Всемирная история: в 6 томах. Том 5: Мир в XIX веке
Шрифт:
Исследование свойств электромагнитного поля дало начало техническим экспериментам по созданию первых электромоторов, и уже в 1834 г. Борис Семенович Якоби в Санкт-Петербурге сумел сконструировать первый действующий электродвигатель, который вскоре был применен на водном, а затем железнодорожном транспорте. Однако маломощность первых электромоторов еще долго была причиной того, что они оставались слабой альтернативой для паровых котлов. С конца 1830-х годов изобретатели разных стран включились в работу по созданию эффективной электрической лампочки. Предлагавшиеся варианты решений долгое время были неэффективны, пока в 1879 г. американец Томас Эдисон, наконец, сумел запатентовать первую лампочку с платиновой нитью, способную работать продолжительное время. К этому времени искусственное освещение уже стало частью городской культуры, но возможности применения электрической лампы оказались более разнообразны. Электрическое освещение стали активно использовать
К началу 1880-х годов умами ведущих инженеров овладела идея поиска нового типа двигателя, который был бы более компактным, чем паровой котел, используемый на паровозах и пароходах, но более мощным и легко обслуживаемым, чем электромотор. Итогом бесконечной череды проб и ошибок в 1885 г. стало изобретение немецкими инженерами Готтлибом Даймлером и Вильгельмом Майбахом бензинового карбюраторного двигателя, который вскоре был успешно опробован на всех видах наземного транспорта, а спустя несколько лет стал использоваться и в авиации. Появление двигателя внутреннего сгорания дало мощный импульс развитию нефтедобычи и нефтепереработки, что, в свою очередь, привело к глобальным изменениям в экологии; около 1890 г. «ископаемое топливо» начало доминировать во всемирном масштабе. Подобно тому, как паровой двигатель привел к быстрому развитию пароходства и железнодорожного транспорта, а самые простые электромоторы стали частью электротехнических инноваций, двигатели внутреннего сгорания запустили маховик развития автомобильного транспорта, авиации и военной техники. В последнем случае подавляющее большинство достижений относятся уже к XX в., но условия для их появления были заложены еще в XIX столетии.
Все упомянутые технологические инновации оказали глубокое влияние на все сферы экономической, социальной и культурной жизни XIX в. Паровая энергетика стимулировала развитие целого ряда отраслей промышленности, начиная с горнодобывающей и текстильной, напрямую способствуя появлению первых форм крупного производства. Электротехника, двигатели внутреннего сгорания, производство нефти в еще большей степени расширили эту тенденцию. Новая энергетика рождала новые формы промышленности и транспорта, а те, в свою очередь, влекли за собой изменения в способах организации труда и в экономическом укладе все большего числа стран. К середине XIX в. безоговорочным лидером в сфере технологических инноваций была Великобритания, но уже с середины столетия в соперничество с ней включились США, Германия, Франция, Россия, а к концу века — Италия, Япония, Швеция, Бельгия. Триумфальный технологический и экономический успех Великобритании был отмечен первыми международными выставками, такими, как выставка в Хрустальном дворце 1851 г. под Лондоном. На ней, как и других подобных мероприятиях, вниманию общественности представлялись самые разнообразные изобретения и технические новинки. XIX век оказался одним из самых счастливых столетий по части технологических инноваций, но подавляющее большинство их нет возможности даже упомянуть. Среди тех изобретений, что вошли в золотой фонд человеческой цивилизации, назовем только некоторые: фотоаппарат, телефон, радио, электроннолучевая трубка, рентгеновская установка, мотоцикл, автомобиль, велосипед, швейная машинка, кинокамера.
Индустриализация и механизация коренным образом изменили трудовую сферу, революция коммуникаций сделала возможной миграцию из деревень и урбанизацию. Мир XIX в. был миром растущих городов. До наступления этого столетия подавляющее большинство населения жило в сельской местности, а немногочисленные города играли роль центров локальной торговли и традиционного производства. Наиболее крупные из них были расположены в Азии, а в Европе к началу XIX в. только Париж и Лондон могли претендовать на звание мегаполисов. Технологическая революция в Англии и последующий за ней промышленный переворот вызвали развитие промышленности и потребность в свободной рабочей силе. В первой трети XIX в. благодаря неиссякаемым потребностям угольной и текстильной индустрии быстро выросли Манчестер, Ливерпуль, Лидс, Глазго и другие британские города.
По мере того как волны промышленного развития распространялись за пределы Великобритании, там тоже начинался бурный городской рост. С середины XIX в. быстро увеличивалось население Парижа, Берлина, Мюнхена, Гамбурга, Санкт-Петербурга, Одессы. В Новом Свете ситуация во многом была схожей. Становление мясной промышленности стало причиной стремительного роста Буэнос-Айреса и Чикаго, «золотая лихорадка» 1840-х годов дала стимул развитию Сан-Франциско, а производство и экспорт кофе — развитию Рио-де-Жанейро, который к концу столетия был обойден Сан-Паулу. Такая же ситуация в последней четверти века наблюдалась в Токио, Иокогаме, Осаке и Гонконге.
Быстрый рост городов происходил за счет притока в них пришлого сельского населения, пополняющего ряды рабочего класса. Вокруг заводов и фабрик повсюду возникали трущобы,
поэтому санитарное состояние новых индустриальных центров было удручающим. Хозяева промышленных предприятий зачастую не обращали внимания на бедственное положение рабочих, имея возможность в любой момент заменить недовольных на новых работников, в том числе из подростков и женщин. Монотонная изматывающая работа на предприятиях, оснащенных машинами, часто не требовала высокой квалификации, и оплата труда была невысокой. Это регулярно вызывало недовольство и сопротивление рабочих. Они громили заводские цеха, ломали промышленное оборудование, строили баррикады, брались за оружие. На протяжении XIX в. волна классового противостояния прокатилась по многим странам мира. В историю этот век вошел как время ожесточенной классовой борьбы и городских революций. Последствием этих драматических событий стало осознание рабочими своих классовых интересов. С середины XIX в. в Европе начинают возникать первые политические партии, выражающие интересы рабочих. Широкую популярность среди рабочих получили идеи марксизма, анархизма, тред-юнионизма и других идеологий.В свою очередь, городские власти и хозяева предприятий все чаще осознавали, что необходимо улучшать условия труда и жизни рабочих и их семей. С середины XIX в. во многих западных странах стали осуществляться санитарные преобразования: улицы очищались от мусора, строились общественные туалеты, прокладывались водопровод и канализация. Наиболее просвещенные представители общественности рекомендовали создавать специальные школы для рабочих и их детей, чтобы повышать их грамотность и побуждать отказываться от вредных привычек, таких, как пьянство. Наряду с этим все большее значение приобретала борьба с мелкой преступностью как порождением бедности и нищеты. Стремление к улучшению нравов стало важной частью жизни огромного числа образованных представителей среднего класса, которые охотно посвящали свое свободное время работе в системе образования, санитарно-медицинских учреждениях, занимались благотворительностью и журналистикой. В целом XIX век был не только временем революций, но и веком разнообразных социальных реформ, которые благотворным образом сказались на общественной жизни.
К концу XIX в. уровень материального благополучия горожан в западных странах понемногу повышается. Во многом это было вызвано изменениями в характере организации производства. Первоначально «дикие» условия труда сменились более рациональным и эффективным управлением. Увеличивались производительность труда, зарплата рабочих. Из трущоб и подвалов семьи рабочих начали переселяться в отдельные квартиры. Эти позитивные сдвиги, ставшие итогом разнообразных социально-экономических реформ, произошли главным образом в Северной Америке и странах Европы. Однако в большинстве стран мира до подобного положения было ещё далеко. По этой причине протестные настроения там не успокаивались. С неистовой силой они дали о себе знать целой чередой революций, которые прокатились по миру в самом начале XX в.
XIX век справедливо назван эпохой «ускорения», увеличения глобальной однородности и стандартизации жизни. Ярким свидетельством становления единых национальных и общемировых рынков была стандартизация — времени, валюты, техники, одежды. Не случайно именно в XIX в. появилась идея всемирного языка: в 1879–1880 г. немецкий католический священник Иоганн Мартин Шлейер (1831–1912) предложил не очень удачный проект искусственного языка под названием «воляпюк», а в 1887 г. врач из Варшавы Людвик (Лазарь) Заменгоф (1859–1917) выпустил на русском языке учебник эсперанто — языка, ставшего весьма популярным.
Стандартизация измерения времени — ответ на «транспортную революцию», в первую очередь на появление железных дорог. Логика развития железных дорог и планов движения форсировала координацию времени, но реализация этой программы затягивалась. Согласование времени являлось техническим вызовом, лишь изобретение передачи электронных импульсов через телеграф сделало проблему принципиально разрешимой. Унификация времени шла в двух плоскостях: внутри государств и между ними. Международная координация нередко предшествовала национальной.
Еще в XVIII в. английские моряки начали ориентироваться по Гринвичскому меридиану (в Гринвиче близ Лондона с 1675 г. располагалась Королевская обсерватория). К 1855 г. Гринвичский меридиан использовался повсеместно на территории Британской империи в качестве начала отсчета географических долгот и для определения нулевого часового пояса; с 1880 г. подобное использование стало обязательным. В 1884 г. на международной конференции в Вашингтоне делегаты рекомендовали опираться на Гринвичский меридиан. К 1893 г., следуя выступлению в рейхстаге военного стратега Гельмута Мольтке (1800–1891), Гринвичский меридиан в качестве нулевого принимают все составные части Германского рейха, а в 1911 г. — Франция, до этого двадцать лет не желавшая признавать приоритет северного соседа, жившая при Парижском меридиане. Российская империя продолжала пользоваться Пулковским меридианом.