Всегда говори «Всегда» – 4
Шрифт:
– Не упадет? – встревожилась Надя.
– Маты внизу, – засмеялась Ольга. – Пойдем чай пить, Дим Димычу тут до вечера развлечений хватит.
Кухня тоже оказалась необжитой. Тут не чувствовалось Ольгиной руки, фантазии и ее любви к уюту. Мебель – только что из упаковки, на окнах жалюзи вместо портьер, и ни одной картины на стенах, ни одной безделушки, выдающей сущность хозяйки.
– Ну, как? Привыкла к новому дому? – спросила Надя, не понимая, почему Ольгина кухня до сих пор не стала шедевром.
– Привыкаю, – вздохнула хозяйка,
– Почему?
– Не знаю… – Ольга села, взяла крошечное пирожное, повертела его в пальцах и отложила в сторону. – Вдохновения нет…
Забыть не может, догадалась Надя.
Боится.
Да как же ей объяснить, что без оглядки на прошлое надо жить! Главное – есть для кого уют наводить, а остальное – бабские глупости!
А наутро дом наполнился суетой, детскими криками и полной неразберихой.
– Где сиреневый галстук? – вопрошал Барышев, мечась от шкафа к шкафу и доедая на ходу бутерброд.
– Сережа, ты, наверное, его в Новосибирске забыл… Зачем ты под диван лезешь?!
– А где мой ботинок? Там, в прихожей, только один…
– Господи…
– Мама! Димка в холодильник залез и изнутри закрылся! – закричал откуда-то Костик.
– Да я открыла его уже! – прозвучал из кухни веселый голос Нади. – И отшлепала!
– Мам! Костик в бутылку палец засунул и не может вытащить!
– Господи…
Ольга замерла посреди комнаты в растерянности, не зная, куда бежать и что делать – искать галстук, ботинок, кормить всех завтраком или доставать из бутылки Костин палец.
– Да разбил я уже! Бутылку! И палец вытащил…
И это еще Петьки с Мишкой нет…
На глаза попался мольберт с прикрепленной к нему бумагой. Рядом, на столе, стояли краски и кисточки, подаренные Леонидом Сергеевичем. Лист ватмана был приспособлен под палитру – кто-то смешивал на нем краски.
– Оль, ты опять рисовать начала? – сзади подошла Надя с перекинутым через плечо кухонным полотенцем и в Ольгином фартуке.
– Это не я… Маша! Маша, подойди ко мне!
Дочь подошла с ангельским личиком, опустив глаза в пол.
– Чья работа? – стараясь не закричать, спросила Ольга, указывая на мольберт.
– Моя.
– Маша, кто тебе разрешил брать мои вещи?
– Мамочка, ну ты же все равно не рисуешь… Тебе что, жалко?
– Мне не жалко. Но я не понимаю, как тебе пришло в голову взять чужие вещи без спроса?!
– Да какие же они чужие? Они твои!
Ольга не нашлась, что возразить. Тем более что в ванной закричал Костик:
– Я кран не могу закрыть!
– Так кисточки мыть надо! Они же засохнут! – подключилась к воспитательной беседе Надя.
– Я сейчас отмою! – Машка схватила кисти. – Мам, прости, я больше так не буду…
– Ладно… – Ольга забрала у нее кисти. – Я сама отмою. Покажешь, что нарисовала.
Маша улыбнулась, но тут же смутилась:
– А вы
смеяться не будете?– Не будем! – хором заверили ее Ольга с Надей.
– Вот!
Маша достала из папки лист ватмана и протянула им. Зеленой краской, размашистыми мазками на нем был нарисован не то танк, не то увядший букет…
Ольга покрутила ватман в руках, пытаясь определить, с какой стороны лучше рассматривать рисунок.
Надя, хмыкнув, забрала у нее лист и тоже стала крутить.
– Ну, как? Похож? – поинтересовалась Маша.
– Ну… в общем… – неуверенно глядя на Надю, начала Ольга.
– На кого похож-то? Кто это?! – не утруждая себя дипломатией, в лоб спросила Надежда.
– Как – кто? Это папа!
Переглянувшись, Ольга с Надей захохотали. И даже когда Машка обиженно поджала губы, не смогли остановиться.
Ольга взяла портрет и пошла к Барышеву.
– Сереж…
– Оль… я надел другой галстук. А тот, наверное, правда в Новосибирске остался.
– Сереж, это ты! – Она протянула ему Машин рисунок.
– Почему я? – Сергей тоже начал вертеть лист в руках, пытаясь понять, с какой стороны смотреть.
– Так Маша говорит.
– Да? А что… по-моему, ничего. Симпатичный. – Он обнял ее, поцеловал в шею.
– Ты ботинок нашел?
– А? Нет… Да черт с ним, в других поеду.
– Сереж, как думаешь, какие шторы на кухне повесить – розовые или голубые? – Смеясь, она уворачивалась от его поцелуев, но он все равно успевал поймать губами ее лицо, руки, шею…
– Какие шторы, Оль… А! Шторы! Лучше желтые… Желтые-желтые, я где-то видел – так красиво! Даже в пасмурный день будто солнце светит.
И как же она не догадалась сама!
Сергей бережно уложил Машкин рисунок в кейс.
– С собой возьму, – пояснил он. – В «Стройкоме» повешу. Портрет генерального.
Поцеловал Ольгу на прощание и ушел.
Желтые-желтые шторы…
Чтобы солнце светило даже в пасмурный день.
А вечером они напекли пирогов.
С капустой. С картошкой. С грибами. И печенью…
Вернее, пекла Надя, а Ольга лишь помогала.
– О какие! – восхитилась Надежда, доставая из духовки противень с ровными рядами золотистых, пышущих жаром пирожков. – Мастерство не пропьешь!
Она поймала на себе тревожный взгляд Ольги и усмехнулась:
– Ну, чего ты смотришь? Вот такая у меня спасительная самоирония…
Поставив противень на стол, Надя начала перекладывать пирожки в блюдо.
– Надюш…
Ольга попыталась помочь ей, но обожглась и отдернула руку.
А может, не пирожки ее обожгли, а неприятная тема, от которой у подруги опять стало жестким, чужим лицо…
– Оль, не мучайся, – Надя ловко поддевала пирожки деревянной лопаткой, подхватывала двумя пальцами и быстро, не успевая обжечься, один за другим складывала их горкой. – Я хочу жить! Хочу воспитывать Дим Димыча! И я больше не буду пить!