Все. что могли
Шрифт:
— Девочка моя милая, как мало пожила ты на этом свете, а сколько горя и страданий увидела.
Память возвращала к Димке, сыночку-кровиночке, крохотульке, только начавшему ходить, очень похожему на своего отца, капитана Ильина. Не увидел отец сына. Сын не понял, еще не в состоянии был понять, за что, за какие грехи ему выпала столь скорая смерть. Машу она схоронила, а где ее Димка, где сын? Как неуютно ему, страшно маленькому в темной холодной пучине.
Чем больше Надя истязала себя этими мыслями, тем очевидней становилось, что жизнь ее потеряла всякий смысл.
— Прощай, моя славная девочка, прощай, родимая доченька, —
Она уходила от могилы и все оглядывалась на рдевшую среди листвы жестяную звездочку над обелиском. Ее неудержимо потянуло к Волге. На попутной машине она доехала до реки и долго ходила по берегу, искала, не вынесло ли из глубины сыночка. Волны, равнодушные к ее горю, лениво набегали на отмели, плескались в камнях, перекатывали гальку, шуршали песком. В этих прозрачных звуках Наде чудились голоса ее детей, чистые, радостные. Временами ей казалось, она сходит с ума, явь отступала под напором невероятных картин, рождаемых воображением: темно-зеленая глубь реки тянула Надю, вбирала в себя и несла куда-то, уже не причиняя больше ни боли ни страданий.
Через какое-то время Надя с удивлением увидела себя в городке, на оживленной улице. Людские голоса, гудки и шум гремевших по мостовой машин вернули ее к действительности. Она вспомнила, что хотела ехать к тетке. Но зачем ей туда ехать? Что она там скажет?
Взгляд задержался на вывеске: «Районный военный комиссариат». Надя толкнула дверь.
— Вам что, гражданочка? — встретили ее вопросом в первой комнате, куда она вошла.
Невысокий, с одутловатым лицом и лысиной ото лба до затылка военный со «шпалой» в петлицах, как у ее Андрея, это почему-то порадовало Надю, перебирал папки в шкафу. С того момента, как она увидела вывеску и до обращенного к ней вопроса, прошло всего несколько минут. Но если проходя мимо военкомата, Надя еще не знала, куда ей деться, что делать и, вообще, как быть дальше, то сейчас у нее родилось и моментально окрепло решение, верное и единственное, другого быть не могло.
— Мне… на военную службу, — она не нашла подходящих слов, просто не знала, как выразить внезапно возникшее стремление. — Мне надо на фронт. Я фельдшер по специальности.
— Давайте вашу повестку, — протянул руку военный.
— У меня нет никакой повестки, — растерялась Надя.
— Вас мобилизовали?
— Сама пришла. У себя в селе я работала в медпункте. Фельдшером. Понимаете?
Капитан положил стопку папок на край стола, улыбнулся, и сетка морщинок легла возле глаз. Светлые брови приподнялись.
— Добровольно, выходит? Прошу документы. Паспорт, свидетельство об окончании медицинского учебного заведения. Напишите заявление: «Прошу зачислить добровольцем в Красную Армию…» О себе немножко. Где живете, где работаете.
Все так просто. А перед Надей будто возник барьер, ни перепрыгнуть, ни подлезть под него. Она начала сбивчиво объяснять, как во время переправы через Волгу налетели немецкие самолеты, в баржу попала бомба, все вещи, а вместе с ними и документы смыло волной.
— Ничего не убереглось? — сочувственно спросил капитан.
Надя пожала плечами, машинально сунула руку в карман платья. Под пальцами хрустнула бумажка. Как она забыла? Это же справка из сельсовета о том, что фельдшер села Дубовки Ильина Н. М. командируется в Воронеж
на недельные курсы. И печать, и подпись председателя. В этом платье она и ездила тогда.— Вот, — обрадованная находкой, подала бумажку.
Капитан внимательно прочитал справку, испытующе поглядел на молодую женщину.
— Почему вы раньше не пошли на военную службу? Имею в виду, до оккупации.
— Раньше? Не могла.
— Все-таки, этого маловато, — капитан возвратил справку и, заметив огорчение в ее глазах, добавил: — Идите в военный госпиталь, там не хватает медперсонала. Я позвоню, предупрежу командование.
Надя отрицательно покачала головой и вышла на улицу. Опять ее подхватила сутолока прифронтового города, в котором она чувствовала себя неприкаянной и, как оказалось, никому не нужной. Видимо, ничего не оставалось делать, как ехать к тетке. Может, там удастся запастись документами?
— Надежда Михайловна, голубушка! — остановил ее знакомый голос. Через улицу бежал военврач Зарецкий. — Я вас ищу. Вы почему-то не подождали меня, как мы условились.
— В военкомат ходила, на фронт просилась. Не взяли.
Зарецкий не спросил, почему она круто изменила свои намерения. Собиралась жить у родственницы, и вдруг — на войну. «Впрочем, — подумал он, — у нее больше чем у кого-либо оснований, чтобы проситься на фронт».
— Отказали? Почему?
— Не могла убедить, что я фельдшер Ильина. Все мои документы утонули.
— Идемте, — Зарецкий решительно направился к военкомату.
Их принимал все тот же капитан. Теперь уже Зарецкий доказывал, что он держал в своих руках документы Надежды Михайловны Ильиной, подвозил ее к переправе, вместе попал под бомбежку.
— Охотно верю вам, но оформить без документов не могу, — насупился капитан, даже лысина его покраснела. — Время военное, существует определенный порядок, нарушать который я не имею права. Ваши слова не подошьешь к делу.
— Так, сильнее бумажки зверя нет, — Зарецкий закипел, сдернул очки, нервно протер стекла и сердито воззрился на капитана. — Живому человеку мы верить разучились. Перед вами двое, оба твердят одно и то же. Учтите, не в тыл отправить женщину просят, не теплое местечко ищут.
— Я сказал, есть же порядок…
Но чем больше упорствовал капитан, тем сильнее Надя утверждалась в своем намерении. Она понимала, формально капитан прав, но отказаться от задуманного не могла.
— Надежда Михайловна, будьте добры, выйдите на минутку в коридор, — попросил ее Зарецкий. — У нас пойдет мужской фронтовой разговор.
Закрыв дверь и медленно отходя, Надя слышала, как капитан повысил голос:
— Вы много на себя берете. Мешаете мне работать.
— Он работает, называется, — зло выкрикнул Зарецкий и добавил крутое выражение.
— За оскорбление пойдете куда следует.
— Пойду, не пугайте. Вы хотя бы спросили эту женщину, кто она, почему здесь оказалась, почему требует отправки на фронт?
— По справке с места работы из села, которое сейчас у врага, нельзя…
Надя дальше не слышала, решила, что и у Зарецкого ничего не получится.
Военврач налил из графина воды, залпом выпил и нацелил стакан, словно ствол миномета, в грудь капитана.
— Вот именно. Потому и уехала оттуда, — выпалил Зарецкий. — Вы знаете, что она встретила войну на границе и чудом спаслась? Что муж ее, капитан Ильин, очевидно, погиб?