Все свободны!
Шрифт:
— Пойду пешком. Пусть отстанет от Максима.
— Вася любит ходить пешком, ты что, забыл? И действительно, отстань наконец от Максима. Отпусти его на вечер, пусть с детьми погуляет или уроки проверит у них. Раз в год, честное слово. А то его жена еще решит, что вы любовники — все время вместе и вместе. Ладно-ладно. Ты задерживаешься? А знаешь, сегодня мы тебя и не ждем. Да-да. Привет тебе. Целуем. — Она положила телефон на столик. — Извините, Вася, что он мне позвонил, я все-таки старшая жена. Так получилось.
«Как он все подстроил, — думала Вася, — как такое вообще могло быть». Но оно было — со всей невероятной очевидностью.
Тем же вечером Юрий
— Снег? Откуда? Ты что, пешком пришел?
— Нет, Васечка. Просто снег очень сильный. И я еще немного постоял у подъезда… — Но не договорил, а уже сполз на пол, обхватил ее голые подгибающиеся колени.
— Боялся, что ли? — Вася шутила, чтоб не упасть рядом.
— Вы меня правда простили? Обе?
Вообще создавшееся положение — двойной жизни — для Юрия Николаевича было отчаянным. Он, изначально человек очень прямой, теперь действительно шел напролом. И не то чтобы не ожидал, но, по крайней мере, сомневался, что две его тетки так просто договорятся. Для этого не было никаких разумных резонов. Но то ли с тетками ему повезло, то ли время изменилось, то ли пространство совсем уже деформировалось. Но кривое зеркало, вставшее неожиданно перед ним, наконец выровнялось. И он мог жить дальше.
— Тебе обязательно надо поехать домой? — Вася накручивала его волосы на свои пальчики, пока он валялся на полу перед диваном со стаканчиком в руках.
— Обязательно, Лена завтра улетает. Там какая-то выставка у немчуры. — И Вася поняла, что не скоро сбудется, наверное, ее фантазия о субботних кофепитиях со своей новой подружкой — скворцовской женой. — Как славно, что меня не будет в этом их Берлинске или еще каком-нибудь…инске, — продолжил он опасливо, — я буду кайфовать здесь, а Ленка будет кайфовать там и опять без перерыва говорить на немецком, английском, французском… Странно, знаешь, она почему-то не может не говорить на этом своем немецком, английском, французском. Такое — не могу молчать! Как ей это все нравится, не понимаю.
— Тебе не стыдно? Может быть, дело в том, что ты просто плохо понимаешь свою жену?
— Ну, знаешь ли, это моя жена. Как хочу, так и понимаю. — Юрий Николаевич с интересом посмотрел на нее. — И вообще, создается впечатление, ты за нее беспокоишься даже больше, чем за меня.
— Просто она хорошая, и я хочу, чтоб всем было хорошо. — Получится ли все так на самом деле, никто не мог еще знать достоверно. Хотя надежда уже родилась.
— Вот она, женская дружба. Ее метаморфозы. Против меня дружить станете?
— А почему нет? Может, все-таки останешься и завтра с утра поедешь?
— Не подвигай меня на подвиг. Я его, когда надо, и так совершу.
— И действительно, — Вася подпустила в голос ласки, — какая разница — сегодня вечером или завтра утром? А?
— Иногда бывает разница. А в общем, никакой. Но ты совесть имей тоже.
— Да, жизнь у тебя пошла Скворцов — везде поспевать. Мы-то теперь будем сообщать дружка дружке о каждом твоем шаге. Чтоб никуда не делся от нас. Понял?
— Правда, что ли? — Он наигранно оживился.
— А ты как думал? И тебя дурачить.
«Эти две, пожалуй, могут действительно задурачить насмерть». — Но эту мысль Юрий Николаевич не стал разворачивать.
— Слушай, я вот что хотел
спросить. Не хочешь ли ты мне ключ дать? Ну от своей квартиры.— Ключ тебе от квартиры? Обчистить меня задумал?
— Вась, я все-таки здесь бываю… И как-то хотя бы какие-то виртуальные права…
— Ты что, собираешься тут без меня бывать? Ха-ха. Жене сказал, что у любовницы, любовнице, что у жены, а сам работать, работать, работать… Ой, не могу. Это ж точно про тебя. Лучше не придумаешь.
Юрий Николаевич расстроился.
— Ладно, не грусти. Вот, бери ключики. Только помнишь ли ты еще, как самому двери отпирать, какими ключиками какой замок? Или Максиму показать?
— Хватит издеваться. Я пойду, ладно?
— Иди, иди. И Лене привет.
— Обязательно. И вот что еще, забыл про главное. Поедем на выходные в сказку?
— А мы разве еще не там?
— Ну в «Сказку», в «Сказку». Ты что, забыла уже?
— А горку там залили?
— Зальют.
— Тогда поедем.
Юрий Николаевич словно прилип к Васе и все не мог от нее оторваться, пока она сама не выпихнула его за дверь.
— Иди уже. Пока. Целую. И Лену поцелуй, не сачкуй, пожалуйста.
— От тебя.
Над всем этим можно было, наверное, обхохотаться. Если бы все не было правдой.
Когда Скворцов пришел к Лене, голова его была опять заснежена. Он прогулялся по двору загородного дома и выкурил сигарету на воздухе.
И той ночью Лена любила его, как никогда. Или очень давно так любила, в далекой юности, когда жизнь только сулила им радостные открытия. Желание ее было истовым и очень личным. И все безумство происходило даже не в пику сопернице, которую она знала теперь в лицо, и не по ревности. Классическая ревность не проявлялась вовсе. И это не то чтобы пугало. Но было странным, наверное, с точки зрения здравого рассудка.
«И откуда у него столько сил?» — только подумала Лена и сама удивилась, что раньше это не приходило ей в голову, хотя не помнила случая, чтобы он подводил.
— Сколько тратишь, столько и возвращается — закон сохранения энергии, — пояснил Юра. — А иногда, кстати, даже больше. Это его нарушение.
— Скажи, с ней так же хорошо? Что я говорю? Так не может быть, а так же сильно хорошо?
— Свободно — с ней. И с тобой свободно, но по-другому.
Утром Скворцов поехал провожать Лену в аэропорт. Такого давно не случалось. Тоже, пожалуй, с тех самых времен, когда она летала то ли отдыхать с институтскими подружками на полуостров, то ли в столицу из солнечной Кутии. И ему было почему-то приятно. Как, наверное, бывает приятно вспоминать давние победы и подвиги со старинными друзьями за кружечкой хорошего пивка. Да и пиво он уже не пил лет сто, кстати. И они его, этого пива, как раз выпили в одном из буфетов, что наоткрывались в аэропорту. Хорошего пива. С удовольствием.
— Не грусти, — на прощание сказала Лена.
— Сама не грусти.
— Ты же знаешь, я там отдыхаю. Мне там хорошо. Это мой мир. Тот мир — мой. Пока.
Он выбежал на стоянку, прыгнул на ходу к Максиму, и они газанули к центру города.
— Максим, скажи, — Скворцов прикурил сигаретку и хитро улыбнулся, — ты не заметил у меня раздвоения личности?
— У вас, Юрий Николаевич, под одной крышей два чердака.
— Так все просто, да?
Максим вздохнул. Он любил Лену. Но Вася ему тоже нравилась. В этой ситуации крыша ехала и у самого Максима. Тем временем, жестко переключив раздвоенное сознание, Скворцов зашел в свой «оловянный скворечник», который строил всю жизнь и где только в последнее время и был единым целым.