Всего одна жизнь

— Вы же простудитесь, а в понедельник операция, — укоризненно сказал Герман, подходя к нему.

— Все будет нормально, Герман Васильевич.

Они вместе двинулись к больничному зданию.

— И если вы станете пить сразу после операции, то лучше ее не делать, — угрюмо заметил Герман.

— Не беспокойтесь, Герман Васильевич. А сегодня — повод. Ребенок у меня будет, сын. Борька.

Герман даже приостановился. Да, да, конечно, у такого вот Власова — только Борька!

— Теперь я от язвы избавлюсь обязательно. Семья обязывает… — Власов развел длинными руками. — Так что в деревню втроем поедем.

— Поздравляю, — сказал Герман. А сам уже думал, что тоже хочет сына, хорошо бы — Борьку…

Они молча шли к тяжелому серому зданию больницы. Высокие, устремленные кверху окна последнего этажа, и фронтон, независимо возвышающийся над желтыми вершинами деревьев, напоминали Герману загадочные дворцы — память далекого детства… Герман любил этот парк, и этот дом, и его жизнь, трудную, часто непонятную и противоречивую, — маленький яркий сколок человеческой жизни.