Все в его поцелуе

Уэст не мог до конца поверить в то, к чему пришел в своих умозаключениях, но, кажется, во всем существовала своя закономерность. И в четыре года, и в двадцать четыре мисс Эшби могла совершать безумные героические поступки.

– Ты забралась мне на спину, – заключил он, теперь уже окончательно вспомнивший все. – Ты приняла удар на себя.

Рия не могла выдержать его взгляда. Смущенная, она отвернулась и попыталась стряхнуть его пальцы с шеи, но он продолжал крепко держать ее – не больно, но крепко.

– Ты принял за меня много ударов, – объяснила она.

– Они не из-за тебя. Герцог, все остальные… думали, что я столкнул тебя в озеро. Удары предназначались мне. – Он намотал на руку тяжелую прядь ее волос и лишь немного потянул на себя, чтобы она наклонилась к нему ближе. И, как он и хотел, она вытянулась вдоль его тела. – Ты была совсем маленькой. Что ты на самом деле помнишь о том дне? Я хочу сказать: что ты помнишь сама, а не то, что тебе рассказали?

– Ты совсем не прав. Моя память о том дне на удивление ясная и является одним из моих первых воспоминаний. Случившееся тогда никогда не обсуждалось, даже когда я спрашивала. Я знаю несколько версий событий от разных людей. – Она положила ладонь ему на щеку, разгладила его лицо, сделав его черты как бы мягче. – Я помню, что я бежала и падала, потом вставала и бежала снова. Я помню солнечные блики на озере и помню, что подумала обязательно пройти по воде, как по зеркалу. Представь, как я удивилась, когда не обнаружила под ногами твердой почвы. Иногда мне кажется, что я до сих пор чувствую привкус озерной воды, щекочущей мне ноздри. Ты нашел меня, вытащил, и пока меня передавали матери, тебя вытащили из воды и избили. Неужели ты думаешь, что я могла подумать, что тебя наказали не из-за меня?

– Они решили, что я толкнул тебя в воду, – повторил он. – И возможно, так и произошло. Я не мог поймать тебя, и потому я прыгнул. Могло случиться так, что… – Он замолчал, потому что Рия затрясла головой:

– Нет, неправда. Я знаю, что не ты толкнул меня. Я подтвердила бы, если бы могла говорить. Но я могла лишь плакать. Ты знаешь, я помню все так ясно, словно это случилось вчера. Помню перекошенное гневом багровое лицо герцога, черты которого изменились почти до неузнаваемости, он был страшен. Я сама его испугалась.

– И в то же время ты сделала то, что не сделал ни один из тех, кто видел, как меня истязают. Я думаю, что он мог бы убить меня, если бы ты не приняла на себя удар. Может, то, что он ударил тебя, только и привело его в чувство.

– Да, мне так и сказали, – задумалась она. – Я не помню, как я соскочила с материнских рук, не помню больше ничего. Лишь помню, как проснулась много позже. Рану на моем плече и на голове уже зашили. Моя мама сидела рядом со мной у кровати, но я помню, что герцог тоже находился там и что он не отходил от меня, пока я не уснула.

Слова Рии не произвели на Уэста впечатления.

– Кто тебе объяснил, что произошло с тобой?

– Мне долго вообще никто ничего не объяснял. Или, по крайней мере, никто не говорил мне правды. Мне сказали, что я ударилась, когда упала в озеро. Говорили про острый камень или подобную чепуху. Но, в конце концов, правду мне рассказал Уильям, лорд Тенли, не потому, что хотел, а потому, что я так его доняла однажды, что он просто взял и проболтался. – Рия ответила на молчаливый вопрос Уэста. – Он рассказал мне, что вскоре после смерти родителей меня отправили жить в Амбермед, к герцогу. Лорд Тенли таким образом отомстил мне за то, что я не ответила на его чувства. Он нашел единственный способ унизить меня, сказав, что меня приютили в его доме из жалости, потому, что герцог хочет как-то искупить свою вину.

– Ты немедленно отправилась к герцогу за подтверждением, – спросил Уэст, – или только пригрозила лорду Тенли, что пойдешь?

Рия сдержала улыбку, она показалась ей неуместной.

– Последнее. Тенли заметно присмирел. – Улыбка ее померкла. – А ты? – спросила она, и лицо ее вдруг стало очень серьезным. Лорд Тенли рассказал, как быстро все уехали с озера. Сам герцог поднял ее со спины Уэста и унес в карету. Если и находился среди них кто-то, кому стало жаль истекающего кровью мальчика, то в присутствии герцога все молчали. – Что стало с тобой, когда мы ушли?

Уэст пожал плечами:

– Я очнулся на закате и побрел домой. Моя мать выбранила меня за то, что я оказался там, где герцог устраивал пикник, выходила меня и поклялась, что не позволит ему посещать коттедж. Герцог пришел тремя днями позже, я еще лежал, прикованный к постели; Я сделал вид, что не знаю, что он побывал у нее, а она сделала вид, что мне поверила.

– Прости, – прошептала Рия. – Хотела бы я…

Он покачал головой, призывая ее замолчать.

– Ты ни в чем не виновата. Не так легко сознавать главную причину отцовского наказания, состоявшую лишь в том, что я его сын, а не в том, что, как ему представлялось, я сделал с тобой. Он бы постарался меня убить, даже если бы тебя там не было. – Уэст коснулся губами ее губ. – Ты стала его оправданием, возможно, но и моим ангелом-хранителем.

Рия, приоткрыв губы, поцеловала его долгим влажным поцелуем.

Желание возникло обоюдное, став началом прелюдии. Она знала его тело теперь лучше, знала, какой будет его отклик, если она поцелует его в губы, в шею, за ухом. Она проверяла свои знания практикой. Пальцы ее слегка царапали его грудь. Она провела ладонью по внутренней части его бедра, поцеловав его в живот. И, делая так, она тоже получала удовольствие, потому что, отдавая, она ни в чем себе не отказывала.

Погладив его по спине и ощутив под пальцами рубцы там, где кожа плохо срослась, Рия прижалась губами к его сердцу, где рана только начала затягиваться.

Он смотрел в потолок сухими глазами и чувствовал, как что-то происходит, меняется в нем от прикосновения Рии, что-то рождается в нем. На мгновение он просто стал тем, кем был, а в следующее мгновение уже принадлежал ей.

Уэст пропускал сквозь пальцы ее шелковистые волосы и гладил ее затылок. Когда она подняла голову, он встретился с ней взглядом. Улыбаясь, она накрыла его рот поцелуем.

Он взял инициативу на себя, и все сразу переменилось. Он немедленно почувствовал ее отклик на свое желание. Нежность уступила место дразнящим ласкам, игривость – настойчивости.

Вытащив подушку из-под головы Рии, он перевернул ее на живот. Она опустила голову на ладони и закрыла глаза. Она еще больше ощущала его. Больше, чем прежде. Предвкушение его прикосновения так возбуждало ее, что было уже не важно, в каком месте он ее коснется, важно лишь, что коснется.

Он не стал торопиться. Он очень осторожно ласкал ее ладонями и губами, гладя ее тело весьма избирательно. Он судил о ее готовности по малейшему изменению ритма ее дыхания и тем негромким горловым звукам, что срывались с ее губ.

Рия сжала руки в кулаки, и бедра ее приподнялись. Она сбросила подушки и почувствовала, что сзади происходит какое-то движение. Он накрыл ладонями ее ягодицы, она закусила губу. Предвкушение его прикосновения становилось почти невыносимым ожиданием его ласки, ожиданием того момента, когда он войдет в нее. Он контролировал каждое свое движение, сочетая его с накалом страсти, который она не могла не ощущать, и тем самым обезоружил ее. Она резко подалась назад и забрала его всего в себя, удерживая так, как он когда-то ее научил. Он склонился над ней, поцеловал в затылок и прошептал что-то ей на ухо, отчего она, хотя не могла разобрать слов, вся таяла.