Вселенная файа. Трилогия
Шрифт:
– Как нет?
– Нэркис Уэрка рывком поднялся на ноги.
– Арн ходил на разведку, добрался до плацдарма, до самого рва - и ничего. Его даже не обстреляли, как обычно. Он стрелял, - никто не отвечает, никого не видать. Так как? Может, они все там вымерли?
– Может быть... сигнальте атаку, на месте разберемся!
Уэрка уже привычным движением застегнул защитный комбинезон и выбежал из ворот казармы. За ним бежал неразлучный Сурми Ами. Миновав взорванные ворота в стене рва, они по полуразрушенному туннелю пробрались наверх. За ними поднимались затянутые в пластик бойцы. Отряд, не скрываясь, пошел по главной дороге к Цитадели - её черный массив высился в миле от них, вырываемый из мрака трепещущими вспышками ракет. По обе стороны широкой, изрытой воронками дороги простиралось такое
Со всех сторон, из фортов, из темных провалов пробитых крепостных галерей выходили безмолвные в герметичных шлемах люди и присоединялись к ним. Уэрка мрачно думал, что вместе с ним в наступление пошла и вся его армия - примерно двадцать тысяч человек, все, кто остался в живых. Он знал, что оставлять внешний обвод небезопасно, - им в тыл могли ударить те, кто не подчинялся никаким приказам. Таких в темных подземельях Товии были сотни тысяч, - никто не знал точного количества отчаявшихся беглецов со всей страны. Они думали лишь о своем выживании, собирались в стаи и как крысы грызли тыл его армии. Они вели безжалостную войну и друг с другом в своих логовах. Они рыскали повсюду в поисках пищи, - нередко ей становились замерзшие трупы или другие уцелевшие. Эти стаи, в которых было много и коренных жителей Товии, объединялись лишь для одного, - чтобы дать отпор "друзьям Эвергета", как их теперь называли, странным объединениям гекс, "бывших", оставшихся без контроля, и людей, у которых голос тьмы заглушил всё остальное.
Как ни странно, разум "бывших", редуцированный, наполовину неживой и приспособленный к исполнению простейших функций, стал самым лучшим инструментом выживания. Гексам же помогали встроенные нейрокибернетические модули, - в них были и приемники, и передатчики. Хотя считалось, что в отсутствие контроля гексы не могут общаться с их помощью, между ними возникла некая общность, подобная общности муравейника. О ней ходили жуткие слухи, - о том, что "бывшие" подчиняются гексам и добывают для них пищу, а те согревают их своими тушами во время сна. Никто не знал, сколько их бродило сейчас по всему темному миру. Но только под Товией, в метро и подземельях, их собрались сотни тысяч. Уэрка с горечью думал, что именно гексы оказались самыми приспособленными - и дело не только во всеядности и невосприимчивости к радиации и холоду. Эра человека кончалась, наступала эра гекс - и тех, кто им служит.
Оплотом тварей стали "Золотые сады", - там они были выращены, и их неудержимо влекло туда. Ходили слухи, что оборудование страшных лабораторий сохранилось в глубоких бункерах и что гексы руками "бывших" проводят операции над пленными, производя им подобных. Такое казалось невозможным, но всё же... ведь радиофицированные гексы могли общаться не только друг с другом по отдельности, - но и все со всеми. И разве не из отдельных бездумных нейронов состоит мозг?
Уэрка потряс головой, выбрасывая из неё жуткий образ бестелесного, точнее, многотелесного мозга, занятого непостижимыми для человека делами. Ему вполне хватало и того, что ещё существует другой нечеловеческий мозг, породивший всё это. Будь навечно проклят, Анмай Вэру!
Идущий рядом Сурми Ами думал совсем о другом. Он смотрел на разбитые фермы антенн, на широкие провалы взорванных ворот, ведущие в кромешную темноту ангаров, на безмолвный пар, клубящийся над бездонными ямами там, где стояли вентиляционные башни. Уже несколько раз он спускался в страшные подземелья Цитадели - и чудом выжил там, потеряв почти всех товарищей. Это жестокие стычки в лабиринтах темных туннелей, в которых обе стороны использовали базуки и огнеметы - оружие, не оставлявшее жертвам даже малейшего шанса на спасение, - ужаснули его. А ведь он видел уже столько всякого...
Он стал вспоминать свою жизнь, богатую и безмятежную, семью, жену, детей, свой дом в Офинки. Он всегда ненавидел Фамайа, захватившую его страну. А потом пришла та ужасная ночь, когда его дети кричали от нахлынувшего страха, а они, тоже испуганные, не могли их успокоить.
Испуганные глаза соседей, слухи о том, что народ повсюду свергает ненавистную власть чужаков. А когда из Кен-Каро прибыли люди, сообщившие, что там воцарилась свобода и что армия на стороне восставших, их тихое селение тоже словно пробудилось.Он до сих пор помнил радость, охватившую его при виде горящего Совета и полицейского участка, крики убиваемых чиновников. Затем было несколько дней свободы, запомнившихся как непрерывный праздник. И когда на окраине появились бронетранспорты истребительного отряда, их никто не воспринял всерьез, - чего могут бояться свободные люди? Они со смехом отвергли ультиматум, а двинувшихся вперед файа тут же перестреляли из пистолетов и охотничьих ружей.
Рев автоматических пушек и летящие обломки домов вмиг отрезвили их... слишком поздно. Все, кто пытался защищаться, погибли на месте. Жители считали, что на этом всё и кончится, но солдаты стали выгонять их из домов, бросая внутрь термитные бомбы. Обезумевших людей согнали в песчаный карьер на окраине, освещенный заревом их горящих жилищ. Они ещё ничего не успели понять, когда их стали десятками выводить к обрыву и расстреливать из стоявшего на откосе пулемета.
Ами запомнил всё - и яркий свет фар бронетранспортов, и безмолвно стоящих на откосах солдат, и полную покорность селян, которые позволяли выводить и расстреливать себя, как... Он слышал нервные слова пулеметчика, что ствол греется и патронов уходит слишком много - нельзя ли кончить побыстрее. И стоящий рядом костлявый командир, жадно глядящий на расправу, отдал приказ. Солдаты стали забрасывать толпу гранатами и расстреливать из автоматов, - но даже это было слишком медленно. Тогда один из бронетранспортов сполз вниз и, беспрерывно стреляя из пушки и пулеметов, стал ездить по кругу, давя людей. Его отшвырнуло от жены - ни её, ни детей он больше никогда не видел.
Когда всё было кончено, солдаты откинули бульдозерные отвалы бронетранспортов и те стали сталкивать вниз кучи земли, засыпая и мертвых, и тех, кто ещё дышал, - таких были сотни. Ами чудом удалось выбраться из могилы, поглотившей его семью. Стоя над ней, он проклял сделавших это и поклялся страшно отомстить.
Он отправился в Кен-Каро, надеясь найти помощь. Ему казалось, что это дело рук недобитых чрезвычайщиков, - жестокость расправы не оставляла иного толкования. В городе он встретился с людьми, которые уже много лет боролись с Фамайа, и понял, что бунт обречен, - но потребовал оружие.
Потом была постыдная трусость "Комитета Освобождения", склонившегося перед кучкой головорезов, - а ведь у них были тысячи бойцов, и призови они, - их поддержало бы все население города! Тем, кто не хотел сдаваться, пришлось бежать, - это было тяжело для Ами, уже раз стрелявшего во врага. В те короткие дни в Ахруме он понял, что значит содружество борцов за свободу, и ощутил радость победы, добытой в трудном бою.
А потом снова было постыдное бегство в компании Маонея Талу, - и он ему сочувствовал! Ами до сих пор трясло при мысли, что он сразу не прикончил эту мерзкую нечеловеческую тварь. Их снова схватили, он увидел смерть убийцы своей семьи, - но это уже не могло его остановить. Талу милостиво заменил ему "Золотые сады" полугодом одиночки в соарской тюрьме, когда лишь мысли о мести спасали его от безумия. Потом был мятеж, испуганное лицо Талу, лежавшего на полу, побег, первая встреча с по-настоящему свободными людьми. И вновь появился Маоней Талу, и они погибли.
Когда ультиматум Вэру отсчитывал последние дни мира, он узнал, насколько этот мир богат и многообразен, и в какой лживой тьме они жили. Ему казалось, что такой мир непобедим. Но Вэру думал иначе. Когда Ами душил ужас смерти, - в одно и то же мгновение, - миллионов людей, он понял, что его мир обречен. Но он ещё мог отомстить его уничтожителям! Их армия неудержимо продвигалась вперед, возрастая и в числе, и в силе, и Фамайа пришел конец. У ворот Товии ему казалось, что ещё одно усилие - и враг падет окончательно. Но битва оказалась страшной. Файа защищались, как могли, ему приходилось смотреть, как его товарищи выблевывают внутренности после нейтронных ударов и гниют заживо, превращаясь за несколько часов в скелеты, облепленные темной слизью...