Всё в прошлом. Теория и практика публичной истории
Шрифт:
Призыв одного из основателей экологической истории Дональда Уорстера выйти за стены университетов и архивов на свежий воздух полей, купить кроссовки и не бояться испачкать их в придорожной пыли стал неформальным девизом экологических историков [25] , которые с течением времени все охотнее включают в свою методологию изучение на местности (place-based learning), частью которого обязательно становится общение с местными экспертами и публикой [26] .
25
Worster D. Appendix: Doing Environmental History. Doing Environmental History // The Ends of the Earth: Perspectives on Modern Environmental History / Ed. by D. Worster. Cambridge: Cambridge University Press, 1989. P. 289–308.
26
Moon D., Breyfogle N.B., Bekasova A., Lajus J. Place and Nature: An Introduction // Place and Nature: Essays in Russian Environmental History / Ed. by D. Moon, N.B. Breyfogle, A. Bekasova. Old Vicarage, Winwick, Cambr.: White Horse Press, 2021. P. 1–24.
Объединяет оба направления еще и то, что они так или иначе декларируют свою задачу служить человечеству, обеспечивая «пригодное к употреблению прошлое» (usable pasts) [27] . При этом самый полезный вклад, который историки могут внести в практические вопросы современности, – это продвигать сложное, а не редукционное мышление. Они являются экспертами в решении сложных проблем, так как постоянно работают над тем, чтобы понять проблемы, которые имеют не одну причину, и предложить
27
Мак-Нилл Дж. Р. О природе и культуре экологической истории // Человек и природа: Экологическая история: Сборник переводов / Под ред. Д.А. Александрова, Ф.-Й. Брюггемайера, Ю.А. Лайус. СПб.: Алетейя, 2008. С. 23–83.
28
Worster D. Uses of Environmental History .
29
Swart S. Feral historians? Uses of Environmental History uses-of-environmental-history-sandra-swart/].
Теория
Одна из первых дискуссий об отношениях публичной истории к проблемам окружающей среды была опубликована в 1993 году в журнале NCPH The Public Historian в качестве президентского обращения Мартина Мелози, который был сначала президентом NCPH, а затем президентом ASEH [30] . К этому времени в США основные комиссии и агентства, имеющие отношение к охране природы (The Environmental Protection Agency, National Park Service и другие) и к проблемам загрязнения, в том числе ядерного (Nuclear Regulatory Commission), уже включили в свой штат историков. Исторический отдел был создан и в инженерных войсках США (US Army Corps of Engineers). Также многие историки консультировали частные компании. В своем обращении Мелози предостерегал историков от слишком буквально взятой на себя роли единственных «адвокатов» природы и призывал к укреплению связей между экологическими и публичными историками, которые, по его мнению, еще не достигли продуктивного взаимодействия ни с эмпирической, ни с методологической точки зрения. Но главная проблема заключалась в том, что ни тем ни другим не удавалось в достаточной мере привлечь внимание широкой аудитории. Основной призыв Мелози звучал так: «Давайте сделаем экологическую историю инструментом для того, чтобы ценность истории в целом стала более понятной для публики. Давайте позволим нашей профессии, такой богатой своим содержанием, предложить руководство в понимании сущности отношений человечества с окружающим его физическим миром» [31] .
30
Melosi M.V. Public History and the Environment // The Public Historian. 1993. Vol. 15. № 4. P. 11–20.
31
Ibid. P. 20.
Через десять лет Мелози вместе со следующим президентом NCPH Филипом Скарпино выпустили сборник под названием «Публичная история и окружающая среда» [32] . В нем работа экологических историков в публичной сфере была рассмотрена в рамках следующих направлений: сохранение ландшафтов; менеджмент культурных ресурсов; юридическая поддержка восстановления окружающей среды; музеи, медиа и исторические общества; анализ экологической политики; работа с экологическим движением. Оценивая путь, который обе дисциплины проделали за десять лет, Мелози и Скарпино отметили, что публичная история уступает экологической по глубине и масштабам исследований, но зато гораздо успешнее вовлекает в диалог широкую публику. Они снова подчеркнули, что рассматривают экологическую историю в первую очередь как способ мышления и инструмент, которым должны уметь владеть публичные историки.
32
Public History and the Environment / Ed. by M.V. Melosi, Ph.V. Scarpino. Malabar, Fla.: Krieger Publishing Co., 2004.
В 2004 году NCPH впервые провел объединенную конференцию с ASEH на тему «Пространства культуры и места природы». По ее результатам был опубликован специальный выпуск The Public Historian, заголовок вводной статьи к которому уже содержал несогласие с описанными выше установками. Он выводил экологическую историю в публичное поле как самостоятельного игрока [33] . В статье были заданы «зеркальные» по отношению к заявлениям Мелози вопросы: какие возможности может предложить публичная история экологическим историкам? Как экологические историки могут адаптировать к своим нуждам подходы публичной истории с целью распространения исторических знаний? [34] Статьи, собранные в выпуске, показывали на примерах то, как экологические историки конструктивно вовлекались в политические дебаты и взаимодействие с экспертами и политиками по вопросам использования природных ресурсов и охраны среды. Таким образом, в качестве аудитории публичной экологической истории были показаны другие профессионалы, в первую очередь ученые, инженеры, менеджеры корпораций.
33
Christen C.A., Mighetto L. Introduction: Environmental History as Public History // The Public Historian. 2004. Vol. 26. № 1. P. 9–19.
34
Ibid. P. 10.
Важнейшим вопросом для функционирования такой публичной истории стала необходимость дистанции историка и сохранения его критической позиции. Так, Уильям Кронон, один из самых известных экологических историков, который в 2012 году стал президентом Американской исторической ассоциации (American Historical Association, AHA), подчеркивал важность использования наработок экологической истории для текущей политики, но предупреждал о том, что историки не могут анализировать прошлое, рассматривая как данность те самые категории, которые должны подвергать критике [35] . Для экологических историков, работавших в корпорациях, основной проблемой стало балансирование между нуждами корпорации и требованиями исторического сообщества к качеству производимого знания. Одним из способов такого балансирования рассматривалось критическое отношение к тем вопросам, которые корпорация и ее публика ставят перед историком, и возможности историка их переформулировать, расширить или, наоборот, сфокусировать, не следуя полностью за вопросами и интересами пусть и профессиональной, но не сведущей в истории аудитории.
35
Cronon W. The Uses of Environmental History // Environmental History Review. 1993. Vol. 17. P. 5–6.
Еще одной важной особенностью экологической истории как публичной истории – и даже преимуществом, которое экологические историки смогли принести в эту область, – стала необходимость коллективной работы и особенно вхождение историков в междисциплинарные коллаборации. Эта особенность экологических историков, способных использовать в качестве исторических источников научные данные, расчеты инженеров и собственные полевые наблюдения, неоднократно подчеркивалась отцами-основателями дисциплины [36] . Авторы рассматриваемого выше выпуска The Public Historian отмечают, что представленный подход к взаимодействию экологической и публичной истории не единственно возможный, и отсылают к другим публикациям, например к обзору о месте экологической истории в музеях [37] .
36
Opie J. Environmental History: Pitfalls and Opportunities // Environmental Review. 1983. № 7. P. 8–16; Crosby A.W. The Past and Present of Environmental History // The American Historical Review. 1995. Vol. 100. P. 1177–1189.
37
Stine J.K. Placing Environmental History on Display // Environmental History. 2002. Vol. 7. P. 566–588.
В XXI
веке дискуссии о наиболее действенном проникновении экологической истории в музеи, с ее возможностью показать исторический контекст экологических проблем и прописать сюжеты непростого движения «от эксплуатации природных ресурсов к устойчивому развитию», становятся важным направлением историографии [38] . Становится очевидным, что нарративы экологической истории, рассказанные средствами музеев, а также показанные в национальных парках, способны содействовать углублению понимания широкой публикой причин, последствий и сложности экологических проблем – и тем самым углублять дискуссии в области экологической политики [39] . Публичные историки, в свою очередь, также все больше стали интересоваться темами, связанными с экологическим просвещением. Они предсказывают, что в том числе в этой связи им все больше придется использовать в своей работе транскультурные и трансграничные темы [40] . Одной из таких центральных тем, несомненно, становится климат [41] .38
Robin L. The Love-Hate Relationship with Land in Australia: Presenting “Exploitation and Sustainability” in Museums // Nova Acta Leopoldina. 2013. NF 114. № 390. P. 47–63.
39
Meringolo D.D. Museums, Monuments, and National Parks: Toward a New Genealogy of Public History. Amherst: University of Massachusetts Press, 2012; Robin L., Smith M. Australian Environmental History: Ten Years On // Environment and History. 2008. Vol. 14. № 2. P. 136–137.
40
Stine J. Public History and the Environment // The Oxford Handbook of Public History / Ed. by P. Hamilton, J.B. Gardner. Oxford: Oxford University Press, 2017.
41
Cameron F., Hodge B., Salazar J.F. Representing Climate Change in Museum Space and Places // WIREs Climate Change. 2013. Vol. 4. № 1. P. 9–21; Holmes K., Gaynor A., Morgan R. Doing environmental history in urgent times // History Australia. 2020. Vol. 17. № 2. P. 230–251.
Практики
Проекты в области публичной экологической истории могут быть условно разделены на несколько групп: информационные – подкасты, блоги, энциклопедии; охраняемые ландшафты; музеи и выставки; фильмы и другие медиаформы. В этой главе я фокусируюсь на выставочных и музейных проектах, включая музеи-заповедники и парки; ссылки на многие другие ресурсы в области экологической истории можно найти на портале Центра изучения окружающей среды и общества имени Рейчел Карсон (The Rachel Carson Center for Environment and Society) Университета Людвига Максимилиана в Мюнхене [42] . На портале находится и постоянно пополняемая интерактивная платформа «Аркадия», где публикуются короткие иллюстрированные тексты, которые рассказывают истории мест и событий, связанные с взаимоотношениями человечества и окружающей среды [43] . Тексты присылают исследователи со всего мира, они проходят рецензирование, есть поисковая система – интерактивная карта и таймлайн. Там же можно посмотреть виртуальные выставки – более длинные нарративы, сопровождающиеся богатым визуальным материалом. Так, автор этой главы принимала участие в создании выставки, которая представляет сравнительную историю отношений между столицами Российской и Австро-Венгерской империй – Санкт-Петербургом и Веной – и реками, протекающими через них, – Невой и Дунаем [44] .
42
[www.carsoncenter.uni-muenchen.de/about_ rcc/index.html].
43
[www.environmentandsociety.org/arcadia].
44
[www.environmentandsociety.org/exhibitions/ neva-and-danube-rivers].
В Мюнхене же был реализован один из самых крупных публичных проектов экологического просвещения – выставка «Добро пожаловать в антропоцен: Земля в наших руках», проходившая в Немецком музее в 2014–2016 годах [45] . Несмотря на то что Немецкий музей, основанный в 1903 году, является классическим музеем науки и технологий, он уже в 1992 и 2002 годах организовывал выставки, посвященные экологической тематике [46] . На выставке были показаны последствия и масштабы изменений нашей планеты, вызванных деятельностью человека. При этом выставка не представляла антропоцен исключительно как нарратив упадка, но скорее описывала его как сложную и часто неоднозначную историю разрушения, перестройки и обратной связи между этими процессами. Опираясь на фонды Немецкого музея, выставка иллюстрировала историю индустриальной революции и «великого ускорения», центральные для понимания антропоцена [47] . Были представлены шесть тематических областей, посвященные его ключевым проявлениям: урбанизация, мобильность, питание, эволюция, взаимодействие человека и машин, природа. Сквозным сюжетом выставки стало изменение климата. Заключительная часть экспозиции представляла сценарии будущего, приглашая посетителей участвовать в их создании. Этой цели служила инсталляция в виде цветка, которая постоянно дополнялась записками посетителей. Инсценировать будущее через выставки, кинофильмы, литературу исключительно важно для того, чтобы побуждать людей осмыслить экологический и климатический кризис и начать менять свое поведение. Так, «помещая действие в далекое будущее, автор „заставляет“ рассказчика – выжившего человека или пришельца-инопланетянина – вспомнить или узнать, что произошло, почему люди погибли, почему они не предприняли ничего, когда катастрофу еще можно было предотвратить» [48] .
45
M"ollers N. Welcome to the Anthropocene: The Earth in Our Hands // Environment & Society Portal, Virtual Exhibitions. 2014. № 2 / Rachel Carson Center for Environment and Society [doi. org/10.5282/rcc/6354].
46
Robin L., Avango D., Keogh L., M"ollers N., Scherer B., Trischler H. Three galleries of the Anthropocene // The Anthropocene Review. 2014. Vol. 1. № 3. P. 2017–2224.
47
McNiell J.R., Engelke P. The Great Acceleration: An Environmental History of the Anthropocene since 1945. Cambridge, MA: Belknap Press of Harvard University Press, 2014.
48
Craps S. Climate Change and the Art of Anticipatory Memory // Parallax. 2017. Vol. 23. № 4. P. 479–492. См.: Завадский А. «Память на стероидах»: Memory studies и новая экология научной жизни // Новое литературное обозрение. 2019. № 156. С. 95–101.
В России противоречия антропоцена внутри музейного пространства были представлены на выставке «Грядущий мир: экология как новая политика. 2030–2100» в Музее современного искусства «Гараж» в 2019 году. Эта выставка, впрочем, совсем не является исторической; эмоциональными средствами искусства она пытается зафиксировать состояние отношений людей с другими видами в окружающей среде, в которую превратилась природа, и показать наше общее неотвратимое будущее. Автор одной из самых глубоких рефлексий этой выставки считает, что, несмотря на отсутствие ярко выраженной связи концепции выставки с идеей ктулуцена Донны Харауэй [49] , животные, находящиеся в выставочном пространстве, наводят на мысль именно о ней. Выставка способствует выстраиванию эмоциональных привязанностей к видам. Сосуществование с ними в условиях искусственного пространства может стать благодатной почвой для создания «племени» – объединяющее слово, которое использует Харауэй для описания совместно обитающих мультивидовых сообществ, включающих людей [50] .
49
Харауэй Д. Антропоцен, Капиталоцен, План тациоцен, Ктулуцен: Создание племени // Художественный журнал. 2016. № 99.
50
Квиткина Л. Племя в музее: Донна Харау эй для сотрудников Музея современного искусства «Гараж» // Syg.Ma. 2020. 28 сентября.