Всем смертям назло
Шрифт:
И, наверное, я никогда не забуду, как после выступления ко мне подошел пожилой высокий человек, крепкой, мозолистой рукой взял за плечо и чуть дрогнувшим голосом оказал:
— Сто лет жить тебе, сынок!
Да, много радостей, раздумий, огорчения, тревог принес этот мой незабываемый, уходящий 1967 год…
«Уважаемый товарищ Титов!
Простите за беспокойство и плохое владение русским гайкам. Мне очень надо написать вам.
Я с наслаждением прочитал вашу повесть. Взволнован героической судьбой двух молодых советских современников — Сергея и Тани. Не очень-то часто встретишься в жизни с такой верной сильной любовью.
Чехословацкое радио объявило в этом году конкурс на лучшую инсценировку советских прозаических произведений. Мне ваша повесть так запала в душу, так понравилась, что я не удержался от соблазна, сел за стол, и через некоторое время инсценировка была готова. Я работаю редактором в издательстве театральной литературы столицы Словакии — Братиславе, имею опыт в подобной работе. Надеюсь, что словацкий слушатель с удовольствием примет взволнованный рассказ о несгибаемой воле, о мужестве, об утратах и победах двух юных представителей нового мира.
Если вам нетрудно, напишите несколько слое нашим
С искренним приветом к вам и вашей жене Иван Изакович.
«Дорогой товарищ!
В дайджесте „Спутник“ прочитал о вашей героической судьбе. Посылаю вам и вашей семье сердечные приветы из Польши. Все мои друзья, ознакомившись но статьей, считают, что так должно и быть в обществе, где человек человеку друг и брат. Вы настоящие люди, люди, которые сумели победить смерть.
«Дорогой товарищ Титов!
Большое спасибо за ваше письмо, которое вы прислали нашей редакции, за добрые слова. Мы выбрали небольшой отрывок из вашей повести и опубликовали в газете.
Читатели нашей газеты надеются, что встреча с вами не будет последней.
От имени редакционного коллектива примите наилучшие пожелания.
Далеко ушли вы от меня, мои дорогие Сережа и Таня. Вот и словацкий язык стал вам родным. На нем вы поведаете незнакомым людям, вдали от своей Родины, от отчего дома о своих радостях и бедах, о своей верности и чистой любви. Парой мне становится как-то тревожно за вас. А вдруг вас не так поймут, вдруг обидят чужим, неласковым словом. И я уже не смогу помочь вам, защитить, уберечь. Теперь это уже выше моих сил.
Мне радостно оттого, что ваши дороги пересекли многие страны и континенты, вошли в дома неизвестных мне людей, приобрели многих добрых друзей и, конечно же, нажили врагов, и чуть-чуть грустно, что вы теперь не только мои, а принадлежите всем принявшим вас и я уже не могу ни на капельку изменить вашу судьбу…
«Дорогой советский друг!
Я очень интересуюсь книгами, вышедшими из-под пера советских писателей. Вашу повесть я имел удовольствие прочесть и в подлиннике (прислали московские друзья), и на монгольском языке в газетной публикации. Мое глубокое убеждение таково, что все овнеадаюее веии даже не подвиг (хотя жизнь Сергея Петрова и Тани изумляет и потрясает), а норма жизни членов социалистического общества. Это плоды той необъятной работы и борьбы, которую проделали ваши деды и прадеды на благо цивилизации всего мира. И я думаю, что это самая крупная их победа, огромное достижение социализма. Человек — это все! А раз в обществе уже выросли и воспитались такие люди, значит, это общество может рассчитывать на достижение самых огромных высот во всех сферах своей деятельности. Это укрепляет веру в то, что все задачи, поставленные КПСС перед народам, будут выполнены. Мы в Монголии верим в это.
В ваших газетах после опубликования вашей книги было напечатано много откликов простых людей, в которых в той или иной форме говорилось то же, о чем написал я вам.
Я много лет учился, потом работал в вашей прекрасной стране, и у меня на всю жизнь остались самые прекрасные воспоминания.
Примите вой поклон и уважение.
«Искренне рада, что в грозный час испытаний Сергей в Таня нашли в себе силы бороться с судьбой. Преклоняюсь перед необыкновенным мужеством хрупкой, юной девочки, вывалившей на свои плечи такую тяжесть. Это ее, и только ее заслуга, что Сергей остался, жить, нашел в себе силы и волю продолжить борьбу. Дорогой Слава! У нас, на твоей родине, в Добринке, зовут тебя наши Павкой Корчагиным. Мы все гордимся тобой.
В январе 1365 года меня постигло огромное горе. Горе, которому нет и не будет конца. При исполнении служебных обязанностей погиб мой единственный сын. Я не знаю, почему так жестоко устроена жизнь. Почему матери должны переживать своих детей? Мне сорок пять лет, а зачем мне жить? Вот пишу, а слезы застилают глаза, и нет мне ни в чем утехи. Если ты позволишь, дорогой Слава, я буду считать тебя своим сыном, Поверь, мне будет легче, Я буду изредка писать тебе и радоваться твоим уепехам, как радовалась бы успехам своего сына,
Целую вас обоих.
«Уважаемая Анна Андреевна!
Большое спасибо за добрые слова. Я очень рад, что вам понравилась моя повесть и ее герои. Мне это вдвойне приятно, потому что вы моя землячка.
Конечно, слов утешения в постигшем вас горе не найти. Такие потери не забываются. Но жизнь есть жизнь, и живым надо жить. У вас очень нужная людям работа. Я понимаю, что значит библиотекарь в наших сельских краях. До сих пор я с чувством глубочайшей благодарности вспоминаю людей из Добринской районной библиотеки, которые ввели меня (и сделали это тактично и умело) в огромный и прекрасный мир книг. Уверен, что если и не сейчас, то в будущем вас обязательно вспомнят добрым, благодарным словом мальчишки и девчонки, которые сейчас с блестящими глазенками забегают к вам и уносят в руках вами предложенные и выданные книги. Человеческая доброта не проходит бесследно.
От всего сердца желаю вам, дорогая Анна Андреевна, долгих лет жизни, крепкого здоровья и больших успехов в вашей очень нужной для подрастающего поколения деятельности. Обнимаю вас по-сыновьи. Счастья вам!»
«Дорогой Владислав Андреевич!
Пишут вам пионеры 5-го „Б“ класса школы № 2 города Ангарска. Сегодня у нас прошел торжественный сбор, на котором нашему отряду присвоено ваше имя. Теперь мы в каждом своем поступке равняемся на вас. На счету нашего отряда имени Владислава Титова много замечательных дел, но сказать, что у нас все хорошо, мы еще не можем. Есть ребята, которые не всегда добросовестно готовятся к урокам, получают плохие оценки (мы не будем называть их имен, потому что они твердо обещали исправиться и не позорить вашего имени). Нарушений дисциплины у нас почти нет. Теперь нам
стыдно плохо учиться, потому что все мы обещали брать пример с вас.По поручению отряда командир Воронова, звеньевой Лоскутникова, ответственный за штаб „Мое Отечество — СССР“ Мокрушин».
Что-то слишком много подобных писем пришло в последнее время. Я испытываю жгучую неловкость. Понимаю, дело тут не во мне, не в моем имени. Ребятам нужен идеал, до которого нужно тянуться, равняться на него, подражать ему, тогда как-то легче настроить себя на преодоление своих трудностей. А у кого они найдут черты в биографии или в характере, достойные, по их мнению, подражания, дело второстепенное. Нашему поколению в этом смысле было проще; шла война, за примерами самопожертвования, мужества, героизма ходить далеко не надо.
Мне, конечно, далеко до идеала, достойного подражания. Я знаю это и убежден в этом. Считаю для себя высшей, но еще не заслуженной честью эти восторженные ребячьи преклонения и стыжусь их. Перед такими письмами я чувствую себя так, как будто сижу в чужих санях, или, еще хуже, что я это не я и вообще меня уже нет в живых. И вы уж извините меня, ребята, что на письма, в которых вы испрашиваете разрешения назвать свой отряд или дружину моим именем, не получаете ответов. Я не знаю, что отвечать вам. В истории нашего государства достаточно имен, которыми можно и называть свои дружины, и строить жизнь по ним. Не принято у нас воздавать такие почести живым. А я к тому же их еще и не заслужил.
«Мне доставляет огромное удовольствие писать вам это письма и назвать вас своим коллегой. Да, мы с вами дважды коллеги. Я, как и вы, писатель и так же, как и вы, в прошлом шахтер. Я много слышал и читал о вас. Очень рад вашим успехам в литературе. Позвольте выразить свое восхищение. Примите, пожалуйста, мои книги с автографом. Я буду очень рад получить от вас ваши произведения, чтобы предложить их румынскому читателю. Всего хорошего!
«Уважаемый советский гражданин Титов!
Примите высокое уважение с другой половины земного шара. Мне трудно начать это письмо, потому что очень трудно выразить самое большое восхищение, которое я когда-либо испытывал в своей жизни. Как вы знаете, человек, прочитав последнюю страницу книги, переворачивает ее не для того, чтобы забыть навсегда. У читателя, как правило, возникает вопрос, что побудило писателя взяться за перо? Из эпилога повести, которую я прочитал залпом, мне стало известно, что автор и главный герой в данном случае, по существу, одно и то же лицо. Автор и герой, которые поразительным случаем остались в живых для того, чтобы зажатым в зубах карандашом поведать миру о силе человеческого духа. В переводе на испанский язык ваша повесть называется „Поединок со смертью“. Это значительно больше, чем поединок.
Я затрудняюсь передать вам, какое величайшее изумление вызвали у меня ваши гигантские усилия, ваши жертвы и страдания (душевные и физические), приложенные к созданию повести. Только лишь дух глубочайшего убеждения способен преодолеть препятствии, возникающие в процессе творчества. Вам удалось этого добиться необыкновенным образом, благодаря исключительной настойчивости. Вы новый человек нового мира, мира социализма и коммунизма. Вы представляете нового человека, новой эры. Эра, в которой марксисты стремятся разрешить извечный вопрос о смысле своего существования, добиться счастья для всех.
Как представитель старого поколения (я родился на рубеже прошлого и нынешнего веков) я пропитая скептицизмом и недоверием, выработанными у меня индивидуалистическими формами общественного правления, которое не считает человека существом достойным уважения и рассматривает большинство людей как создания низшего разряда, которые не способны овладеть секретами интеллектуальной деятельности. Когда я называю себя человеком старого поколения, то не хочу сказать, что принадлежу к фаланге недостойных индивидуумов, преступная инертность которых служит воле тех, кто ими управляет. Все же я стараюсь хотя бы духовно преодолеть те опасности и трудности, которые создает во имя морального развращения общества существующий правительственный режим, чтобы когда-нибудь получить привилегию жить под лучами солнца в мире будущего, где человек полностью является хозяином своей большой судьбы.
Я хотел бы многое рассказать вам о том мире, в котором мне приходится жить, если бы соблаговолили ответить мне на это письмо. Если вы напишете мне хоть одно слово привета, это преисполнит меня благодарностью. Большое спасибо.
Что-то помешало нашему общению. На свое письмо в Монтевидео я не получил ответа.
…Кажется, я рассказал все, что касается создания повести, все, о чем меня постоянно спрашивают и в письмах, и при личных встречах, все, что, считал, будет интересным всем прочитавшим повесть, рассказал, о чем думал, чем жил этот год, первый год на новых рельсах, в новом жизненном седле, первый год после выхода в свет «Всем смертям назло…».
Пожалуй, осталось последнее. Как после всех мытарств и перипетий повесть очутилась на редакторском столе журнала «Юность».
Тарас Михайлович Рыбас позвонил вечером, отрекомендовался ответственным секретарем — писательской организации (о существовании которой я до того момента не подозревал), сказал, что прочитал в газете статью обо мне, и предлагал встретиться в помещения отделения Союза писателей, познакомить с местными литераторами и поговорить о предполагаемой публикации повести в журнале. Я принял приглашение и с нетерпением ждал следующего дня и встречи.
«Подумать только! Я мыкаюсь по столичным журналам и издательствам (потому что других не знаю) со своей работой, а рядом, в одном городе живут настоящие, живые писатели, ходят по тем же улицам, ездят в тех же трамваях и автобусах, люди, которые могут посмотреть мой труд и по крайней мере квалифицированно определить, есть ли толк в моей писанине, или все это никому не нужный бред», — думал я той ночью.
Предстоящая встреча пугала и радовала. Скрученная в трубочку рукопись в хозяйственной сумке несла Рита и нетерпеливо теребила меня:
— Слушай, а о чем же мы с ним говорить будем? Это ж писатель!
Мой лоб покрылся испариной, я замедлил шаг (а может, вернуться, отложить на завтра?), но желание внести ясность в наболевший и надоевший, вопрос о возможности публикации повести подстегивало, и мы, робея и надеясь, подходили к зданию областной библиотеки, где в то время в полуподвальном помещении размещалось Луганское областное отделение Союза писателей Украины.