Всеблагое электричество

Старший инспектор Моран достал пачку «Честерфилда» и выудил из нее сигарету, потом махнул рукой рыжеусому детективу-сержанту:

— Опросите констебля!

— За оцеплением! — добавил Ле Брен, повернулся к коллеге и укорил его: — Бастиан, твоя гениальная идея оставить у банка засаду лишила нас трех отличных парней!

— Морис! — мягко улыбнулся представитель Третьего департамента. — Идея, как видишь, оправдала себя целиком и полностью, подкачала реализация. Ну что вам стоило выделить два броневика?

— А кто твердил о секретности?

Ответ старшего инспектора расслышать не удалось, но хватило и этого.

Бастиан Моран предвидел налет на банк.

Проклятье! Эта история пахла еще хуже, чем представлялось поначалу!

6

Домой вернулся далеко за полночь — дознаватель самым натуральным образом выпил из меня всю кровь, куда там вампиру! И если в Ньютон-Маркт он меня подвез на служебном экипаже, то в обратный путь пришлось отправиться своим ходом. То есть пешком.

На крыльцо особняка я поднялся, прихрамывая и едва переставляя от усталости ноги, а прямо с порога уловил непривычный аромат стряпни. Вспомнил об обещанном ужине, досадливо поморщился, но все же прошел в обеденный зал, освещенный лишь парой канделябров с изрядно прогоревшими свечами. Стол в центре комнаты был сервирован на две персоны, во главе его сидела Елизавета-Мария.

Девушка отсалютовала мне бокалом с красным вином и многозначительно произнесла:

— Знаешь, Леопольд, складывается впечатление, что ты меня избегаешь.

— А даже если и так? — хмыкнул я, продолжая стоять в дверях. — Что с того?

— Очень невежливо, — укорила меня Елизавета-Мария и вдруг повысила голос, будто имела полное право здесь распоряжаться. — Теодор! — позвала она.

Дворецкий прошел в зал через вторую дверь, выставил блюдо и убрал с него крышку столь грациозно, словно всю жизнь только и делал, что подавал на стол.

— Пойду приведу себя в порядок, — сообщил я девушке.

— Леопольд! — возмутилась та. — Ужин остынет!

— Не могу же я сесть за стол в таком виде?

— Леопольд!

В голосе суккуба зазвенел металл, и я решил, что проще попробовать ее стряпню, чем объяснять, почему не собираюсь этого делать. Тем не менее хозяин я своему слову или нет? Для начала сходил умыться и переодеться и только потом вернулся за стол, расстелил на коленях салфетку и неуверенно поковырялся вилкой в непонятном кушанье. С опаской подцепив кусочек мяса, отправил его в рот и вдруг обнаружил, что тонкий пикантный вкус очень даже неплох.

— Вот уж не думал, что в преисподней так хорошо готовят, — расщедрился я на комплимент, прожевав второй кусочек.

— О, Леопольд! — закатила глаза Елизавета-Мария. — Ты не представляешь, каких высот достигает кулинарное искусство при столь скудном выборе продуктов!

Вряд ли девушка всерьез рассчитывала отбить у меня аппетит, да ей это и не удалось. Я запил острое мясо глотком воды и принялся уплетать ужин пуще прежнего.

— А сама ты не голодна? — спросил у суккуба, которая не съела ни крошки, только пила вино.

— Нахваталась, пока готовила, — ответила та.

— Так все это для меня?

— Исключительно для тебя, мой дорогой Леопольд, — подтвердила Елизавета-Мария. — Тебе это должно льстить, мало кто может похвастаться таким поваром.

Я кивнул.

— С поварами нам никогда не везло, — улыбнулся я, отодвигая полупустую тарелку. — Предпоследнего пришлось рассчитать за пристрастие к алкоголю, а последний и вовсе исчез со всем столовым серебром.

— В самом деле? — рассмеялась девушка и обратилась к подлившему ей вино дворецкому: — Теодор, как же так? Как вы могли не раскусить этого проходимца?

Слуга ответил не сразу. Он выдержал паузу, собираясь с мыслями, и начал издалека:

— Многие поколения моих предков служили роду Косице. У меня никогда не было других хозяев, и я даже представить не мог, что кто-то может не оценить выпавшей на его долю удачи.

Елизавета-Мария задумчиво изогнула рыжую бровь:

— Неужели даже смерть не сумела поколебать вашу верность?

— О, госпожа! — позволил дворецкий себе снисходительную улыбку. — Мертвецу очень просто хранить верность, не мешают мирские искусы и соблазны.

— Удивительное постоянство, — покачала головой девушка и обратила свое внимание на меня. — Леопольд, тебе не понравилось? Ты плохо кушаешь.

— Не голоден, — ответил я и спросил: — Что, кстати, это? Никак не могу сообразить.

— Это сердце, — с милой улыбкой сообщила Елизавета-Мария, — с соусом из красной смородины. А на второе будет куриная печенка, обжаренная с красным перцем, томатами, базиликом и петрушкой.

— Потроха, — скривился я, хоть особой брезгливостью не отличался. Жизнь отучила.

— Дорогой, ты же сам упрекал меня в излишней расточительности! — напомнила девушка. — Потроха дешевы и питательны!

— Специи наверняка обошлись дороже мяса!

— Мясо без специй — как стейк без крови, — покачала головой Елизавета-Мария и, дабы не осталось недосказанности, сочла нужным пояснить свою мысль. — Просто несъедобно! — заявила она, поднялась из-за стола и ушла в гостиную.

Теодор собрал тарелки и спросил:

— Второе или десерт?

— Десерт, — решил я. — И сразу в спальню. А еще растопи котел, приму ванну.

— Как скажете, виконт.

Дворецкий понес грязную посуду на кухню, а я направился вслед за Елизаветой-Марией. Только шагнул в гостиную и замер как вкопанный — в лицо смотрело острие снятой со стены сабли.

— Защищайтесь! — произнесла девушка, но сразу отступила, развернулась и уверенным движением раскрутила клинок, да так, что загудел вспоротый полосой заточенной стали воздух.

— Убери, — попросил я.

Елизавета-Мария глянула на меня с нескрываемой усмешкой, но все же вернула саблю на ее место над камином.