Всегда солдат

Я оказался без самолета. Денисов подумал и предложил такой вариант.

В эскадрилье находился старенький И-16 пятого типа с двумя плоскостными пулеметами. В мирное время на нем после отпуска тренировались летчики, а сейчас самолет стоял на приколе, так как не имел ни бронеспинки, ни прицела.

–  Найти недостающие части можно либо на Качинском аэродроме, - сказал Денисов, - либо в Бельбеке в авиамастерских. Бери У-2 и отправляйся на поиски.

Вместе со мной вылетел старший политрук Пятницкий. До Качи дошли на бреющем полете. На аэродроме [14] царил хаос. Поле было так изрыто бомбами, что садиться пришлось между ангарами.

Вдвоем с политруком мы обошли аэродром, но не встретили ни души. Авиаучилище эвакуировалось и вывезло все, что могло пригодиться на новом месте. Кроме железного мусора, мы ничего не обнаружили.

–  Основательно потрудились качинцы, - одобрительно заметил Пятницкий, - хозяйственный народ!

В Бельбеке мы тоже не нашли ничего подходящего. Зато застали несколько человек из технического персонала. Они упаковывали остатки оборудования. Это удивило меня. Авиаучилищу, конечно, нечего делать вблизи фронта, но почему перебазируются авиамастерские! Я попытался узнать, в чем дело? Кто-то, должно быть старший в группе, угрюмо ответил:

–  Говорят, немцы прорвали фронт, вот и сматываем удочки, пока не поздно.

–  Что делать, товарищ политрук?
– обратился я к Пятницкому.
– Доставить вас в Севастополь или возвращаться?

–  Давай в Бой-Бузак, коли такая обстановка.

Я повел самолет вдоль Симферопольского шоссе. День клонился к вечеру. Огромный багровый шар солнца низко висел над пустынным морем, и от него к берегу тянулась яркая полоса. Вначале и на шоссе было пусто, но вскоре стали попадаться отдельные автомашины, причем число их росло с каждой минутой. Сперва они двигались небольшими группами, группы постепенно увеличивались и, наконец, превращались в колонны. Колонны следовали одна за другой, выдерживая определенные интервалы.

В одном из таких интервалов я заметил мчавшуюся на полном газу полуторку. Машина неожиданно резко остановилась, и из кабины выскочил человек в форме морского летчика. Сдернув с головы фуражку, он стал размахивать ею. Я догадался - человек хочет, чтобы на него обратили внимание, снизился и пошел на посадку. Летчик перепрыгнул через кювет и побежал в поле, указывая, где можно приземлиться.

Едва я подрулил, как незнакомец вскочил на плоскость и крикнул:

–  Заворачивай назад, впереди немцы! [15]

Я выключил мотор, обернулся и узнал Петра Никонорова.

–  Здорово, Петр! Какими судьбами?

–  Серафим!
– удивился Петр.
– Вот так встреча! А я гляжу - «кукурузник». Чешет прямо к фронту. Решил на всякий случай предупредить. Ты что, разве не знаешь? Немцы прорвали фронт.

–  Когда?

–  Утром. Севернее Воронцовки и под Ишунью. Наша эскадрилья перебазировалась под Севастополь, да и ваши, наверное, смотались из Бой-Бузака. А ты, кстати, почему на У-2?

Я в двух словах рассказал о случившемся.

–  Понятно, в пешие попал. И я с неделю на земле отсиживался, когда моего «ишачка» фрицы долбанули. Потом все же получил другого.

–  А почему на грузовике?

–  Автоколонну с аэродромным оборудованием сопровождаю. Заворачивай и ты, пока не поздно. Назначение - Севастополь, адресом не ошибешься, ручаюсь.

Я вопросительно посмотрел на Пятницкого.

–  Нет!
– решительно произнес старший политрук.
– А вдруг эскадрилья на месте? Не вернемся, что люди подумают?

–  Ну, бывай тогда, Серафим! Над селами остерегайся лететь.

Петр пожал мне руку, спрыгнул на землю и побежал к ожидавшей его машине.

Помня предостережение Никонорова, я вел самолет на бреющем полете, обходя стороной населенные пункты. Нужно было засветло добраться до Бой-Бузака, и я выжимал из мотора все, что он способен был дать.

Но вот и силуэты силосных башен Фрайдорфа, а чуть в стороне Бой-Бузак и знакомый аэродром перед виноградной плантацией… На посадку пошел с ходу, не делая круга. Самолет уже находился почти в трехточечном положении, когда впереди показались гитлеровские солдаты.

Вот так история! Что делать? Под колесами уже шуршала трава. Я прибавил оборотов и, удерживая самолет над самой землей, помчался прямо на немцев. Солдаты закричали, вскинули автоматы. По плоскостям [16] забарабанили пули. Расстояние сокращалось. Видя, что самолет им не остановить, и не желая угодить под колеса, фашисты попадали на землю. У-2 пронесся над самыми головами гитлеровцев. А когда противник опомнился и вновь открыл огонь, мы были уже недосягаемы для автоматов.

Миновав темный массив виноградной плантации, я сделал поправку в курсе и повел машину к побережью. Сумерки быстро сгущались, ориентироваться стало трудно. Через час показался Севастополь. Небо над ним было сплошь иссечено светящимися трассами зенитных орудий и пулеметов.

Чтобы не попасть под огонь собственных батарей, мы обогнули город с севера. Здесь не стреляли. Над Куликовым полем ПВО опознала наш самолет и дважды подсветила короткими вспышками прожекторов. Приземлились на небольшой площадке и оказались в гостях у моряков-артиллеристов. Здесь узнали, что противник прорвал фронт около полудня и теперь ведет наступление на Керчь, Симферополь и Евпаторию, а его моторизованные и танковые части рвутся к Севастополю.

Моряки отвели нам для ночлега кубрик, высеченный в скале. Пятницкий быстро забрался на нары.

–  А вы, Сабуров?

Я тяжело вздохнул.

–  Вы о чем?

–  Несколько дней назад получил из дому письмо. Прочитал только сегодня. Москву эвакуируют. Неужто отдадим столицу?

Не сразу ответил мне комиссар.

–  Вести невеселые, - тихо сказал он.
– Но эвакуация - еще не поражение. Вспомните, сколько заводов мы перевезли в далекий тыл. Однако война продолжается. И будет продолжаться… Вот вы, например, не задумываясь, бросились в бой один против пяти. И каждый, для кого Родина не отвлеченное понятие, а сама жизнь, сделает то же, Это я знаю твердо, в это верю. А теперь - на отдых!

* * *

Остатки нашего полка базировались у селения Чоргунь. Аэродромом служила долина, со всех сторон зажатая горами. Штурмовики перелетели на Херсонесский [17] мыс, а пикирующие бомбардировщики еще дальше - на побережье Кавказа.

Отдаленность бомбардировочной авиации от линии фронта ощутимо сказывалась на нашей обороне. Мы уже не могли с прежней интенсивностью обрабатывать с воздуха вражеские войска и позиции, поддерживать ответные удары Приморской армии и морской пехоты. Потери в октябрьских боях сильно сократили наши и без того немногочисленные штурмовые и истребительные подразделения. Мы задыхались от недостатка авиации, а гитлеровцы методически усиливали свою, особенно бомбардировочную. Оставленные нами аэродромы в Саках, Сарабузе, Бой-Бузаке, Фрайдорфе и других местах, позволяли врагу наращивать количество авиационной техники и свободно маневрировать ею. Получив новые базы, фашисты значительно усилили соединения пикирующих бомбардировщиков. Ю-87 («лаптежники», как прозвали их наши летчики) перелетали поздно вечером или рано утром с дальних глубинных аэродромов на ближние, заправлялись горючим, загружались бомбами и вторым броском достигали Севастополя…