости осмотра изнутри, не выходя на палубу, не потребуется.

Через час стало ясно, что они отделались на удивление легко. Бревна, смытые волной, ударили в то место надстройки, которое было укреплено мощными стальными бимсами. Повреждения оказались незначительными, понадобится всего лишь сварка и окраска. Впрочем, кому-то придётся рубить новое дерево. Три бревна из четырех были смыты за борт. Японскому храму придётся подождать с новой крышей.

Три огромных бревна, скреплённых вместе железной цепью, остались далеко позади «Джорджа М.». Они всё ещё были сырыми и теперь начали впитывать морскую воду, становясь ещё тяжелее.

* * *

Кэти Райан следила за тем, как автомобиль её мужа отъехал от дома. Время, когда она жалела его, прошло. Теперь она чувствовала себя оскорблённой. Он не хотел говорить об этом — не пытался как-то объяснить, извиниться, вместо этого хотел сделать вид, что… что? Иногда он говорил, что плохо себя чувствует, очень устал. Кэти хотелось откровенно побеседовать с ним, но она не знала, с чего начать. Мужское эго — хрупкая вещь, доктор Кэролайн Райан знала это, а такая тема — самое чувствительное в нём. Наверно, это сочетание усталости и спиртного. Джек — не машина. Он сжигает себя. Кэти заметила первые симптомы несколько месяцев назад. И на службу ему приходится так далеко ездить. Почти три часа ежедневно. Правда, у него шофёр, но всё равно… Три лишних часа в добавление к напряжённой работе вместо того, чтобы пораньше приезжать домой, где его ждут и любят.

Так помогаю я ему или наношу вред? — спрашивала она себя. Может быть, отчасти здесь и моя вина?

Кэти вошла в ванную и посмотрела на себя в зеркало. Ну что ж, она больше не краснощёкий подросток. Вокруг рта и у глаз появились морщины. Следует подумать об очках. Во время работы у неё случались приступы головной боли, и она знала, что причиной могут быть глаза, — в конце концов, она хирург-офтальмолог, — но у неё, как и у всех остальных, вечно не хватало времени, чтобы посетить своего коллегу тут же в Институте Вильмера. Это глупо, признала Кэти. У неё по-прежнему красивые глаза. По крайней мере их цвет не изменился, хотя способности к преломлению пострадали от напряжения, связанного с работой.

Все ещё стройная и тонкая. Не мешало бы сбросить фунта три-четыре или, что ещё лучше, добавить их к груди. У Кэти была маленькая грудь, как и у всех женщин из её семьи, а в мире ценились женщины с грудью, превосходящей размерами вымя коровы Элзи Борден. Её любимая шутка о том, что размер бюста обратно пропорционален размеру мозга, возникла как защитный механизм. Она мечтала о большой груди подобно тому, как мужчины мечтают о большом члене, однако Бог или унаследованные гены не наградили её мощным бюстом. Был ещё способ исправить положение, но Кэти не могла пойти на унизительную операцию — к тому же ей не нравился слишком большой процент осложнений, связанных с впрыскиванием силикона.

Что касается остального… причёска, разумеется, всегда выглядела растрёпанной, но тут уж ничего не поделаешь — хирургическая дисциплина категорически запрещала ей обращать внимание на волосы. Впрочем, они всё ещё были светлыми и шелковистыми, и когда Джек обращал на них внимание, то восхищался ими. Морщинки не портили лица, оно оставалось красивым. Ноги всегда были стройными, а благодаря тому, что ей приходилось много ходить по больницам Хопкинса/Вильмера, даже окрепли. Кэти заключила, что, глядя на неё, собаки не станут лаять ей вслед. Она по-прежнему была привлекательна и знала, что так считают и те, с кем работала. Ей нравилось, что порой студенты-практиканты влюблялись в неё. По крайней мере никто из них не избегал её обходов.

Вдобавок ко всему Кэти была хорошей матерью. Она много внимания уделяла детям, беспрестанно заглядывая в комнаты Салли и маленького Джека, даже когда они спали. Последнее время, когда муж так мало бывал дома, Кэти старалась заменить его, подыгрывала сыну в футбол (узнав об этом, Джек ощутил глубокую вину). Когда было время, она вкусно и хорошо готовила. По дому все делала сама и лишь немногое, по выражению Джека, «сдавала в подряд».

Кэти все ещё любила мужа и не упускала случая напомнить ему о своих чувствах. Ей казалось, что у неё отличное чувство юмора. Она не упускала возможности прикоснуться к Джеку — как у любого хорошего врача, у неё были лёгкие руки. Кэти нравились беседы с мужем, ей хотелось знать его мнение по самым разным вопросам, она не скрывала, что дорожит этим мнением. У Джека не было оснований сомневаться в том, что он оставался её любимым мужчиной. Более того, Кэти любила его с преданностью жены. Она пришла к выводу, что в семейной жизни делала все правильно и не допускала ошибок.

Тогда почему он… почему он не может?..

Лицо в зеркале смотрело на неё озадаченно, скорее с удивлением, чем с обидой. Что ещё я могу сделать? — спросила она своё отражение.

Ничего.

Кэти попыталась выбросить все это из головы. Начинался новый день. Предстоит собирать детей в школу. Надо приготовить завтрак, пока они не проснулись. Конечно, эта часть жизни несправедлива. Она — хирург, даже профессор хирургии, однако одновременно она и мать, которой приходится выполнять материнские обязанности, не разделяя их со своим мужем, — по крайней мере ранним утром рабочего дня. Вот тебе и эмансипация. Кэти надела халат и пошла в кухню. Впрочем, положение могло быть ещё хуже. Дети любили овсянку и предпочитали растворимую, причём ароматизированную. Она вскипятила воду для каши, поставила её на малый огонь и отправилась будить детей. Десять минут спустя Салли и маленький Джек умылись, оделись и пришли в кухню. Салли была первой и тут же включила телевизор на канал диснеевских фильмов. Кэти использовала эти десять минут тишины и спокойствия, чтобы выпить кофе и заглянуть в утреннюю газету.

В правом нижнем углу на первой странице была статья о России. Может быть, подумала Кэти, это одна из причин, так беспокоящих Джека, и решила прочитать её. Вдруг она сможет поговорить с ним, узнать, почему он такой… встревоженный? Может быть, все дело именно в этом?

«…обеспокоены неспособностью ЦРУ представить сведения по этой проблеме. Ходят также слухи о ведущемся расследовании. Представитель администрации подтвердил сообщения о том, что видный сотрудник ЦРУ подозревается в финансовых нарушениях и неразборчивости в своих отношениях с женщинами. Имени этого сотрудника нам не назвали, но утверждают, что он занимает очень видное положение и в число его обязанностей входит координация информации для руководства страны…»

Неразборчивость в отношениях с женщинами? Что это значит? Кто этот «сотрудник ЦРУ»?

Это он.

Видное положение… координация информации…

Это Джек. Её муж. Именно в такой форме указывают на человека, занимающего должность его уровня. В миг прозрения она поняла, что речь идёт о нём.

Джек… неразборчив в отношениях с женщинами? Мой Джек?

Это невозможно.

Но так ли уж невозможно?

Неспособность удовлетворить её, усталость, увлечение алкоголем, невнимательность. Может быть, это и есть причина, по которой он… кто-то ещё увлёк его?