Всего три дня
Шрифт:
Иван пробежал вдоль цепочки, подбадривая свое отделение.
— Веселее, веселее, ребята, совсем немножко осталось!
Разрыв он обнаружил в самой середине, где бежали Чудинов и Гопанюк. Иван не стал их укорять: солдаты старались, но что поделать, если пока не хватает им выносливости. Остановил Чудинова, молча забрал у него вещмешок.
— Я сам, товарищ сержант, — хрипло запротестовал Чудинов, хотя узкие раскосые глаза его и утомленное потное лицо выдавали желание солдата избавиться от этого ставшего непомерно тяжелым мешка, оружия и вообще сесть хоть на минутку на мокрую от росы землю и перевести запаленное дыхание.
— Накачаешь силенки, потом и будешь
Чудинов благодарно кивнул, неловко повернулся и пристроился на свое место в цепочке.
У Гопанюка, длинного нескладного парня, вещмешок забрал, как и договаривались заранее, пулеметчик Набиев. Рекордсмен он не ахти какой — на время не пробежит, но выносливости на двоих хватит. Даже не видно, что двойной груз тащит.
Иван довольно усмехнулся: командир роты специально его отделение на замыкание поставил. Чтобы подпирали всех, не давали роте растянуться. Сейчас, все в норме, приказ выполняется. Порядок.
И тут ему на глаза попался Генка, который бежал впереди отделения весь марш-бросок, задавая темп бега, а сейчас он почему-то шел шагом, прихрамывая, и все его обгоняли.
Вот тебе и «все в норме»! Решил-таки выполнить свое «запомним, товарищ сержант»? По тревоге не разбудил — это ладно, можно пережить. А сводить счеты здесь, когда рота выполняет боевой приказ?! Нет, отделение сержанта Коржева будет на месте в срок, какие бы фокусы ни придумал Семенов!
Впервые за эти месяцы Иван пожалел, что выпросил Генку в свое отделение. Глядя, как усердно он припадает на левую ногу, Иван уже нисколько не сомневался в его притворстве.
— Мстим, значит, Гена? — спросил сержант, еле сдерживая закипавшую в нем ярость, когда Семенов поравнялся с ним.
— Ногу стер, — не поворачивая головы, бросил Генка.
— Займите-ка свое место! И бежать! Вернемся в казарму — там поговорим!
— Да серьезно же, стер! — устало и зло сказал Генка, но сразу же сменил тон: — Калечиться мне, что ли? Дай хоть портянку перемотать, сбилась — шагу не ступить. Честное слово!
— Добро, — неожиданно для себя согласился Иван, которого Генкина бесцеремонность не ожесточила, а, напротив, вдруг успокоила. Он решил поверить Генке в последний раз. Но если это еще одна попытка обмануть его, то все — пусть пеняет на себя!
Не оглядываясь, Иван побежал догонять отделение. За поворотом пристроился позади Набиева, прикинул, что по времени они почти у цели — с километр примерно осталось. Генка еще может успеть, если не соврал, как вчера вечером.
Теперь Иван не замечал ни пунцовых отблесков зари, окрасивших молочно-белые стволы берез у самых крон в нежно-розовые тона, ни первых солнечных лучей, пронизавших начавший редеть лес. И даже когда закололо в боку, он, не задумываясь, автоматически сделал несколько глубоких вдохов, пока не наладилось дыхание. Мысль о поведении Генки не выходила у него из головы. Зря он его оставил! Дал маху — понятно же ведь, что Генка решил насолить!
— Быстрее, быстрее, — услышал Иван голос командира взвода и лишь тогда поднял голову. Лейтенант поторапливал его отделение. И у него за плечами тоже болтался чей-то вещмешок. — Немного осталось, метров пятьсот, держись! Коржев, отстающих нет?
— Нет, — само собой вырвалось у Ивана.
— Хорошо роту подпирали, — подбодрил его взводный. — Концовку только не испортите. — И опять ушел вперед.
«Час от часу не легче — сам начал врать! — выругал себя Иван. — Зачем Генку выгородил?
Дернул же черт за язык! Подведет, опоздает на пункт сбора, что скажу? Ну, влип!..»Впереди показалась опушка леса, где уже останавливались передние взводы, и бежать его отделению оставалось какую-нибудь сотню метров. И Иван почувствовал, что сил у него на эти метры не осталось. Стиснув зубы, он заставлял себя бежать, не оглядываясь назад. Но спиной, затылком он чувствовал, что просека позади пуста.
Уже опустившись на влажную траву, он не смог удержаться и повернул голову, но Генки еще не было видно.
— Сержант Коржев, ко мне! — услышал он голос лейтенанта и тяжело поднялся, поняв, что взбучки не избежать.
— Где рядовой Семенов? — спросил взводный. — Выгородили земляка, да? Как же вы поведете сейчас свое отделение в атаку? Вы что, не понимаете, что остались без гранатометчика? А если у «противника» окажутся танки? Короче, так: если к построению Семенова не будет, я вас накажу! Идите!
Иван выслушал выговор молча, чувствуя, как закаменели от злости Желваки на скулах. Ведь все ему было ясно, рассуждал правильно — и зачем-то пошел на поводу у Генки и даже соврал. Надо же было поверить этому симулянту! Впервые за два месяца поступился своими принципами — и вот получил, что заслужил, от взводного. За это время десять раз можно было портянку перемотать.
А в глубине души, несмотря на эти мысли, Иван все-таки верил, что Генка не подведет его. То ли сон тот помнился, то ли просто ему не хотелось признаться себе в оплошности, но веру эту Иван хранил, хотя твердо знал: не прибежит Генка на построение и дружбе их — точка!
— Рота, строиться! — зычно разнеслось по опушке.
— Отделение, в две шеренги становись! — хрипло скомандовал Иван и сделал паузу, увидев, что позади строя на просеке показался Генка. — Равняйсь! Смирно!
Уже повернувшись спиной к отделению и сделав два шага, чтобы идти с докладом к командиру взвода, Иван услышал, как Генка с разбегу врезался в шеренги отделения. А когда, доложив, что его отделение прибыло на место в полном составе, Иван вернулся на свое место на правом фланге, он услышал горячий шепот друга:
— Видел бы ты, Вань, что с моей пяткой! Ужас один! Гвоздь выскочил. Сглазил вчера, наверное.
— Прекратить разговоры в строю! — так же шепотом оборвал его Иван. — Команда «Смирно» была, рядовой Семенов! Пора бы уже к порядку привыкнуть за два месяца.
Генка обиженно засопел, но Иван не обратил на это никакого внимания. Главное, друга не потерял. Остальное — мелочи. Остальное преодолеть нетрудно.
ПЯТЬ ПОРТРЕТОВ НА СТЕНЕ
Новелла
Когда я просыпаюсь по утрам, то всегда встречаюсь со взглядом дочери. В ее черных блестящих глазах любопытство: «Что папа будет делать дальше?» Тянусь по давней привычке за сигаретой, но на лице дочери вдруг появляется такая недетская строгость, что я отдергиваю руку. И улыбаюсь, выпрашивая снисхождение. В ответ чуть-чуть приподнимаются уголки ее пухлых губ. Нет, ее не перехитришь, надо вставать. Сам ведь говорил, что валяться в постели после того, как проснулся, вредно — можно стать лентяем. Лучше и полезней заняться гимнастикой. И вот она давным-давно ждет меня, подняв ручонки вверх и поставив ноги на ширину плеч, как учат по радио, а я лежу. Что мне еще остается делать? Поднимаюсь, беру гантели, становлюсь напротив…