Всеблагое электричество

Я вновь выругался, на этот раз в голос, и зашагал под горку. Переходя через мост, не удержался, чтобы не глянуть вниз, но там никого не оказалось, лишь журчала прыгавшая по камням вода.

От портного я вышел во взятом напрокат костюме-тройке, нестерпимо модном и столь же нестерпимо броском, и с абсолютно пустым бумажником. Денег не осталось даже на обед, но испортить настроение это обстоятельство уже не могло.

Если вечером что-то пойдет не так, безденежье будет меньшей из моих проблем. Точнее — проблемой это уже не будет.

Ну в самом деле — зачем мертвецу деньги?

К тому же еще оставался инспектор. Какого дьявола ему понадобилось от меня в выходной?!

Переложив в левую руку пакет со старым костюмом, я побренчал мелочью, ссыпал блестящие монетки обратно в карман и зашагал к набережной Ярдена. Там воскресным утром оказалось не протолкнуться от праздношатающихся горожан, и очень скоро мне надоело ловить на себе заинтересованные взгляды нарядных барышень, их ничуть не менее расфуфыренных кавалеров и уличных торговцев. Тогда свернул на бульвар де Карта и вновь прогадал: обычно тихую улочку запрудила разношерстная публика, печальная и тихая. И только вопли раздававшего листовки пацана разносились над толпой, как разлетаются над пустынным берегом крики чаек.

— Полировочная машина на шесть ножей! Патентованная конструкция! — верещал чумазый паренек, рассовывая прохожим рекламу. — Просто крутите ручку! Блеск обеспечен! Легко как никогда!

Я взял мятый листок и придержал мальчишку.

— Что за манифестация? — спросил у него.

— Дирижера какого-то хоронят, — легкомысленно ответил тот. — Потерял палочку любимую и в петлю, чудик, полез.

На нас начали оглядываться, но пацана это нисколько не смутило.

— Струной удавился, дурик, — продолжил он и резко вскинул вверх большой палец. — Голова — чпок!

— Понятно, — кивнул я и зашагал прочь.

Сзади нагнал крик:

— Паровой утюг! Домашним хозяйкам в помощь! Гладьте быстро!

И сразу тихий гул почтенной публики, что медленно шествовала к императорскому театру, перекрыла яростная свара сцепившихся за территорию мальцов.

В этом — весь Новый Вавилон: чужая смерть здесь не стоит даже минуты тишины.

Ничего не стоит, если на то пошло.

И никогда не стоила.

Выкинув рекламную листовку в первую попавшуюся урну, я свернул на соседнюю улицу, взглянул на хронометр и прибавил шаг.

Императорский театр скрылся из виду, и дугой выгнувшаяся улица привела меня к замощенной брусчаткой площади, посреди которой стоял засиженный голубями памятник великой троице — Амперу, Ому и Вольте.

А вот лекторий «Всеблагого электричества», рвавшийся к небу двумя стальными мачтами, пернатые вредители облетали стороной. И немудрено — вокруг огромных медных шаров, что венчали изящные конструкции, трепетали короны электрических разрядов. Они то и дело вспыхивали ослепительными искрами, и тогда всякий раз над площадью разносился явственный щелчок, но испуганно втягивали головы в плечи лишь приезжие провинциалы, а расположившиеся на открытых верандах многочисленных кафе горожане даже не отрывались от газет.

Огромная катушка Николы Теслы должна была потреблять просто чудовищную прорву энергии, и с какой целью ученые мужи день за днем, месяц за месяцем транжирят электричество на демонстрацию собственного величия, всегда оставалось для меня загадкой. И только теперь, когда рукотворные молнии сверкали прямо над головой, я в полной мере ощутил могущество науки.

Безмерная мощь — вот что на деле олицетворяло творение Николы Теслы.

Мощь и безопасность.

Клокотавшая вокруг энергия могла разорвать в клочья и развеять в прах любое инфернальное создание. Любой, пусть даже самый могущественный демон за пару секунд сгорит здесь в благодатном огне электрических разрядов; не просто низвергнется в преисподнюю со слегка подпаленной шкурой, а будет уничтожен раз и навсегда.

От электричества нет защиты, электричество сильнее магии!

Брусчатка под ногами слегка подрагивала, сотрясаясь в такт мощному паровому генератору в подземельях лектория, и эта дрожь странным образом придала уверенности. Я снял с головы котелок, прошел внутрь комплекса и оглядел залитое ярким электрическим светом помещение. Инспектор на глаза не попался, пришлось под доносившуюся из тарелок громкоговорителей лекцию отправиться на поиски невесть что позабывшего здесь начальника.

Тот отыскался в западном крыле комплекса. Небрежно закинув ногу на ногу, Роберт Уайт откинулся на спинку деревянной скамьи и с отрешенным видом разглядывал батальное полотно «Великий Максвелл побивает падшего». Я инспектора от его раздумий отвлекать не стал, молча уселся рядом и прислушался к лекции.

— Мы с вами живем в удивительное время, время перемен! — разносилось из слегка похрипывавших динамиков. — Старый мир корчится в судорогах, уходит эпоха пара, наступает эра электричества! Но как явление на свет человека происходит в муках, так и родовые схватки прогресса перетряхивает действительность, порождая конфликты. Величайшие умы нашего времени Никола Тесла и Томас Эдисон диспутируют по поводу путей развития электричества, но не уподобляйтесь охочим до сенсаций газетчикам, что смакуют непонятные обывателю термины. В спорах рожается истина! Помните! Постоянный ток или переменный — неважно, это в любом случае электричество! Всеблагое электричество! Знание в чистом виде!

Тут инспектор повернулся ко мне и спросил:

— Ты ведь знаешь историю Максвелла, Леопольд?

— Кто не слышал о великом Максвелле и его демоне! — удивился я.

— О его падшем, — поправил меня начальник. — Максвелл заставил служить себе падшего.

— И что с того?

— С того, что я не хочу всю жизнь прозябать в безызвестности! — яростно сверкнул глазами Роберт Уайт. — Я не хочу следующие четверть века рвать жилы лишь затем, чтобы в итоге просто стать старшим инспектором. И это в лучшем случае! Это если не обскачет по протекции какой-нибудь молокосос! А теперь появился шанс разорвать этот замкнутый круг, понимаешь?

— Боюсь, нет, — отстраненно произнес я в ответ.

Но я понимал, я все понимал. И понимание это угнездилось в груди колючим обломком льда. Мне не хотелось слышать то, что собирался сказать инспектор дальше.

Инспектора это, впрочем, нисколько не волновало.

— Тот падший в подземелье, — медленно произнес он, разглядывая правую ладонь, — он был настоящим, ты все верно сказал. Я почувствовал его сердцебиение, почувствовал биение сердца мраморного изваяния!

— И что с того?

— Если он освободится… — прошептал Роберт Уайт, но сразу поправился: — Если ты освободишь его, мы получим такую власть, о которой и мечтать не могли!

— Нет! Он просто испепелит нас на месте! — возразил я, не став уверять собеседника, будто не сумею вырвать падшего из каменного плена.

Роберт Уайт только рассмеялся.

— Падшие давно растеряли свое могущество, — легкомысленно заявил он. — Это первую тысячу лет они властвовали безраздельно, но чем дальше, тем больше теряли свою ярость. Падшие перестали быть Карой Небесной и заигрались во властителей. Кто-то возомнил себя миродержцем, кто-то сделался затворником. В итоге они превратились лишь в тень былых себя. Наши отцы и деды в Ночь титановых ножей залили их кровью всю Атлантиду и полмира в придачу, так неужели ты думаешь, будто мы не справимся с одним-единственным падшим?