Всемирная история: в 6 томах. Том 4: Мир в XVIII веке

После разгрома Джунгарии для Китая самой важной проблемой в отношениях с Россией стало удержание в границах Цинской империи монгольского населения, а главным для российской политики в отношении Китая — сохранение мира на плохо защищенной и отдаленной границе и выгодной для казны торговли.

Отношения между Россией и Китаем во второй половине XVIII в. были достаточно напряженными. Наиболее масштабным дипломатическим конфликтом того времени стал уход в Китай в 1771–1772 гг. части калмыков, которых китайские власти отказались возвращать.

В Китай в этот период направлялись российские дипломаты В.Ф. Братищев (1757) и дважды И.И. Кропотов (1763 и 1768). Братищеву было поручено провести переговоры о получении разрешения для русских судов плавать по Амуру (они кончились ничем). Кропотов должен был договориться о возобновлении торговли, уточнении границы и правовом режиме в пограничных местностях; вторая его миссия оказалась более успешной, и в результате проведенных переговоров была подписана дополнительная статья к Кяхтинскому договору, уточнявшая его положения. В 1792 г. иркутским губернатором Л.Т. Нагелем и представителями китайских властей было также подписано дополнительное соглашение, регулировавшее, главным образом, отношения между их администрациями в приграничной полосе.

Дипломатические контакты Китая с Западной Европой в этот период были незначительными — в 1752–1753 гг. там побывало португальское посольство, а в конце века посольства Великобритании (1793–1794) и Нидерландов (1794–1795).

СРЕДИ «ЧЕТЫРЕХ МОРЕЙ»

В целом внешняя политика Китая в XVIII в. осуществлялась на основе традиционных представлений, в соответствии с которыми он рассматривал себя как центр мира, окруженный вассальной периферией. В империю во второй половине столетия входили маньчжурские земли, собственно Китай, Монголия, Тибет, Джунгария и «земли мусульман» (Кашгария). На внешнем ее периметре находились государства, в разное время формально признавшие себя данниками Китая: Корея, Люцю (яп. Рюкю), Вьетнам, Сиам, Бирма, Непал, Бадахшан, Коканд, а также казахские Средний и частично Старший жузы; кроме того, на востоке был расположен захваченный испанцами Лусон, который раньше входил в этот список, а на севере — номинально считавшаяся данником Россия. На значительном удалении от Китая располагались европейские страны, две из которых присылали посольства ко двору императора (Португалия и Голландия).

Политические и культурные контакты с иностранными государствами были в основном сосредоточены в Пекине, куда время от времени прибывали иностранные посольства и где находились христианские миссионеры.

Контакты Европы и Китая, прервавшиеся после падения монгольской династии, стали восстанавливаться еще в XVI в., когда к побережью Гуандуна и Фуцзяни прибыли португальцы (1514) и испанцы (1557), а в начале XVII в. их конкурентами в борьбе за установление торговых связей с Минской империей стали голландцы (в 1604 г. они достигли островов Пэнху). Начиная с XVI в. в Китае появились первые сведения о контактах и происходивших при этом столкновениях с европейцами на юге страны.

Впрочем, постепенно отношения с европейцами наладились. В 50-е годы португальцы получили право обосноваться в Макао (Аомэнь), и на китайской территории возник небольшой европейский город, описания которого стали одним из источников сведений о европейцах (на посетивших его китайцев сильное впечатление производили здания европейской архитектуры и привезенные из Африки черные невольники). Сама эта территория колонией Португалии до второй половины XIX в. (формально, до 1887 г.) не являлась — местный португальский Сенат был подчинен китайским властям, также определявшим для Макао и правила внешней торговли. В XVIII в. были изданы специальные императорские указы, согласно которым дела между «варварами» решали сами «варвары», но конфликты китайцев и европейцев были подсудны китайскому суду. Голландцы же в XVII в. некоторое время даже были союзниками Цинской империи в войне с вытеснившими их с Тайваня антиманьчжурскими силами во главе с сыном Чжэн Чэнгуна Чжэн Цзином.

Затем в Китае побывали иностранные посольства — главным образом, как уже говорилось, португальские и нидерландские; в XVIII в. первых было два (1726–1727, 1752–1753), а второе и вовсе одно (1794–1795). Их приезд не повлиял на китайский образ внешнего мира, так как они в основном выполняли установленные для послов из вассальных земель нормы этикета.

Гораздо большее значение, чем приезд посольств, для отношений Цинской империи с Западом имели контакты с католическими миссионерами. Ограничения, которые в XVIII в. были наложены на их деятельность, привели к негативным последствиям. Китай во многом лишился источника сведений о положении в мире, а также перестал пользоваться услугами консультантов, разбиравшихся в европейской и мировой внешней политике. Численность миссионеров в Пекине продолжала сокращаться, и в 1838 г., незадолго до Опиумной войны, умер последний из них. Часть их действовала в подполье, однако там по понятным причинам постепенно увеличивалась доля священников-китайцев. В 1800 г. они составляли уже две трети католических священнослужителей в Цинской империи.

Единственным западным языком, который в XVIII в. систематически преподавался в Китае, была латынь. Для подготовки переводчиков латинского языка в Пекине в 1729 г. даже была создана специальная школа, просуществовавшая до 1748 г. В Гуанчжоу же, где с конца 50-х годов XVIII в. сосредоточилась торговля с Западом, имелись, главным образом, люди, способные объясниться с иностранцами на пиджине или знавшие основы тех или иных европейских языков, однако квалифицированных переводчиков-китайцев там тоже почти не было. В XVIII в. в Китае резко сократилось издание переводной литературы. Если в XVII в. было переведено несколько сотен работ (примерно три четверти их составляли книги о христианстве, одну четверть — европейские научные сочинения), то в XVIII в. публиковались главным образом старые переводы. Наибольшее влияние европейская наука оказала на китайскую астрономию и картографию. Астрономия в этот период оставалась в руках европейских миссионеров, а китайская картография под их руководством в начале XVIII в. вышла на новый уровень. Император Канси организовал работу по картографированию территории империи, которая осуществлялась в основном силами европейских миссионеров (результатом ее стал составленный в 1717 г. атлас, на базе которого был подготовлен атлас Ж.-Б. Дю Альда, опубликованный позднее в Европе). Затем, однако, картография в Китае деградировала, с китайских карт исчезла сетка параллелей и меридианов, а контуры материков становились все более условными.

Контакты с Европой не оказали большого влияния и на китайскую культуру. Европейцы в XVIII в. уже не привлекали особого внимания китайцев. Все это время они лишь эпизодически появляются в китайской эссеистике или на картинах, где изображались иностранцы в Макао и Гуанчжоу. Как ни странно, гораздо больше повлияла европейская культура на придворную жизнь. В правление Цяньлуна при дворе появляется мода на европейский стиль. Проводниками ее становятся католические миссионеры, служившие при дворе художниками, архитекторами и инженерами. Одной из главных фигур среди законодателей «европейского стиля» считается уже упоминавшийся итальянский иезуит Джузеппе Кастильоне, работавший при китайской Академии живописи на протяжении значительной части XVIII в. В число его живописных работ входят парадные портреты императоров и императриц, выполненные в европейской технике письма, и многочисленные картины, изображающие сцены придворной жизни. Он также отвечал за проектирование европейских архитектурных сооружений, которые решено было построить в императорской летней резиденции Юаньминюань (впоследствии разрушенной в ходе войны с Великобританией и Францией в 1860 г.). Под влиянием Кастильоне, Аттире и других миссионеров-художников «европейский стиль» так прочно вошел в традицию Академии живописи, что ему стали следовать и китайские живописцы. Источником развлечений при дворе также служили многочисленные технические новшества, демонстрировавшиеся миссионерами императору и наложницам; среди них наибольшее изумление и восхищение, по отзывам миссионеров, вызвал проекционный аппарат и камера обскура, позволявшая наблюдать происходившее в людном Внутреннем городе.

Все эти европейские новинки и диковинки, однако, не дали Китаю никакого сколь бы то ни было систематического знания об уровне технического развития стран Запада. В следующем столетии, в период, когда Китай вступит в активную конфронтацию с Англией, выяснится, что у него почти нет ни сведений о противнике, ни кадров, которые могут их добыть, и всю информацию придется собирать в экстренном порядке, привлекая для этого китайцев, ранее живших за границей.

В Европе, где основным источником сведений о Китае длительное время оставались рассказы Марко Поло, записанные Рустикелло, новая информация об этой стране стала доступна только после появления записок португальских путешественников, побывавших там в XVI в., и сочинений миссионеров. Последние также часто были авторами первых работ о китайском языке, и именно по их инициативе были созданы первые учебные заведения, где преподавался китайский язык.

Созданный католическими миссионерами образ Китая — страны, управляемой интеллектуалами, надолго стал частью «картины мира» европейцев.

Иезуит Жан-Батист Дю Альд в своем труде «Географическое описание Китайской империи и Китайской Татарии», изданном в Гааге в 1736 г., писал: «…можно с уверенностью утверждать, что Китай — самое большое и самое прекрасное из известных нам царств… Когда, покинув Европу, вступаешь на земли, наиболее близкие к Африке, не кажется ли, что попадаешь в другой мир? Хоть народы Индий и чуть менее грубы, они все же столь неотесанны, что при сравнении с нашими цивилизованными нациями могут легко сойти за полуварваров. Кто мог бы поверить, что на краю таких варварских земель живет народ сильный, культурный, искушенный в искусствах и прилежный в занятиях науками?»

В Европе вошел в моду стиль шинуазри (в котором построены, например, китайский чайный домик в дворцовом парке Сан-Суси в Потсдаме, китайский павильон в шведской королевской резиденции в Дроттнингхольме, пагода в садах Кью в Лондоне; в этом же стиле оформлены некоторые интерьеры Китайского дворца в Ораниенбауме), китайские мотивы появились в литературе и живописи. В это же время в Европе стали публиковаться переводы и пересказы собственно китайских текстов, включая первую «Общую историю Китая» Ж.А.М. де Мойрияка де Майя (опубл. в 1777–1785 гг.; создана на основе китайских исторических сочинений), и переводы китайской художественной литературы. Вольтер рассматривал Китай как страну, где правят ученые, а общество основано на естественных законах и естественной религии. Лейбниц предложил идею академии, где работали бы китайские и европейские ученые (он же говорил о необходимости приезда в Европу китайских миссионеров, которые обучали бы европейцев нравственной философии). Во Франции увлечение Китаем вышло за рамки интеллектуальной моды. Физиократы вполне серьезно обсуждали использование китайского опыта во французской экономике, А.Р.Ж. Тюрго встречался с китайцами, находившимися в Европе, а А.Л.Ж.Б. Бертен, один из его предшественников на посту генерального контролера финансов, собирал материалы о Китае через находившихся там миссионеров. Весной 1754 г. Людовик XV по примеру китайских императоров даже провел в Версале первую борозду в начале посевной. Впрочем, подобный взгляд на Китай разделяли не все. Так, к китайскому опыту отрицательно относились Монтескье, который видел в нем прежде всего деспотическое государство, и Руссо, для которого культура в Китае слишком подавляла человека.