Всегда Ты

— Ну, да. Захотелось видимо, с кем не бывает. Хочешь? — трясёт он очередной палочкой, будто подзывает щенка.

Света фыркает и заказывает глаза, но я вижу, как она прячет улыбку.

Это что-то новенькое.

— Его…поэтому назначили? — спрашиваю, заходя на новый круг. — Из-за неё?

— Нет, и да, — переходя на язык загадок, отвечает он.

— Ты что, оракул? — бормочет подруга. — Можно ответить доступно?

— А что непонятного? — спрашивает парень, изображая изумление. — Она сыграла свою роль, но у него и своих связей хватает.

Ясно.

Понятно.

Богатая невеста со связями. И бездомный КАтёнок на другой чаше. Хотя, Фемида из жалости даже не стала бы класть нас на одни весы.

Зачем он устроил этот концерт? Уверена, всё это было не обязательно. Захотелось?

Массирую пальцами виски, глядя себе под ноги. Заправляю волосы за уши, увидев своё отражение в чёрном тонированном стекле. Я выгляжу как…котёнок. Из пиджака торчит моя тонкая шея. Я совсем не тяну на роковую красотку. Скорее, на ребёнка. Бесит.

Отворачиваюсь.

— Наконец-то… — бурчит Егор, прерывая мои мысли.

Сердце ускоряет темп. Выворачиваю шею, выглядывая из-за машины. Кусаю губу, стыдясь своей слабости, но им просто невозможно не любоваться. Я НЕ ПОНИМАЮ, как этого может не замечать Света или каждая следующая женщина на земле. Мне же ветер нашёптывает, что он самый умопомрачительный мужчина среди мужчин. Мужчина. Не мальчик или парень. Это угадывается во всём. В уверенной походке, жестах, прямом интеллектуальном взгляде, наглом самодовольном поведении.

И ещё в том, как он обращается со мной. Будто я вчера на свет родилась. Это меня сильно злит, а злость в моей вселенной что-то вроде корабля-призрака. Все о нём слышали, но никто не видел.

Костюм сидит на нём потрясающе. На нём всё сидит потрясающе, но в костюме он меня особенно волнует, потому что выглядит таким официальным и недоступным. Но, эта татуировка вносит диссонанс, как бы намекая, что костюм на Благове, это вроде как тигра посадить в клетку.

Лицо у него довольно мрачное, из чего я делаю определённые выводы.

— Садись в машину, — велит Паша, оказавшись рядом со мной.

Открывает дверь переднего пассажирского сидения и подталкивает меня к нему, обхватив плечи рукой.

— Тебя уволили? — спрашиваю, упираясь, зажатая между ним и дверью.

— Я сам уволился, садись, — кивает он в сторону сидения.

— Зашибенно, — слышу комментарий Егора. — Пиджак верните!

Паша хмурится и стаскивает с моих плеч пиджак. Комкает его и бросает брату, широко отведя руку, будто игрок в американский футбол. Потом быстро скидывает свой собственный и снова прикрывает моё полуголое тело.

— Спасибо, — бормочу я, усаживаясь на широкое сидение, в котором практически тону.

После Светиного Смарта мне автомобиль Благова кажется Ноевым ковчегом. Паша наклоняется и подхватывает подол моего платья, который стелится по порогу. Забрасывает его в салон и закрывает дверь, бросив мимолётный взгляд на моё лицо.

Закрываю глаза и подтягиваю ворот пиджака повыше, чтобы вдохнуть запах его хозяина. По телу растекается тепло и спокойствие. Московская ночь уже не кажется мне опасным местом. Когда он заполнит собой салон машины, мне вообще на всё станет плевать.

Слышу, как хлопнул багажник, а через минуту Паша опускается в водительское кресло. Устраивается в нём со всеми удобствами, разведя колени и откинувшись на спинку кресла.

«Мужчина» — вздыхает влюблённая идиотка в моей голове.

Он закатал рукава рубашки и снял галстук. Жилистые, увитые венами предплечья покрыты блестящими тёмными волосками. Я такая бледная по сравнению с ним. И мелкая. Его плечи значительно шире моих, руки больше. Всё его тело крупнее. Наверное, это миллионы первобытных женщин взывают ко мне, потому что эта разница вызывает восторг и повсеместный трепет в моём теле.

Наблюдаю за ним, не мигая. Из моего укрытия торчат только глаза.

— Пристегнись, — командует он, улыбаясь, когда видит, как я заныкалась в его пиджак.

Свет в салоне гаснет, как только он заводит машину, погружая нас в тёплый полумрак.

— А Света? — спрашиваю, возясь с ремнём.

Паша осматривает парковку и трогается, положив обе руки на руль.

— Егор её отвезёт.

На мотоцикле? Сегодня вечер открытий.

— Куда…эмм…ты меня везёшь? — спрашиваю, разглаживая на коленях чёрный кашемир.

Благов бросает на меня ироничный взгляд и говорит:

— Я везу тебя к себе. Догадываешься зачем?

Мне приходится сжать бёдра, потому что я слишком хорошо могу себе это представить. Откашливаюсь и спрашиваю, глядя на его профиль, подсвеченный приборной панелью:

— Зачем ты это сделал?

— Это? — уточняет он, несясь по шоссе со скоростью километров сто двадцать.

— Да…зачем пошёл за мной? — игнорируя насмешку в его голове, поясняю я.

— А что я должен был делать? — ровно отвечает Благов, перестраиваясь в другой ряд. Поворотник тикает. Завершив манёвр, он продолжает. — Он бы позвал тебя ещё куда-нибудь, ты бы от злости согласилась. Потом налакалась бы, как балбеска. Распустила бы своих розовых единорогов по домам. Он бы позвал тебя к себе, ты бы согласилась, а дальше сама знаешь.

— Ты говорил про туалет… — напоминаю, чувствуя, как взволновались мои розовые единороги.

Это ревность? Разве нет?

— Думаю, тебя бы он отвёз домой, — поглядывая в боковое зеркало, говорит Паша.

После минутной паузы тихо говорю, глядя на него:

— Я бы никогда такого не сделала.

— Всё бывает в первый раз, — отзывается он, продолжая смотреть вперёд.

— Я бы такого не сделала, — повторяю и настаиваю на этом.

— Теперь уже не узнаем, — бросает Паша, кладя локоть на дверь и прикрывая пальцами губы, после чего погружается в глубочайшие раздумья.

Нас окутывает тишина, которую я не решаюсь нарушать. Стараюсь сидеть как мышка, потому что уверена на сто процентов — он сейчас обдумывает состояние своих дел. По указателям я понимаю, что мы выехали на Ленинский проспект, с которого Паша спустя несколько километров сворачивает. Вижу впереди очертания жилого комплекса и шлагбаум.

Он живёт на Ленинском проспекте?

Я никогда не интересовалась ценами на жильё в столице, потому что мне оно не светит даже в виде ипотеки, но я думаю, что за квартиру в таком комплексе я бы платила примерно сто тысяч лет, и это если бы не ела и не пила.