Вселенский неудачник

С тех пор прошло уже много десятилетий. После очередного ремонта моей ракеты города микросов прекратили свое существование, а их хрупкие машины рассыпались еще раньше.

Единственное, что сохранилось у меня в памяти об их цивилизации, – крошечная мраморная статуя юной девушки, которая стоит на берегу океана и смотрит вдаль, – один из трех гениальных монументов Саввуна Подстолийского.

ВОСПОМИНАНИЕ СЕДЬМОЕ

В жизни часто случалось так, что я оставался без копейки, а моя задолженность Галактическому банку возрастала настолько, что кредитные автоматы начинали вибрировать от возмущения, едва я вставлял в них идентификационную карту. Но это была еще первая, относительно легкая стадия безденежья; вторая же начиналась тогда, когда я брал спицу и начинал выковыривать из-под радиатора атомного двигателя монету достоинством в один рубль, которая когда-то давно (я это точно помнил) закатилась туда.

В тот момент, когда этот рубль, будучи почти извлечен, цеплялся за соты радиатора и закатывался еще глубже, я понимал, что пришла пора искать себе работу, заключавшуюся обычно в перевозке небольших грузов в дальние секторы Вселенной. Бывало ужасно тоскливо трястись по три месяца в ракете только для того, чтобы передать семена репы фермерам с Космеи или сценический реквизит в театр Ортезии...

Однажды безденежье застигло меня врасплох на Эхинацее – маленьком захолустном мирке в созвездии Волопаса. Думаю, я бы протянул некоторое время без новых финансовых вливаний, так как запас продуктов был, накопилось немало мусора для топлива, но на «Блине» начала пошаливать электрика. Когда я, к примеру, включал вентилятор, одновременно врубалась печь и задвигалась электрокровать, а когда нажимал на тормоз, то начинала завывать сирена метеоритного предупреждения. Хочешь не хочешь, электрику нужно было чинить, а для этого требовались деньги, причем срочно.

Я отправился на биржу труда и оставил там свои координаты, указав, что ищу работу, связанную с дальними разъездами. Я был уверен, что предложений придется ждать долго и, безвылазно торча в космопорту, пялиться на стометровую, естественного происхождения базальтовую скалу в форме кукиша, составлявшую единственную достопримечательность Эхинацеи. Но уже через час мой лазеропередатчик внезапно сработал. В сообщении просили срочно зайти в институт межпланетных исследований на кафедру галактической океанологии.

На кафедре меня встретил необыкновенно жизнерадостный толстяк с розовой лысиной, опушенной мягкими волосами. Когда я вошел, толстяк кинулся навстречу, долго мял мою руку, а потом, отступив на шаг назад, громко воскликнул:

– Не узнаю! Вы, собственно, кто такой?

– Я по поводу разъездов... получил от вас лазерограмму.

– А! Тот самый Тэ-Лэ Невезухин, которому нужна работа? Считайте, что она уже ваша! – обрадовался толстяк и снова набросился на мою руку, видно, считая, что прошлый раз он тряс ее по ошибке.

Я поинтересовался, в чем заключается работа.

– О, сущая безделица! Вы должны отправиться на планету Феррарум, набрать в эту баночку воды из океана и доставить ее нам на кафедру. Вот, собственно, и все! И за этот пустяк – две тысячи.

«Так много!» – едва не воскликнул я, но, спохватившись, спросил, могу ли получить задаток.

– О, разумеется, Тэ-Лэ, разумеется! Мы оплачиваем все расходы. Вам как лучше?

– Наличными, если можно, – быстро сказал я, сообразив, что деньги, положенные на карту, будут немедленно зачтены в счет долга, а я останусь на бобах.

Толстяк открыл ящик стола, насвистывая, отсчитал мне тысячу рублей и, уже протягивая деньги, сказал с внезапной озабоченностью:

– Только вы нас, пожалуйста, Тэ-Лэ, не подведите. А то, знаете, мы на этот Феррарум пятого курьера посылаем.

– А где первые четыре? Потеряли фирменные баночки?

Не оценив шутки, толстяк уверил меня, что баночек курьеры не теряли, а попросту сгинули, и лично он считает такое поведение крайне непорядочным.

– Не волнуйтесь. Я буду беречь вашу баночку так, как если бы в ней находились мои собственные анализы, – пообещал я и после трехминутного прощального рукопожатия вырвался наконец на свежий воздух.

Первым делом я направил свои стопы в ремонтную мастерскую, а затем, уже выведя «Блин» на орбиту, открыл космический справочник, чтобы выяснить, где расположен Феррарум. Это оказался глухой угол, затерянный в Хвосте Змеи. Чистого времени полета было, по моим расчетам, месяца полтора. Признаться, я ожидал худшего, поэтому даже обрадовался. Полтора месяца в космосе я решил потратить на то, чтобы изучить греческий и латинский языки, а заодно, отдыхая в перерывах, разгадать новый сборник кроссвордов до тридцатой страницы включительно.

Я задал Мозгу координаты Феррарума, а сам завалился на диван, открыл кроссворд и стал вспоминать, как называется дойное рогатое животное из шести букв, имеющее самца всего из трех букв....

Полет к Ферраруму прошел без поломок и приключений. Когда шесть недель спустя моя ракета заходила на посадку в его космопорт, я уже почти выучил спряжения неправильных греческих глаголов и сносно понимал по-латыни.

С орбиты Феррарум выглядел неважно! Это была небольшая красноватого оттенка планета с разреженной атмосферой, вращающаяся вокруг своей оси с такой стремительностью, что было удивительно, как она еще не потеряла океан цвета куриного бульона.

Посадив ракету среди огромных ржавевших баз, я натянул скафандр и вышел наружу. Было ясно, что космопортом не часто пользовались, иначе на стартовых полосах не валялись бы листы жести, сорванные ураганом с крыши соседнего ангара. Впрочем, рядом с административным зданием ровно, как по линеечке, выстроились четыре одноместных звездолета.

Вспомнив, что нужно отметиться на таможне, я направился туда. К моему удивлению, в помещении царил разгром, какой бывает при поспешных сборах: сейфы распахнуты, шторы сорваны, а на полу валялись пачки брошенных бумаг. Постояв некоторое время в задумчивости, я пожал плечами и вышел. Уже на крыльце заметил скомканный клочок газеты и поднял его. К сожалению, можно было прочесть лишь часть слова: «...ятили».

Я захватил из ракеты банку и через город пошел к океану, шум которого слышался в отдалении. Улицы выглядели пустынными. Навстречу попались всего две-три фигуры, которые, увидев меня издали, пугливо нырнули в подворотни. Я решил, что дело тут в обжигающем дневном солнце, от которого все жители прячутся по домам, а те, кого я спугнул, – мелкие воришки, пользующиеся сиестой в своих целях.

Не было никого и на пляже; лишь два робота устанавливали жестяные щиты с надписями: «С честью пронесем доброе имя людей!» и «Слава великому Супрунию!» В стороне андроид выдирал из газона траву и сажал на ее место искусственную. Мне эта несуразность показалась забавной, тем более что неподалеку на столбе висел щит, на котором значилось: «Не покупайте синтетическую растительность! Живые растения – живым людям!»

Я зачерпнул в банку мутной воды из океана и решил прогуляться по городу. Ближайшие полтора месяца вновь предстояло провести в ракете, я успел соскучиться по человеческим лицам и твердой почве под ногами. Ничуть не меньше истосковался по хорошим прожаренным бифштексам, блинам и свежей, шкварчащей на сковородке яичнице. «Конечно, Феррарум не лучший из миров, но даже и здесь наверняка есть где перекусить», – подумал я.

Заметив недалеко от побережья мерцающую вывеску «ПИВНАЯ», направился туда, дабы утолить жажду. Полутемное помещение почти пустовало, лишь за дальним столиком темнели две фигуры – судя по позам, дремавшие пьяницы. За стойкой торчал старый скрипучий робот, протиравший салфеткой стаканы. Надпись за его спиной гласила: «Обслуживаются только люди!»