Вселенная в одном атоме: Наука и духовность на служении миру

Постепенно в мешанине этой внутренней болтовни вы станете замечать проблески того, что можно назвать простым отсутствием, то есть состоянием ума, лишенного какого-либо специфического, определенного содержания. Как правило, поначалу такие переживания являются лишь краткими вспышками нового опыта, однако по мере освоения практики интервалы отсутствия обычного потока мыслей начинают увеличиваться. Когда это происходит, возникает реальная возможность понять, почему сознание в буддизме определяется «ясность и знание». Таким путем медитирующий постепенно научается схватывать базовое опытное переживание сознания, а затем использует его как объект медитативного рассмотрения.

Сознание очень мимолетно, и по этой причине его изучение не похоже на исследование материальных процессов, таких как биохимические реакции. Тем не менее его неуловимость можно сравнить с некоторыми объектами из физики и биологии, такими как субатомные частицы или гены. Современная наука разработала упорядоченные методы их исследования, а потому данные объекты кажутся нам теперь относительно знакомыми и бесспорными. Их изучение основано на наблюдении, и независимо от философской интерпретации теми или иными учеными результатов соответствующих исследований именно эмпирический опыт свидетельствует об истинности того или иного феномена. Точно так же, какими бы ни были наши философские представления о природе сознания, считаем ли мы, что оно основывается исключительно на свойствах материи, или нет, мы можем научиться исследовать этот феномен, включая его характеристики и динамику, строго посредством использования субъективистского метода изучения.

На этом пути я вижу возможность расширения границ науки о сознании и обогащения нашего общего понимания природы человеческого ума в научных терминах. Франческо Валери как-то рассказывал мне о европейском философе Эдмунде Гуссерле, который предлагал похожий подход к изучению сознания. Гуссерль разработал философский метод, выводящий метафизику за скобки феноменологического опыта и основанный исключительно на нашем непосредственно переживаемом опыте, без привнесения в рассмотрение дополнительных категорий в виде метафизических допущений. Это не значит, что человек не должен иметь своей собственной философской позиции, но для проведения объективного анализа личные верования следует сознательно отстранять. На самом деле нечто подобное этому выведению за скобки уже происходит в современной науке.

Например, биология достигла замечательных успехов в научном понимании жизни в ее различных формах и проявлениях, несмотря на то, что философское решение вопроса «что такое жизнь?» до сих пор не найдено. Подобным же образом, выдающиеся успехи физики, особенно в области квантовой механики, были достигнуты без ясного ответа на вопрос «что есть реальность?», и многие концептуальные проблемы, относящиеся к интерпретации сделанных открытий, остаются нерешенными.

Я думаю, что некоторый опыт переживаний, связанных с применением техник тренировки ума (и им подобных) должен стать составной частью обучения ученых, если наука намерена всерьез озаботиться получением доступа к полному набору методов, необходимых для всестороннего изучения сознания. Я готов согласиться с мнением Франческо Валерй о том, что если научное изучение сознания когда-либо достигнет полной зрелости, то, поскольку субъективность является здесь главной характеристикой объекта изучения, ученым рано или поздно придется начать использовать методы, опирающиеся на индивидуальный субъективный опыт. Именно в этой области исследований такие традиции, как буддизм, имеющие в своем распоряжении развитые методики созерцательных практик, могут внести особенно ценный вклад в обогащение науки и ее методов. Кроме того, и в самой западной философской традиции может быть обнаружен ресурс, который позволит современной науке развить свои методы для использования субъективистского подхода. Таким образом, возможно, нам удастся расширить горизонты науки в плане большего понимания природы сознания, одного из ключевых качеств, характеризующих человеческое бытие.

8. Факторы сознания

В самом построении методологии изучения ума с его различными состояниями буддизм и современная наука исходят из совершенно разных предпосылок. Наука направляет усилия преимущественно на изучение базовых нейробиологических структур и на биохимические свойства мозга, тогда как буддизм в своем исследовании сознания имеет дело прежде всего с опытом субъективных переживаний. Диалог между этими направлениями может открыть новые пути изучения сознания. Буддийская психология строит свой подход на сочетании медитативных практик (которые могут в этом контексте пониматься как феноменологическое исследование) с эмпирическим наблюдением за мотивациями человека, проявляющимися в виде его эмоций, мыслей и поведенческих реакций, и с критическим философским анализом.

Главной целью буддийской психологии является не каталогизация продуктов мыслетворчества и даже не описание функционирования мозга; ее фундаментальная задача — устранение страдания, особенно в психологической и эмоциональной сферах. В классических буддийских источниках имеются три разных направления изучения сознания. Абхидхарма занимается рассмотрением причин, лежащих в основе возникновения сотен различных состояний ума и эмоций, а также изучением нашего субъективного опыта их переживания и влияния на наш мыслительный процесс и поведение. Все это относится к сфере, которая в современной науке называется психологией (включая когнитивную терапию). Второй раздел, буддийская эпистемология, изучает природу и характеристики восприятия, знания и отношений между мыслью и языком, с тем чтобы создать концептуальную опору для понимания различных аспектов проявления сознания — мыслей, эмоций и т.д. И, наконец, ваджраяна использует визуализации, мысли, эмоции и различные чисто физические техники (такие как упражнения йоги) для интенсивного развития благих состояний ума и устранения его загрязнений. Это осуществляется не путем обнаружения некоей независимой и неизменной сущности под названием «ум», но посредством преобразования нашего обычного, эмпирически данного ума в чистое, незагрязненное состояние на основе понимания его природы.

Буддийский подход к изучению сознания основан на рассмотрении возможных состояний ума и способов его функционирования, а также на понимании причинной динамики этих процессов. Именно в этой области буддийское понимание может, скорее всего, заинтересовать современных ученых, поскольку, как и в науке, большинство буддийских исследований сознания основаны на эмпирическом опыте.

Сам я начал постигать различные аспекты ума в процессе изучения раздела буддийского знания, называемого лориг (тиб. blo rigs), что можно перевести как «ум и знание». Этот предмет изучается в процессе монашеского обучения обычно в возрасте около девяти или десяти лет, притом, что принятие монашества приходится, как правило, на восьмилетний возраст. Прежде всего мой наставник, а им в тот период был Линг Римпоче, заставил меня выучить наизусть рабочие определения природы ментальных феноменов и главные категории когнитивных и эмоциональных состояний. И хотя в тот момент я не имел ясного понимания, что все это значит, но знал, что буддийское определение ума, в отличие от материи, характеризует его как нечто всецело субъективное. Материальные объекты характеризуются наличием у них пространственной протяженности и могут взаимодействовать с другими материальными объектами. В противоположность этому ментальные феномены должны пониматься в категориях временнбй последовательности и как подлежащие по своей природе исключительно субъективному переживанию.

Я провел много времени, заучивая различия между сенсорным и ментальным опытом. Отличительной чертой сенсорных восприятий является их связь с определенным органом чувств — глазом, ухом и прочими. Совершенно очевидно, что каждый вид сенсорного восприятия отличен от других и имеет свою специфическую область, так что глаз не может воспринять звук, ухо — вкус и т.д. Как было указано уже ранними буддийскими мыслителями, включая Васубандху и Дхармакирти, имеется принципиальное различие в процессах восприятия различными органами чувств своих объектов с точки зрения пространственно-временных характеристик. Визуальное восприятие может осуществляться на большом расстоянии, слуховое — на гораздо меньшем, тогда как различить определенный запах можно только вблизи. Остальные два органа чувств — вкус и осязание — воспринимают свои объекты только при непосредственном контакте. Я полагаю, что с точки зрения науки мы должны объяснять эти различия с привлечением представлений о поступающих к нам от объекта наблюдения физических частицах, таких как, например, фотоны.

В определяющей характеристике ментального опыта отсутствует указание на определенный физический орган. Под этим переживанием, которое в буддизме считается шестой сенсорной способностью наряду с пятью органами чувств, не подразумевается ничего загадочного и таинственного. Например, если мы посмотрим на прекрасный цветок, непосредственное его восприятие во всем богатстве цвета и формы относится к области визуального восприятия. Если мы продолжим смотреть на него, в нашем сознании возникнет повторяющаяся последовательность того же самого визуального восприятия. Ментальное восприятие возникает тогда, когда при наблюдении цветка возникает мысль — например, если мы фокусируемся на каком-то определенном его аспекте или качестве, таком как оттенок цвета или форма лепестков. К области ментального сознания относится все множество факторов когнитивного опыта, включая память, распознавание, различение, намерения, волю, концептуальное и абстрактное мышление и сны.

Сенсорное восприятие является немедленным и цельным. Мы можем обонять запах розы, видеть ее цвет и чувствовать уколы шипов, не сопровождая этот опыт переживания какой-либо сознательной мыслью. Мысль в отличие от этого действует избирательно, иногда даже почти своевольно, сосредотачиваясь на специфических аспектах и характеристиках данного феномена. Рассматривая розу, вы можете обнаружить в сознании множество непрошеных мыслей: о том, что ее запах имеет привкус цитрусовых и освежает, что цвет ее розовых лепестков имеет палевый оттенок, что шипы острые и об них можно уколоться. В дополнение к этому, концептуальное восприятие имеет дело с объектами опосредованно, с использованием языка и определенного набора представлений. Когда мы просто видим прекрасные яркие цветы, например красные рододендроны, покрывающие весной склоны гор в окрестностях Дхарамсалы, наше восприятие является насыщенным, но недифференцированным. Если же у нас возникают конкретные мысли в отношении определенных характеристик цветка, такие, как «он ароматный» или «у него крупные лепестки», тогда наш опыт сужается и становится более сфокусированным.

Прекрасная аналогия, обычно приводимая молодым ученикам, — чашка чая в руке. Сенсорное восприятие подобно держанию чашки обнаженной рукой, а осуществляя мышление, мы как бы держим чашку рукой, обернутой в ткань. Различие между тем и другим опытом здесь выражено очень наглядно. Ткань в данном случае — метафора концепций и языковых конструкций, опосредующих наше восприятие объекта посредством мышления.

В буддийской эпистемологии, многие из положений которой развивались в условиях полемики с различными небуддийскими школами философской мысли, имеется обширный анализ взаимоотношений языка и мышления. Двумя наиболее значительными фигурами буддийской философии индийского периода являются Дигнага (V в.) и Дхармакирти (VII в.). В период моего изучения логики и эпистемологии мне пришлось выучить наизусть основные разделы знаменитого сочинения Дхармакирти Обоснование достоверного познания (Праманавартика), философского трактата, написанного в стихах и известного своим строгим литературным стилем. Я заметил, что западная философия внимательно изучает проблему взаимоотношения между языком и мышлением и рассматривает ключевой вопрос этой проблемы: полностью ли содержится мысль в ее языковом выражении. Буддийские мыслители, признавая наличие тесной взаимосвязи между языком и мышлением, в принципе, признают возможность существования невербализованной мысли; например, считается, что животные имеют зачатки концептуального мышления, но не имеют языка, по крайней мере, в нашем понимании.