Всемирный следопыт, 1928 № 05

— Тогда приступайте теперь же. Я отрекомендовал вас, как на редкость энергичного и пунктуального человека; смотрите, не подведите меня. Итак, отправимся по железной дороге, и по пути я сообщу, что вам предстоит делать.

Было ясное весеннее утро (для точности — 22 мая), когда мы пустились в это фатальное путешествие, приведшее меня к событиям, отныне ставшим историческими. По дороге Мэлон передал мне письмо от Челленджера, являвшееся для меня инструкцией.

Сэр:

По приезде в Хэнгист-Даун благоволите явиться в распоряжение мистера Барфорт, главного инженера, посвященного в мои планы. Мой молодой друг Мэлон, податель сего, также имеет к этому отношение и может избавить меня от непосредственных переговоров. В настоящее время мы закончили обследование некоторых феноменов шахты на уровне 14000 футов и ниже, которое всецело подтвердило мои гипотезы о природе массы планеты. Но требуются еще более веские доказательства, прежде чем я смогу произвести должное впечатление на ограниченные взгляды современного научного мира. Эти доказательства надлежит добыть вам, а они будут свидетелями. Спускаясь в лифте, вы заметите, что проходите постепенно: залежи вторичного мела, угольные пласты, девонские и кембрийские отложения и, наконец, гранит, через слой которого проходит большая часть нашего туннеля. Дно его в настоящее время покрыто тарполином ^[77] ), и я запрещаю вам снимать его слой, поскольку всякое грубое прикосновение к чувствительной внутренней пленке земного ядра может привести к чудовищным результатам. По моему распоряжению, поперек шахты укреплены две крепких балки, с настилом в двадцати футах над ее дном, и между ними оставлено небольшое пространство. Оно будет играть роль зажима для ваших приборов артезианского бурения, в частности, — для трубы. Бура в пятьдесят футов длиной вполне достаточно: на двадцать футов он будет опущен под настил, так что коснется непосредственно слоя тарполина. Если вы дорожите своей жизнью, не опускайте его ни на дюйм ниже. Тридцатифутовая часть бура будет высовываться над настилом и, когда вы установите его, мы определим, что в почву он войдет не меньше, чем на сорок футов. Поскольку субстанция почвы здесь чрезвычайно мягкая, я полагаю, что вам даже не понадобится двигательной силы, и труба собственной тяжестью проникнет в те слои которые мы еще не вскрыли. Этих инструкций совершенно достаточно для нормально-развитого человека, но я несколько опасаюсь, что вам потребуются дополнительные разъяснения, о которых сообщит мне наш юный друг Мэлон.

Джордж Эдвард Челленджер.

Легко представить себе, что к моменту прибытия на станцию Торрингтон, близ северной границы Саут-Даун, я был чрезвычайно взволнован. Поношенная каретка старенького Воксхолла ждала нас, и потащила за шесть-семь миль по проселкам и кочкам, глубоко взрытым колеями, доказывавшим, что здесь происходило оживленное движение. Сломанное колесо автомобиля лежало в стороне в траве, и, повидимому, не нам одним путь казался тяжелым. В одном месте, в стороне от дороги, лежал разбитый остов крупной машины, и мне показалось, что я различаю клапаны и пистоны гидравлического насоса.

— Это все работа Челленджера, — ухмыльнулся Мэлон. — Говорят, будто машина оказалось неточной на одну десятую дюйма, и он попросту вышвырнул ее вон.

— И, конечно, возникло судебное дело?

— Судебное дело? Дорогой мой, да, тут следует открыть постоянное отделение суда. У нас дел в суде хватит на целый год, да и правительству тоже. Старый чорт никого не боится. Это наше нормальное состояние — таскаться по судам. Ну, приехали. Дженкинс, вы можете нас пропустить.

Высокий человек с изуродованным ухом заглянул в автомобиль и подозрительно осмотрел нас. Узнав Мэлона, он приветствовал его:

— Ладно, мистер Мэлон. А я думал, что это от американского «Ассосиейшед Пресс»^[78]).

— Они тоже пытались попасть сюда?

— Сегодня они, а вчера молодцы из «Таймса^[79]). О, они тут рыщут, как охотничьи собаки. Вот посмотрите-ка. — Он указал на далекую темную точку на горизонте. — Не угодно ли: это телескоп чикагской газеты «Дэйли Ньюс». Да, они здорово охотятся за нами. Я видел, как они там, у маяка, галдели, как стая ворон.

— Бедная газетная братия, — сказал Мэлон, ведя меня через калитку чудовищно спутанной колючей проволокой изгороди. — Я сам из их сословия, и знаю, каково им приходится.

В эту минуту мы услышали позади жалобный стон:

— Мэлон, Тед Мэлон!

Стонал маленький толстенький человечек, только что подкативший на мотоциклетке и теперь барахтавшийся в объятиях геркулеса-сторожа.

— Эй, пустите меня! — кричал он. — Уберите лапы! Мэлон, отзовите вашу гориллу!

_{— Пустите меня — кричал журналист, барахтаясь в объятиях геркулеса-сторожа.}

— Отпустите его, Дженкинс. Это мой приятель, — крикнул Мэлон. — Ну, старый боб, в чем дело? Чего вам надо в этих краях? Ваше место на Флит-Стрит^[80]), а не в диких оврагах Суссекса.

— Вы прекрасно знаете, что мне нужно, — ответил посетитель. — Я получил приказ написать статью насчет Хенгист-Даун, и не могу явиться обратно без матерьяла.

Очень жаль, Рой, но здесь вы ничего не получите. Вам придется остаться по эту сторону проволочной изгороди. Если это вам не улыбается, придется вам пойти к профессору Челленджеру и взять у него пропуск.

— Был уже, — мрачно сказал журналист. — Сегодня утром.

— Ну, что же он сказал?

— Он пообещал выкинуть меня в окно.

Мэлон засмеялся.

— А вы что?

— Я сказал: «а почему не через дверь?» и вышел через нее, чтобы доказать, что и это не плохой путь. Спорить было некогда, и я просто ушел.

— Ничем не могу помочь вам, Рой. Возвращайтесь в свою редакцию и, если подождете несколько дней, я, как только старик позволит, дам вам информацию.

— И никак нельзя туда проникнуть?

— Никак.

— Деньги?

— Вы сами знаете, что нет.

— Говорят, что здесь прокладывают прямой путь в Новую Зеландию?

— Для вас это будет прямой путь в больницу, Рой, если вы здесь будете мешаться. Пока прощайте. Нам надо заняться своими делами.

— Это Рой Перкинс, военный корреспондент, — говорил мне Мэлон, пока мы шли через огороженный участок. — Мы ему натянули нос; а он считался непобедимым и вездесущим репортером. Ему помогает проникать всюду его толстая невинная рожа. Ну, мы подходим к главному штабу. Вот, — он указал на группу бараков с красными крышами, — это рабочие бараки. Тут живет множество рабочих, оплачиваемых значительно выше обычного. Но они обязаны быть холостяками или вдовцами и дают клятву хранить служебную тайну. Не думаю, чтобы кто-нибудь из них пожелал уйти с работ. Вот их футбольная площадка, а этот дом — библиотекам клуб. Смею вас уверить, — старик не плохой организатор. А вот м-р Барфорт, главный инженер и производитель работ.

К нам приближался высокий, худой, меланхоличный человек; его морщинистое лицо было озабочено.

— Очевидно, вы инженер-артезианец? — мрачно сказал он. — Мне передали, что вы должны приехать. Чрезвычайно рад вашему приезду, потому что, скажу откровенно, эта ответственность начинает мне действовать на нервы. Мы работаем на ура, и я не знаю, что нам попадется дальше: источник-ли меловой воды, пласт-ли угля, фонтан нефти или, может быть, язык адского пламени. Мы вытащили оттуда все, что можно, но насколько мне известно, последняя часть работы за вами.

— Там очень жарко, внизу?

— Н-да, жарковато, этого отрицать не приходится. И все же, пожалуй, там не жарче, чем полагается при таком громадном атмосферном давлении на столь ограниченную площадь. Разумеется, вентиляция отвратительна. Мы накачиваем воздух вниз, но все равно больше двух часов человеку выдержать трудно, а они все работают с большой охотой. Вчера профессор спускался вниз сам, и остался очень доволен всем. Пойдемте-ка позавтракать вместе с нами, а потом вы все увидите сами.