Всемирный следопыт, 1930 № 04

— А где лучше, в городе или в тайге? — улыбаясь, спросил Суслов.

Тумоуль удивленно вскинул глаза.

— Город хорош, а тайга лучше, — решительно ответил он. — Надо только, чтобы в тайге жили по-другому…

И он стал говорить, в чем должна заключаться эта новая жизнь. Нужно, чтобы все умели читать книжки, чтобы было побольше школ для лесных людей, и тогда шаманы не будут обманывать и обирать простаков, как они это делали до сих пор.

Суслов слушал, утвердительно кивал головой и думал, какую чудесную сказку сплетает советская действительность. Давно ли этот человек был дикарем, для которого слово шамана было законом, а теперь он стал полезным членом общества, борцом за лучшее будущее. И таких Тумоулей было немало: тунгусы, самоеды, лопари, остяки, чукчи, орочены, гольды, ойраты — все- они имели своих представителей на рабфаке северных народностей.

Через несколько дней поезд уносил Тумоуля на восток от Ленинграда. Окончив рабфак, Тумоуль ехал передавать полученные знания своим темным сородичам.

ГОРОД ПОБЕДИТЕЛЯ

Этюд А Беляева

Рисунки худ. Н. Кочергина

ОТ РЕДАКЦИИ

Борьба за власть, чрезвычайное напряжение в эпоху гражданской войны, трудности восстановительного периода — позади. Победитель-пролетариат подошел к интереснейшему моменту послеоктябрьской истории человечества — творчеству новых социалистических форм жизни, реализации «утопий», воплощению в жизнь мечты о новой, светлой и радостной жизни. Новые социалистические города с их новым бытом — уже не отдаленная греза мечтателя. Архитектор-строит ель уже чертит планы этих городов, уже готовы те кирпичи и цемент, из которых будут созданы социалистические города. Специальные комиссии обсуждают вопросы создания нового быта. Ведутся горячие споры в поисках наилучших форм. Творчество художника, литератора, фантаста может иметь в настоящий момент большое значение, и не только пропагандистское: конкретно, практически строительство социализма должно пройти «через опыт миллионов, когда они возьмутся за дело. Пусть литераторы и художники не всегда угадывают то, что будет, и даже ошибаются. Если хоть одна деталь «фантаста» войдет кирпичиком в общее строительство — произведение автора или художника будет оправдано. В настоящее время трудно, почти невозможно дать цельный фабульный роман, изображающий наш «завтрашний день», сейчас намечаются лишь общие контуры нового города и быта. Сейчас можно в литературе дать эскизы, наброски, наметки того, что будет.

– -------------

Карл Фит открыл глаза и улыбнулся. Уже несколько дней он просыпался с улыбкой на губах — быть может потому, что засыпал с мыслью о том, как хороша и интересна жизнь. И как вчера, как третьего дня, он внимательно посмотрел вокруг себя. Он закинул голову назад и увидел балконную дверь, через стекла которой в комнату вливались косые лучи утреннего солнца; скользнул взглядом по небольшому письменному столу из белого дуба и удобному рабочему креслу; повернул голову, осмотрел платяной шкаф в стене, как бы желая удостовериться все ли на месте, и закончил осмотр умывальником около двери. Все на месте. Все так, как вчера в этой маленькой, чистенькой, беленькой комнатке. А картины на стенах и букет на столе? Нет, и они на месте: два прекрасных этюда масляными красками — эпизоды героической борьбы пролетариата за власть.

Большие круглые часы, висевшие над входной дверью, смотрели своим циферблатом, и стрелки вытянулись почти вертикально. Было без одной минуты шесть. В это время всегда просыпался Фит. Вот стрелки вытянулись в прямую совершенно, и тотчас послышался мягкий, но довольно сильный баритон, который неведомо откуда проговорил:

— Шесть часов, пора вставать!

Баритон этот принадлежал Фиту.

Вчера он отдал такой приказ, ложась спать, механическому слуге — валику граммофона, соединенному особым аппаратом с часами. Но Фит давал ежедневно такой приказ самому себе больше для забавы. Его не нужно было будить — просыпался он всегда аккуратно в одно и то же время.

— Благодарю вас, — ответил Фит, улыбаясь часам, и быстро поднялся с кровати.

Он быстро сложил кровать и вдвинул ее в стену, вытянул из шкафа утренний халат, оделся, натянул на ноги туфли и вышел в коридор. Изо всех дверей выходили люди в таких же халатах, мужчины и женщины, и шли: мужчины вправо, женщины влево.

— Гут-морген! — окликали Фита веселые молодые голоса.

— Добрый утро! — отвечал он по-русски и махал рукой.

Фит открыл дверь в стене длинного коридора, и до его ушей донесся разноголосый шум: ливень, веселые голоса, фырканье, хлопанье руками по голому телу, всплески воды. Все эти звуки сливались в своеобразную «водяную» симфонию. Да, в этом огромном зале было настоящее царство воды. Свет, проникавший через стеклянный потолок, освещал бассейн, в котором плавали молодые люди, со смехом перегоняя друг друга. Направо и налево расположились кабинеты душей, а в стене против входной двери виднелось множество дверей, которые вели в отдельные ванные комнаты. Фит обходил бассейн, пробираясь к своей ванне.

_Это было настоящее царство воды.

— Кто это? — спросил молодой человек в бассейне, показывая глазами на Фита.

— Немец, экскурсант, — ответил плывший рядом.

Фит вошел в ванную комнату, быстро разделся и опустился в уже готовую ванну. Выйдя из ванны и насухо растерев тело мохнатым полотенцем, он прошел в соседний зал.

Если первый зал был царством воды, то здесь было царство воздуха и гимнастических машин. Молодые люди в трусах занимались «утренней зарядкой», усиленно тренируясь. Пожилые не отставали. Фит присоединился к ним и начал старательно проделывать различные телодвижения: выбрасывал руки вверх, вниз, в стороны, приседал, поднимался… Фит страдал. Все это выходило у него не так четко, как у остальных, видимо, хорошо тренированных людей.

— Ничего, привыкнете, — говорили ему соседи…

Немец виновато улыбался, упрямо приседал и стрелял руками в стороны. «Привыкнете!» Немного обидно. Давно ли немцы во всем были учителями русских?..

А теперь то, что они опоздали на десяток лет с социалистической революцией, отодвинуло их далеко назад. Рабочим Запада приходится знакомиться с организацией социалистического быта по опыту СССР и переносить его в свою страну.

Четверть седьмого. Довольно! Фит идет в ванную, надевает утренний халат И возвращается в свою комнатку. Совсем маленькая! И она показалась бы еще меньше, если бы не знать кое-чего, — как она устроена и каковы порядки в этом чудесном доме-коммуне. Нужна ли большая комната, если отличная вентиляция доставляет чистый воздух с избытком и если комната ни на что больше не нужна, как только для того, чтобы поспать в полной тишине да — если придет желание — остаться часок-другой наедине. Но Фит не привык терять время на уединение. Он горел желанием осмотреть как можно больше и как можно скорее. Да, он немного времени тратил на пребывание в этой комнате — и все же она чрезвычайно нравилась ему. Внешний облик комнаты, вся ее простота и даже малый размер настраивали на особый лад. Лишенная на первый взгляд многих необходимых вещей, она говорила о том, что человек должен быть прежде всего свободен от плена этих самых вещей, от власти громоздкой мебели, ненужных безделушек, пыльных штор, В самом деле, разве не приятно сознавать, что куда бы ты ни захотел ехать, везде ты найдешь вот такую простую комнату для сна и отдыха, где нет ничего лишнего и есть все необходимое. В комнату приятно было войти и не жалко ее оставить. Она воспитывала сование того, что человек не «комнатный жилец», а жилец и хозяин всего этого огромного, кипящего жизнью дома.

— Хорошо! — сказал Фит, переодеваясь. Через несколько минут он уже был готов к выходу — на нем был простой, удобный, изящный костюм, облегающий талию, но свободный в груди и плечах.

Половина седьмого. Фит выходит из комнаты, не запирая ее — здесь кражи неизвестны — и, пройдя коридором, входит в столовую.

Во всю длину большого светлого зала, в несколько рядов тянутся широкие столы. Посредине столов во всю их длину, возвышаются ящики с множеством окошечек. Рядом с окошечками — кнопки с номерами и меню. Против каждого названия — кофе, чай, какао, молоко — цифра. Во всем зале — ни одного человека прислуги. На «ящиках» — букеты живых цветов. Фит усаживается за стол против «окошечка», читает меню и нажимает кнопки под номерами 3 и 12. Через минуту откуда-то снизу поднимаются и становятся в окошечке длинного ящика стакан кофе со сливками и ломти белого хлеба, намазанные сливочным маслом и сверху вареньем.

Фит берет с подноса еду и с аппетитом завтракает. Затем он ставит тарелку и пустой стакан на полное в окошечке, нажимает кнопку — и поднос проваливается.

Без десяти семь. Пожалуй, можно еще побриться и почистить ботинки. Это рядом со столовой. Удивительная бреющая машинка кончает свое дело в одну минуту. В то же самое время механический чистильщик натирает ботинки Фита до зеркального блеска. По ассоциации Фит вспоминает об одной оплошности, им допущенной: он забыл привести в порядок, с помощью механического слуги, свою комнату. Забыл же потому, что даже привычный к чистоте немецкий глаз не смог бы заметить в комнате ни малейших следов пыли или грязи. Но пыль и грязь могут появиться, если за комнатой не следить каждый день! Наблюдение за чистотой входит в обязанность всех проживающих в доме-коммуне. Каждый отвечает за чистоту своей комнаты. Скорее исправить оплошность! Фит спешит к себе, в комнату номер 1233. Он хотел иметь номер 1234, тогда было бы еще удобнее запомнить.

Это очень просто! Механическая щетка выметает и натирает пол, пылесос пожирает пыль. Сначала приводится в порядок половина комнаты у двери, потом письменный стол легко откатывается, кресло ставится на стол и убирается вторая половина комнаты — у балконной двери, заменяющей одновременно окно. Пыль по особым мусоропроводным трубам поступает вниз. Пол сверкает. Комната блестит! Но надо еще протереть окна. Опять механические щетки другого устройства. Готово. Все механизмы складываются и прячутся в нижний ящик удобною стенного шкапа.