Все тайны Третьего Рейха

Кенигсберг пал. Ляш сразу же был взят под стражу и отправлен в ленинградскую тюрьму. Для него война кончилась долгим и тяжелым пленом. Дорога в этот плен одним из прошедших ее была описана так: «Дома горели, чадили. Мягкая мебель, музыкальные инструменты, кухонная утварь, картины, фарфор — все это было выброшено из домов и продолжало выбрасываться. Между горящими танками стояли подбитые автомашины, кругом валялись одежда и снаряжение. Тут же бродили пьяные русские. Одни дико стреляли, куда попало, другие пытались ездить на велосипедах, но падали и оставались лежать без сознания в сточных канавах с кровоточащими ранами. В дома тащили плачущих, отбивавшихся девушек и женщин. Кричали дети, зовя родителей, мы шли все дальше и дальше. Перед нашими глазами представали картины, описать которые невозможно. Придорожные кюветы были полны трупов. Мертвые тела носили следы невообразимых зверств и изнасилований. Валялось множество мертвых детей. На деревьях болтались повешенные — с отрезанными ушами, выколотыми глазами. В разных направлениях вели немецких женщин. Пьяные русские дрались из-за медсестры. На обочине шоссе под деревом сидела старуха, обе ноги у нее были раздавлены автомашиной. Горели хутора, на дороге валялся домашний скарб, кругом бегал скот, в него стреляли, убивая без разбора. До нас доносились крики взывающих о помощи.

Помочь мы ничем не могли. Из домов, подняв в молитве руки, выходили женщины, русские гнали их назад и стреляли в них, если те уходили не сразу. Это было ужасно. Такого мы не могли даже предполагать. Сапог ни у кого уже не было, многие шли босыми. Раненые, о которых никто не заботился, стонали от боли. Почти все неимоверно мучились от голода и жажды. Со всех сторон в колонну военнопленных протискивались русские солдаты, отбирая у кого шинель, у кого фуражку или бумажник с его жалким содержимым. Каждый хотел чем-нибудь поживиться. „Уры, уры!“ (часы) — кричали они. Мы были отданы на их произвол».

Но части немецких солдат, в основном молоденьких, из «Гитлерюгенда», удалось прорваться к порту Пилау. Эти защитники крепости стремились на запад, к сердцу Германии, они еще верили в победу. Именно им выпала судьба защищать Берлин. Участь Кёнигсберга разделила и другая немецкая «крепость» — город Бреслау. О том, что Бреслау — крепость и должна остановить «большевистские орды», горожане узнали 21 января 1945 года.

До этого Бреслау был городок как городок. Теперь он стал крепостью, а крепости обороняют до последнего патрона и до последнего защитника. Руководил обороной гауляйтер Карл Ханке. Взрослых защитников в городе не хватало, поэтому оружие получили все бойцы «Гитлерюгенда» — совершенно мальчишки. Русские прорвали немецкую оборону и двигались к Берлину, обтекая Бреслау. Крепость держалась. В феврале началась блокада, поскольку теперь город находился на русской территории. Многократно русские войска штурмовали Бреслау, но взять никак не могли. А ведь количество защитников было невелико — 200 000 человек. Каждый дом, каждая улица, каждый этаж, каждая церковь стали ареной боя, когда русские все же смогли пробиться в город. Сражения шли даже на кладбище. Защитники строили укрепления из могильных плит. Солдатами в Бреслау стали все, кто мог стрелять. Мальчишки, бойцы «Гитлерюгенда», сражались наравне со взрослыми. Русская авиация практически снесла город с лица земли, но защитники не покинули развалины, теперь их крепостью были останки зданий.

20 апреля в крепости Бреслау отметили 56-летие Гитлера. Защитники обещали ему, что не сдадутся. 2 мая стало ясно, что дольше «крепость» не выдержит. Мертвых в городе было уже больше, чем живых. Но вот ведь вера мальчишек в своего вождя (они не знали, что его больше нет): когда парламентарии отправились на переговоры с советским командованием, воины «Гитлерюгенда» встали на их пути и направили на них оружие. И пропустили только тогда, когда их командир дал на это приказ. И то, пропуская парламентариев, они цедили сквозь зубы много нехороших слов о трусости и предательстве.

Город сдался 6 мая.

Рейх капитулировал 8 мая.

Вражеское кольцо вокруг Берлина смыкалось с апреля. Именно здесь, в подземном бункере находился создатель Рейха Адольф Гитлер. Отлично понимая, что сопротивление ничего не даст, Гитлер приказал уничтожать по всей стране «военные, транспортные, промышленные объекты, объекты связи и снабжения, а также материальные ценности».

Этот приказ имел название «план Нерон».

«Это был смертный приговор немецкому народу, — говорит Шпеер, — принцип „выжженной земли“ в наиболее резкой форме. Меня самого эта директива лишала полномочий, все мои приказы, направленные на сохранение промышленности, однозначно дезавуировались. Осуществление мер по уничтожению объектов теперь возлагалось на гауляйтеров. Последствия трудно было бы себе представить, на неопределенное время без электричества, газа, чистой воды; без угля, без транспорта. Все железнодорожные пути, каналы, шлюзы, доки, корабли, паровозы уничтожены. Даже если где-либо промышленные объекты и уцелели бы, они ничего не могли производить из-за недостатка электричества, газа и воды; никаких запасов, никакой телефонной связи, короче говоря, отброшенная к временам Средневековья страна». Инструкция Гитлера предписывала «уничтожение всех средств связи не только вермахта, но и имперской почты, имперской железной дороги, имперского управления водных путей, полиции и районных электростанций. Посредством „подрывных работ, поджога или механического разрушения“ должны были быть приведены в „состояние полной негодности“ все центральные телефонные и телеграфные станции и усилители, а также коммутаторы кабелей дальней связи, мачты радиостанций, антенны, принимающие и передающие устройства. Даже временное восстановление связи в оккупированных противником областях должно было стать невозможным, потому что по этому приказу полному уничтожению подлежали склады запчастей, кабеля и проводов, но и схемы разводки кабеля и инструкции по эксплуатации приборов…»

«Как бы для иллюстрации того, что должно было произойти в Германии по воле Гитлера, — пишет Шпеер, — я получил непосредственно после этой беседы телеграмму начальника транспортной службы, датированную 29 марта 1945 г.: „Цель состоит в создании „транспортной пустыни“ в оставляемых нами областях… Недостаток материалов для проведения подрывных работ делает необходимым проявление изобретательности для использования всех возможностей с целью произвести разрушения трудноустранимого характера“. Сюда относились специально перечисленные в директиве любые мосты, железнодорожные пути, централизационные посты, все технические сооружения на сортировочных станциях, депо, а также шлюзы и судоподъемники на всех наших маршрутах. Одновременно должны быть полностью уничтожены все локомотивы, пассажирские и товарные вагоны, все торговые суда и баржи. Затопив их, предполагалось создать мощные запруды на реках и каналах. Следовало использовать любые боеприпасы, прибегать к поджогу или подвергать важные детали механическому разрушению. Только специалист может определить, какая беда обрушилась бы на Германию, если бы был осуществлен этот тщательно разработанный приказ. Эта директива также показывала, с какой педантичностью претворяли в жизнь каждый общий приказ Гитлера».

Понимая, что Гитлер обрекает народ на смерть, некоторые генералы поступали разумно, отправляя все приказы в мусорную корзину. Но многие приказам следовали. Бомбежка союзников с не меньшим упорством, чем Гитлер, стирала с лица земли целые города. Так Рейх подошел к крайне малой фазе своего существования: он был теперь только внутри Берлина.

Гитлер изменился, по словам Феста, «…все, кто был очевидцем тех недель, единодушны в своих описаниях Гитлера и отмечают в первую очередь его согбенную фигуру, серое лицо с тенями под глазами и становившийся все более хриплым голос. Его обладавший раньше такой гипнотической силой взгляд был теперь опустошенным и усталым. Он все более явно переставал сдерживать себя, казалось, самопринуждение к стилизации в течение столь многих лет мстило теперь, наконец, за себя. Его китель часто был заляпан остатками еды, на впалых старческих губах виднелись крошки пирожного, а когда он, слушая доклад, брал в трясущуюся левую руку очки, то слышно было, как они постукивают по крышке стола. Иной раз, словно уличенный в чем-то, он откладывал их тогда в сторону; держался он только благодаря своей воле, а из-за дрожи в конечностях мучился не в последнюю очередь именно потому, что она противоречила его убеждению, будто железная воля может превозмочь все».

Стали появляться гораздо худшие симптомы неизбежной и скорой смерти: к мистике обратились прежде вполне нормальные люди. Фест писал: «С приближением конца склонность искать знаки и надежды вне реальности вышла за рамки литературы, заполнила все вокруг и в очередной раз продемонстрировала покрытую флером современности иррациональность национал-социализма. Лей сделался в эти первые дни апреля страстным ходатаем за некоего изобретателя „лучей смерти“, Геббельс обращался за советом к двум гороскопам, и в то время как американские войска вышли уже в предгорья Альп, отрезали Шлезвиг-Гольштейн и была сдана Вена, из противостояний планет, восходов светил и их двойных прохождений вновь мерцали надежды на великий перелом во второй половине апреля. И вот, будучи еще во власти этих параллелей и прогнозов, вернувшийся во время воздушного налета после поездки на фронт Геббельс, поднимаясь при свете пожарища по ступенькам своего министерства пропаганды, узнал, что умер американский президент Рузвельт. „Он был в экстазе“, как вспоминал потом один из офицеров, и тут же приказал соединить его с бункером фюрера: „Мой фюрер, я поздравляю вас, — кричал он в трубку— Звезды предсказывают, что вторая половина апреля принесет нам переломный момент. Сегодня — пятница, 13 апреля. Это переломный момент“».

От Гитлера стали отказываться, открещиваться: в конце марта от него отказался верный Генрих, предпочитая купить себе жизнь и (а вдруг?) свободу за тех несчастных евреев, которые имелись еще в некоторых лагерях смерти; отказался и вальяжный толстый Герман, отказывались генералы, бросая фюрера в Берлине на произвол судьбы и исчезая на просторах опустошенной Европы, отказывались офицеры рангом пониже, потерявшие в него всякую веру, отказывались солдаты, которые устали воевать и не хотели умирать верными фюреру в апрельские дни, когда русские шли на город, осталась горстка людей в бункере и мальчишки и девчонки из «Гитлерюгенда» — их так хорошо воспитали, что они не могли отказаться от любимого вождя.

Русские бросили на Берлин 2,5 миллиона человек, 6250 танков и штурмовых орудий, 41 000 орудий и минометов, 7500 боевых самолетов. Берлин был объявлен крепостью 23 апреля 1945 года, комендантом крепости Берлин стал генерал Вейдлинг. Силы были слишком неравны: 44 000 солдат вермахта, 42 000 ополченцев и 5000 малолетних бойцов «Гитлерюгенда». Многие мальчишки и девчонки Рейха были вооружены единственным доступным оружием — фаустпатроном. Это оружие, по сути, было взрывателем, вместе с которым погибал и тот, кто его применил. Именно мальчишки еще 16 апреля встретили русских на Зееловских высотах, именно там они вели кровопролитные бои и гибли один за другим за своего фюрера. Теперь они сражались внутри городской черты. Но как бы ни складывалась обстановка вокруг Берлина, Гитлер нашел силы показать своему народу, что он еще жив. 20 апреля в день своего рождения он принял в бункере представителей от «Гитлерюгенда», вручил награды, поблагодарил за службу, посмотрел несколько минут на два десятка изможденных мальчишек, сделал знак своей собаке и удалился. Больше общаться со своим народом и своими солдатами он не выходил. В то же день, 20 апреля, решилось, уедет ли Гитлер в альпийский Оберзальцберг, чтобы оттуда вдохновлять народ на борьбу, или же останется в Берлине. Геббельс умолял его остаться с защитниками, все остальные просили ровно об обратном. Гитлер выбрал совет Геббельса. «Как смогу я призывать войска к решающей битве за Берлин, — сказал он, — если сам буду в этот момент в безопасности?!» Гиммлер, Геринг, Шпеер, Риббентроп, генералы люфтваффе — все покинули его тем же вечером.

«Последнюю свою надежду, — пишет Хене, — Гитлер возлагал на СС. Склонясь с лупой над картой, он бормотал: „Штайнер, Штайнер!“ Дрожащий его палец уткнулся в северо-восточное предместье Берлина, где находился обергруппенфюрер и генерал войск СС Феликс Штайнер с остатками разгромленных частей». От «армейской группы Штайнера» фюрер ожидал освобождения полуокруженного Берлина.

21 апреля Гитлер приказал Штайнеру выступить из Эберсвальде на юг, прорвать фланг наступавших советских войск и восстановить оборонительные позиции на юго-востоке Берлина.