Всеблагое электричество

Старт! Лошади сорвались с места, и вперед сразу вырвался Адмирал. Он несся подобно ветру и после второго поворота опережал ближайшего преследователя более чем на два корпуса.

— Давай! — заорал Альберт, когда скакуны проносились мимо нас. — Жми! Быстрее!

А вскоре добавил еще пару слов, целиком и полностью нецензурных.

И было от чего!

Бежавший на вторых ролях жеребец с белой отметиной на лбу неожиданно прибавил и начал сокращать отделявшее его от фаворита расстояние. Жокей в черном шлеме и красном камзоле приник к его спине, словно приклеенный.

— Беги, черт тебя дери! — взвыл поэт. — Беги!

Но вот уже отставание сократилось до половины корпуса, затем лошади помчались ноздря в ноздрю, совершили очередной поворот, и Альберт вновь прилип к биноклю.

— Шевели копытами, старая кляча! — зло бормотал он себе под нос, временами перемежая призывы такими заковыристыми словечками, которые заставили бы озадаченно почесать затылок и портового грузчика.

А потом поэт вскочил на ноги, размахнулся и запустил в воздух билеты со ставками, и я ободряюще похлопал его по плечу.

— Денежки на ветер?

— Аргентум! — простонал Альберт. — Лео, ты видел это? Аргентум обошел Адмирала как стоячего!

Я не стал сыпать приятелю соль на душевные раны, просто забрал у него бинокль. Посмотрел на ложу для важных гостей и на миг просто опешил, когда показалось, будто встретился взглядом с Елизаветой-Марией. Быстро опустил бинокль и перевел сбившееся дыхание.

Елизавета-Мария, должно быть, смотрела куда-то в сторону. Не на меня. Она давно уже позабыла о существовании нескладного детектива-констебля, давно выбросила его из головы. Главный инспектор прав — я ей не пара.

И все же я мог бы невзначай перекинуться с ней парой слов. Даже нашел бы повод для этого, вот только охочие до сенсаций газетчики клюнули на мнимое возвращение Прокруста и задвинули статью о музе-убийце в раздел криминальной хроники.

Проклятье!

Настроение враз испортилось, я взглянул на хронометр и спросил:

— Альберт, ты идешь?

— А? Нет! Еще три забега! — отозвался мой излишне азартный приятель, перебирая билеты с оставшимися ставками.

— Мне пора. Увидимся.

— До встречи! — отмахнулся поэт и приложился к фляжке с кальвадосом, но сразу опомнился: — Лео! Заходи завтра! Обязательно! Слышишь?

— Слышу, — ответил я и принялся осторожно спускаться по скользким ступеням на нижний ярус. Нога болеть меньше не стала, и любой неосторожный шаг грозил закончиться падением, столь же нелепым, сколь и болезненным.

Но обошлось. Даже равновесия ни разу не потерял.

А потом, уже выйдя на площадь перед ипподромом, я вдруг почувствовал неладное, недоуменно обернулся и опешил от неожиданности, лицом к лицу столкнувшись с Елизаветой-Марией.

Моей Елизаветой-Марией, суккубом!

Меня аж передернуло от возмущения, но скандала я устраивать не стал.

— Какого черта ты здесь делаешь? — лишь тихонько прошептал я, когда девушка нагнала меня и взяла под руку.

— Ты не пришел ночевать, — напомнила Елизавета-Мария, — и я начала волноваться.

— Как ты меня нашла?

— Мы с тобой связаны, не забывай об этом.

— Не делай так больше! — приказал я.

— Леопольд, — недобро прищурилась девушка. — Все зависит только от тебя. — И, без какого-либо перехода вновь став милой и заботливой, проворковала: — Едем домой, дорогой?

Я покачал головой:

— У меня дела.

— Могу я пойти с тобой?

— Нет, — отрезал я и нехотя объяснил свое решение: — Твое присутствие будет неуместно.

— Очередные покойники?

— Не мои, — ответил я, слегка покривив душой.

— От тебя по-прежнему пахнет смертью, Лео, — понизила голос Елизавета-Мария. — Смертью и страхом.

— Хватит!

Но суккуба не так легко было отшить.

— Правда глаза колет? — улыбнулась она. — Знаешь, дорогой, а я ведь заблуждалась на твой счет. Я полагала, будто некая болезненная стеснительность мешает тебе открыться в своих чувствах той дылде-сиятельной. Но нет, ты просто не способен на это. Ты до смерти боишься оказаться отвергнутым! У тебя столько страхов…

— Вы все сговорились, что ли?! — не выдержал я, но сразу взял себя в руки и подозвал извозчика. — Отвезешь госпожу домой! — приказал ему, усадив Елизавету-Марию в коляску, и передал мятую пятерку. — Поговорим позже.

— Как скажешь, дорогой, — холодно ответила та.

Я ее недовольный тон проигнорировал и отправился на поиски свободного экипажа. Пора было ехать на подъем броневика…

3

На мост Эйлера в итоге я приехал загодя. Купил у лоточника засахаренных орешков, грыз их и слонялся по набережной, глядя в мутную воду реки.

Небо к вечеру так и не прояснилось, напротив — город затянуло серой хмарью, и потому сначала я заметил клубы черного дыма, вырывавшиеся из трубы буксира, и только потом из стелившегося над водой тумана показалась рубка ржавой посудины и низкие, облезшие борта.

Предположив, что на подъем броневика отрядили именно это корыто, я направился к дыре в ограждении моста, которую ради безопасности перетянули прочной веревкой с красными флажками.

Вплотную к пролому подходить не стал и перегнулся через перила в паре шагов от него. Нет, страх высоты не входил в число моих многочисленных фобий, но рухнуть вниз из-за внезапного порыва ветра совсем не весело вне зависимости от состояния вашей психики. С такой высоты что вода, что бетон — разницы никакой.

Как я и предполагал, буксир встал на якорь точно напротив дыры в ограждении, и вскоре на его палубу выбрался облаченный в резиновый костюм с жестким круглым шлемом водолаз; тщедушный матросик сноровисто прикрепил к нему шланг и, вращая ворот компрессорной машины, принялся нагнетать воздух. Водолаз выставил вверх большой палец, ухватился за трос паровой лебедки на корме буксира и медленно опустился в воду.

Я огляделся по сторонам, недоумевая, по какой причине задерживаются следователи, и только тогда заметил на площадке каменного дебаркадера с уходящими в воду ступенями Мориса Ле Брена и Бастиана Морана. Они уже спустились к реке и с интересом наблюдали оттуда за действиями команды буксира. Неподалеку стояла полицейская карета, четыре констебля не подпускали газетчиков и случайных зевак.

Предположив, что броневик доставят именно туда, я поспешил к руководству, но давешний детектив-сержант, рыжеусый и желтоглазый, при моем приближении оторвался от бумаг и взмахом руки подозвал к себе. Когда я приблизился, он слез с козел и протянул несколько листов, заполненных ровными строчками печатных букв, смазанных и тусклых из-за использования копирки.

— Экземпляр Банкирского дома Витштейна, — сообщил сыщик и потребовал: — Распишись.

Я поставил закорючку и указал на дебаркадер.