Все в свое время [СИ]

Полковник рвал и метал. Потерять на пустом месте целую роту — это был крупнейший из провалов в его карьере! Но отступать не собирался. Приказал всем солдатам, с утра до ночи, как "Отче наш" зубрить отчеты базы Нью-Перт, адмиралу со "Святого Марка" вежливо посоветовал заткнуться и не учить его воевать, и вынужден был ждать, пока придут карасарайцы. Все же признал, что без местных о "графике" можно забыть, но поставил четкий срок — месяц. Если через месяц проводники не придут, собирался выступать имеющимися силами. Эдвард связался с местными, через обычный стеклянный шар, который в принципе не мог работать — подходишь к нему, и говоришь, а тебя за сотни миль слышат. "Игрушка дьявола", как его ласково называл бывший капелан Ирвин Эрнест Гауди. Передал карасарайцам суть своей просьбы, а дальше оставалось только ждать. Связь была односторонней, предсказать поведение дикарей невозможно, и ответ они получили, только когда семнадцатого апреля у стен базы ВКС появились четверо. В легких одеждах, с примитивным оружием, они совершенно не боялись огромной армии, три дня торговались с полковником за закрытыми дверями, пока не достигли какого-то уговора. Эдварда в его суть не вникал. И уже двадцать четвертого апреля армия двинулась в путь. Мимо гор Тавриды, вглубь полуострова, и дальше, на север, на материк… Семьсот миль в одну сторону, броня, только после капремонта, теоретически способная разгоняться до полу сотни миль за час по самой пересеченной местности! Лучшее из вооружения, хоть и старое, но ничем не уступающее новым образцам, разве что вместо божественной силы нужны патроны, аккумуляторы и бензин! Казалось бы, легкая прогулка, сутки пути…

С тех пор прошел месяц. Если первые две недели, пока вели проводники, еще удавалось хоть как-то держать строй, а потери временами были даже меньше, чем по графику, то потом смерть смело наверстала свое. Бронетранспортеры давно уже были брошены, еще на границе Карасарайского ханства, человек оказался живучее стали. Проводники ушли, честно предупредив, что дальше на север — смерть. От бодрой двенадцатитысячной армии остались жалкие ошметки, пять сотен человек. Остальных убивала флора и фауна, травил яд, разлитый в земле, воде и воздухе, сводили с ума страшные видения, от которых не мог защитить ни один респиратор. Люди крестились, молились, выли от ужаса, но шли вперед — если большой отряд еще мог хоть как-то пережить ночь, то любой дезертир жил не дольше, чем успевал скрыться за первыми кустами. Мертвые Земли убивали, не желая считаться ни с какими графиками, но полковник Вильгельм Моррисон этого не видел. Он шел вперед сам, и вел за собой тех, кому повезло выжить — несчастных солдат, старшего сержанта Элис Кроуфорд, капитана Эдварда Гамильтона, родового раба Нубила…

А самое страшное — что даже если бы сознание вернулось к полковнику, поворачивать было поздно. Карасарайское ханство осталось далеко на юге, да и как с ними выйти на связь? Это название у них гордое — как бы прямой приемник великой Татарской империи, куда на правах провинций входили земли от Атлантики до Японии, от Белого моря до Индийских гор. Только та империя, что могла на равных тягаться с Британской, исчезла с мировых карт, а то, что называлось Карасарайским ханством… Три десятка сел, пару городков, одна "столица", Карасарай, "Черный дворец", где в черной юрте-шалаше-кибитке сидел голый-босый хан Азат Тагирхан. Не более двух тысяч жителей — армия полковника была в шесть раз больше, чем все это ханство. Когда начинала поход. Города "карасарайского ханства" — точки на бескрайней плоскости Мертвых Земель, спрятанные в самых укромных местах, сами карасарайцы — одичавшие, забывшие порох и колесо люди, которые, тем не менее, хорошо научились выживать в этих краях. Они с радостью меняли древние картины, книги, артефакты из разграбленных мертвых городов на золото, за свои услуги проводников просили золото, а нужно оно им было для того, чтоб отливать статуи своих правителей и украшать ими курганы. Без золота, заранее не договорившись, карасарайцев никогда не найти — они уже давно научились сливаться с природой, и британцы оказались фактически один на один с Мертвыми Землями. Вся разница была — как умирать. Возвращаясь, то есть признав, что все это было напрасным, или все же двигаясь вперед, надеясь на случайность и Иисуса. Хотя тут даже он бессилен, до цели оставалось почти три сотни миль, они прошли лишь половину пути, а последний вездеход с припасами, водой и оружием заглох прошлой ночью. Сколько люди могут унести на себе? Сто фунтов? По нормативам может быть, в реальной жизни у каждого оставалось по несколько фляг, и Эдвард спорил с полковником скорее по привычке, чем в надежде реально что-то изменить.

Но были два человека, которых не затронула общая безнадежность. Верный Нубил, который просто не ощущал на себе тягости пути, свято веря в счастливую звезду хозяина и надежно укрывшись за его спиной, и Элис Кроуфорд. Девушка, которая уже давно ничего не скрывала. Они были с Эдвардом вместе, на зло всем и всему миру, они любили друг друга, и она радовалась, что единственный дорогой в жизни человек рядом с ней. Пусть даже это последние часы их жизни. Эдвард, как мужчина, то есть существо более логичное и менее иррациональное, радоваться этому не мог — больше всего он хотел бы отправить девушку куда-нибудь далеко-далеко, то ли в Новую Шотландию, то ли Австралию, то ли вообще на Марс, но понимал, что тут его желания ничего не значат.

— На что вы надеетесь, полковник? Скажите, вы что, ослепли?

— Это вы ослепли! Капитан Гамильтон, отставить пораженческие настроения! Мы идем вперед! Не забывайте, что у нас есть Цель, с большой буквы! И я приказываю вам — если меня убьют, вы должны идти дальше! До победного конца!

— За Иисуса и короля…, - автоматически Эдвард пробурчал девиз армии, наблюдая, как еще один из солдат завис мертвым телом высоко на дереве — кто же мог знать, что его ветки могут пробить любой доспех, и двигаются быстрее боевого робота-андроида. Которые тоже не работают в Мертвых Землях.

— Вы как хотите. Можете за Иисуса, можете за короля, а лично я всю свою жизнь воевал за Британию, и к дьяволу того Христа вместе с его "богоизбранным" королем…

Святотатство? А кого сейчас это интересовало… Война обращает в веру даже закоренелых язычников и атеистов, но сейчас была не война, а бойня. Как можно воевать с миром? С природой? И какой дурак назвал эти земли "мертвыми"? Да, может они такими и были, когда-то, двести пятьдесят лет назад, когда свершилось Второе Пришествие и Война Апокалипсиса. Может Татарская империя и умерла в огненных муках, вместе с землей, оставив после себя руины и жалкое сопротивления желтолицых на дальнем востоке, которые тужились поднять над собой флаг великой империи. Но сейчас эти земли были не мертвы. Тут царила жизнь — странная, уродливая, неизвестно откуда взявшаяся, но ничем не хуже и не лучше, чем где-нибудь в джунглях Африки или Новой Южной Шотландии. И жизнь смертельная. Убивающая. Себя и человека. Вместо руин и пожаришь здесь были густые леса и широкие степи, вместо высохших каналов — полноводные реки. Только все это было враждебно человеку. Невероятно, парадоксально, аномально сильно, и вечно укрыто облаками — земли нужно было назвать Смертельными, Убийственными, Жестокими, но уж никак не Мертвыми.

— А надеюсь я на чудо, — как ни странно, полковник все же ответил на заданный вопрос. Странным, непривычным для него спокойным голосом человека, который даже не представляет, что такое настоящее безумие. — На чудо, капитан Гамильтон. Вы видели карасарайцев? Вы видели этих дикарей, по сравнению с которыми мавры — венец эволюции и светоч цивилизации? Вы видели, как эти голые обезьяны прогуливались там, где лучшие из моих бойцов боялись сделать лишний шаг и умирали сотнями? Но кто вам сказал, что они тут одиноки? Вы что-то знаете про Мертвые Земли, капитан Гамильтон? К дьяволу! Вы ничего про них не знаете! И никто не знает! Но мы должны идти и надеяться, потому что мы — британцы! Мы повернули орду, мы пережили Апокалипсис, и уж поверьте старому полковнику, лейтенант — все это не благодаря таким, как вы, чистоплюям. Которые даже смерти боятся. Все это сделали мы, те, кого вы называете безумцами! Забудьте про страх, лейтенант. Если вам не хватает надежды на свои силы — надейтесь на чудо, как это делаю я. И перестаньте сверлить меня своих злым взглядом, я сюда вашу Элис за косу не тащил, она сама прибилась, и нечего вешать на старого больного полковника всех собак. Эй, солдат! Чего стал? Никогда кишки товарища не видел? А ну двигай давай, у тебя еще будет возможность на это добро насмотреться!

И солдаты двигали. Шли. Иногда даже с песнями. Пять сотен, двадцать три роты — даже легионы в худшие годы Римской империи не знали такой недокомплект. А расформировать… Да кому оно надо? Если из взвода или роты только один солдат — пусть он сам себе будет и капрал, и сержант, все равно врагов, с которыми нужен строй и четкая вертикаль, на пару тысяч миль в любую сторону не наблюдалось. С деревьями же и медведями воевать — во всем мире почти вымерли, а тут вон как расплодились, шага не дают ступить — командиры не нужны, тут уж только от твоей ловкости все зависит. Успел пол рожка в голову разрядить, увернулся от когтей — значит повезло, значит еще минут десять можешь пожить, пока какая-нибудь подземная живность не решит тебя за ногу цапнуть. О том, что звери бывают не только ядовитые, но и обычные, все уже давно забыли — это казалось уже чем-то из разряда добрых детских сказок, что Святой Николай рассказывает на Рождество.

Пять сотен, четыре с половиной… Вечером лагерь разбивали четыреста сорок шесть человек — утром осталось четыреста десять. Куда делось еще тридцать шесть, если дежурные не сомкнули глаз, а всю ночь горели костры? Никто не знает. Все привыкли. Пару раз находили чьи-то ноги, торчащие прямо из земли, или обглоданный до белой кости, явно человеческий череп — но сознание уже прошло фазовый переход, и такие картины не то, что ужаса — даже брезгливости не вызывали. Сознание людей постепенно отключалось, мозг реагировал только на внешние раздражители, полностью заблокировав все, что исходило изнутри. Пойти помолиться, поесть, попить, сходить в туалет, тут же, из туалета "в кустиках" не возвращаются. Проверить оружие, и идти дальше. Куда, зачем? Мозг не знает. Мозг видит фигуру в офицерском мундире, и идет за ней, а фигура в мундире идет по карте, и не важно, что карте той три сотни лет, ни одного приметного ориентира не осталось, а все электронные системы нахождения пути еще в базе Нью-Перт вышли из строя. Не важно, что компас не работает, крутит, как ему заблагорассудится, солнца нет, облака одинаково сумрачны все время, и идут все "на глаз", лишь изредка проверяя верность направления реками. Которые, вроде бы, как всем казалось, текут все еще там, где должны. К счастью, пока еще попадались в основном мелкие, но ближе к цели нужно было пересечь Данаприс, самую крупную из рек этой части континента, но как это сделать — пока еще никто не думал. Потому что не надеялись до этого момента дожить.

Еще день, и еще, и еще, и еще… Двадцать девятого мая — воскресенье. Служба. Последний капеллан, человек с саном, погиб неделю назад, когда неосторожно лег спать, не заметив притаившуюся рядом крысу. Службу провел Эдвард — полковник был еще жив, но за день до этого поцарапался о какой-то куст, и теперь бредил, никого не узнавал, температура подскочила до сорока, но все равно шел вперед сам и отдавал приказы. Всем уже казалось, что и мертвым он не остановится. Семьдесят человек из двенадцати тысяч — каждый двухсотый. Везунчики? Многие из них такими себя не считали, и отдали бы многое, чтоб умереть одними из первых и не идти через весь этот ужас. Но Эдвард их уговаривал держаться. И держался сам — душевно, телесно, и за руку Элис, которая даже тут не забывала, что Господь сотворил женщину, чтоб она была верной поддержкой и опорой своему мужчине. Вчера они поженились. Странная свадьба, в роли священника — афганец раб, в роли колец — свернутые трубочки из условно безопасной травы. Разве что обещание любить друг друга до самой смерти прозвучало со злой иронией. Свадебное путешествие, она же первая брачная ночь — к ближайшему костру, соблюдать "приличия" в тени, значит точно не дожить до утра. Завтра, если доживут, собирались дать свадебный пир, солдаты подбирали воду и пайки погибших, потому и того, и другого было более чем достаточно. А сегодня служба. Странная и немножко безумная, как и все вокруг, вино и хлеб — сухой концентрат и вода, разве что кресты настоящие, в последнее время люди только на них и надеялись, хватаясь в первую очередь за крест, и только во вторую — за автомат. Это была уже не вера, это было нечто по ту сторону — Папа и Собор святого Петра казались чем-то вроде Ориона и Туманности Андромеды — вроде такое и существует во вселенной, но где-то очень далеко, а крест — он вещественный, он под рукой, его можно пощупать, на него можно понадеяться. Поможет? Вряд ли. Так и остальное все не поможет, а если так — то чем крест хуже? Он хоть красивый. У каждого — свой, по уставу положено только наличие, но его в армии не выдают, кто какой принесет с гражданской службы — у того такой и будет. Все же вещь слишком личная, как звезда Давида у иудеев и две змеи у желтолицых — те тоже со своими символами никогда не расстаются.

На следующее утро полковник умер, и никто не удивился, что Эдвард повел пять десятков человек дальше. Куда? Вперед. Зачем? Умирать. Говорят, когда люди теряют над собой контроль институтов общества, они превращаются в диких зверей, которые убивают, грабят, насилуют, не слушаются никаких авторитетов — так вот, это не правда. Солдаты, которых империя бросила на смерть, продолжали ей служить, даже в безумном походе на север по Мертвым Землям не забывая, что Эдвард — офицер, лорд, дворянин. Казалось бы, сейчас самое время проявится всему самому низшему, тварной природе, животному началу — но нет. Люди оставались людьми, выручали друг друга, помогали, делились последним, прекрасно понимая, что это — не спасение, а оттянутая гибель. На сколько? На минуты. Может часы. Если очень повезет — дни, но это вряд ли, потому что уже на следующее утро их осталось всего тридцать пять, и никто не знал, куда делись остальные. Вроде были, и нет. Но было ядро, которое продолжало удерживать остальных по эту сторону безумия — Эдвард, его жена Элис и Нубил. Капитан и старший сержант поклялись друг другу быть рядом до самой смерти, поклялись самым святым, их любовью, что не бросят друг друга, а раб просто был рядом с хозяином, как положено, до самого конца. И, скорее всего, именно это их и сберегало — судьба уже давно разлучила всех друзей, в отряде не осталось ни единого человека, который знал бы другого, служил бы вместе, и только они втроем продолжали вместе балансировать по нити над ущельем вечной тьмы. В Мертвых Землях сложно было поверить, что где-то там, на небесах, есть рай, куда попадают дыши крещенных праведников… Казалось, что ужас вокруг — нечто вечное и неизменное, оно было всегда, будет до конца эпох, до третьего, последнего, пришествия Иисуса Христа, и когда человек умрет — его душа продолжит безумный поход на север… Неизвестно за чем — единственный человек, который знал конечную цель кровавой авантюры, Эдвард, даже сейчас ее никому не открыл. Не потому, что это было секретом. Вовсе нет. Просто люди ради шли великой цели, а узнай они, что впереди их ждет всего лишь какое-то жалкое невиданное могущество далекой-предалекой Британской империи… То, что в кабинете на базе Нью-Перт вызывало трепет, тут бы не вызвало ничего, кроме брезгливого презрения.