Всемирный следопыт, 1930 № 04

— Ну, так вот, — продолжал Прыжак, — ждать Кандаурова больше нельзя, может быть он действительно сбился с дороги, нужно екать, найти гурт и привести сюда.

— Можно, — сказал Дамба. — Пошто не искать!..

Он раскурил трубку, сплюнул несколько раз на траву и спросил:

— А куда ехать-то?

— К Гнилой Пади, я же говорил, — сказал, раздражаясь, Прыжак. — Эх, Дамба, какой ты непонятливый!

Дамба посмотрел на Прыжака, покачал головой и обиделся..

— Че непонятливый? Гнилая Падь— знаю.

Шагдур спросил:

— Когда ехать, хозяин?

— Сейчас. Собирайтесь и поезжайте— Ладно, — сказал Шагдур. — Идем.

— Шагдур, — остановил его Прыжак. — Ты будешь старшим. Смотри, чтобы скоро и верно все сделать. Если у Гнилой Пади скота нет — спроси в окрестных улусах и догони гурт обязательно. Когда найдешь скот, один из вас поведет его сюда, а другой пусть сразу едет ко мне. Понял? Через четыре солнца буду ждать.

Шагдур кивнул головой и сказал Дамбе:

— Хозяин говорит — я старший, ты слышал? Ну, иди укрючь коней. В полсолнца поедем.

II. «Степь, ох, большой…»

Дамба скакал на толстоногом укрючном коне вокруг табуна. Лошади скучивались, храпели, кидались от наездника в стороны. Привстав на стременах и накренив корпус, Дамба уже несколько раз объехал табун. Он искал лошадь, которую нужно было «заукрючить». Легкий и длинный «ургэ» с ременной петлей он держал, вытянув руку над головой своего коня. Уже три раза уходила от Дамбы намеченная лошадь. Она, казалось, чувствовала, что человек хочет поймать ее, и все время держалась в центре табуна. Достать ее ургэ, чтобы накинуть петлю, было невозможно. Дамба рассердился. Он ударил нагайкой своего коня, привстал выше на стременах и, вытянув ургэ, помчался за лошадью напрямик через табун.

Это была ошибка. Табун рассыпался по полю, перепутался. Дамба скакал за лошадью. Его конь хрипел, на вздрагивающей напряженной шее появились белые пятна пены. Скачка продолжалась недолго.

Дамба догнал лошадь, взмахнул ургэ. Петля свистнула, но, промахнувшись, Дамба только хлестнул лошадь по ушам и, потеряв равновесие, скатился с седла. Лошадь опрометью кинулась в сторону. Дамба встал, потирая ушибленное плечо.

«Эх, беда, опять с коня упал! — подумал он, оборачиваясь. — Хоть бы никто не видал».

Через поле размашистой рысью на гнедом жеребце спешил на помощь Шагдур. Его конь был украшен лентами.

— Как, Дамба, — закричал он, — жесткая земля?

Дамба не ответил. Он поднял ургэ и пошел по направлению к улусу.

Уже около юрт его догнал Шагдур. Он вел в поводу двух лошадей. Жеребец под ним от пота был шершав.

— Поедем, Дамба, вот твой конь, — сказал Шагдур, придерживая лошадь. — Не сердись. День долгий — успеем!

— Нет, нельзя! Скот русский. Хозяин совхоза ждет через четыре солнца. Зачем о чужом скоте думать?

— Ха-ха-ха! — засмеялся Шагдур. — А ты и поверил! Ха-ха! Меня хозяин старшим назначил, и я ему до головы гурт сдам. Шагдур чужого не любит.

Он хлестнул лошадь и выбросился вперед Дамбы, как будто боялся, что тот прочтет на его лице раздражение.

Дорога шла долиной, через пологие сопки и редкие заросли кустарника. Иногда встречались отдельные юрты, торчавшие в степи как огромные земляные комья, и покинутые места зимников со следами былых жилищ. Темнело. Степь стала пасмурной, синей и угрюмой.

Лошади сбавили рысь и мелко трусили по вившейся серой лентой узкой полосе степной дороги. Клубы желтой пыли катились вслед всадникам, неотступные и назойливые.

_Дамба и Шагдур выехали в степь.

Шагдур держался все время впереди Дамбы. Хмурый и сосредоточенный, он молчал. Только когда Дамба сильно отставал, Шагдур вскрикивал:

— Надо до солнца заехать в Большой Летник. Погоняй!

Дамба, раскачиваясь в седле, пел тоненьким голоском песню о том, как много в степи пасется коров и овец и как они красивы на сочной траве.

III. В гостях у князя

Когда Дамба и Шагдур подъезжали к Большому улусу, солнце уже садилось. В улусе сковали из юрты в юрту встревоженные и оживленные монголы. Около юрты, стоявшей на отлете, толпился люд. Монголы в длиннополых халатах заглядывали в ее открытый вход.

— Что у вас так весело? — спросил Шагдур, слезая с коня.

— Кривой Сохэ пропал! — крикнул жердеобразный монгол в лоснящемся от жира халате. — Гляди, — указал он на юрту, — совсем пропал!

Шагдур подошел к юрте. В ней лежал мертвый старик Сохэ.

— Эй! — закричал Шагдур подъезжающему Дамбе. — Кривой Сохэ пропал.

Дамба спрыгнул с коня и с любопытством стал разглядывать посиневшее лицо Сохэ.

— Пошто пропал? — спросил Дамба.

Ему тотчас же ответили несколько голосов.

— Тэмен^[5]) кончал… Эх, злой томен! Погнался за Сохэ, тот бежал и пал в яму. Яма ровная — для молока копал ее Сохэ— как нора. Тэмен кричал — не достать Сохэ. Ох, глубокая яма! Сохэ кричал — не уходит тэмен. Лег тэмен на яму — закрыл Сохэ. Темно. Лежал в яме Сохэ — дышать нельзя. Стал тэмена сгонять — тэмен не встает. Ударил тэмена ножом — тэмен пропал. Прибежал хубушка^[6]) Сохэ, кричит: «Тэмен тятьку давит!» Побежали. Тэмен лежит — пропал. Стянули с ямы. Сохэ лежит — пропал…

— А-а-а! — протянул Дамба. — Бедный Сохэ… Пропал… Хоронить надо…

По улусу долго еще ходили разговоры о смерти старика Сохэ, и долго толпились жители улуса у юрты покойного.

* * *

Шагдур и Дамба остановились у богатого и слывшего в улусе за очень знатного князя монгола Дакшина. Юрта его была чиста и просторна. Красный угол украшала божница с расставленными жертвенными чашечками, похожими на серебряные лилии, а сверху на них исподлобья смотрела косматая с оскаленной пастью голова Очирвани — последнего из тысячи будд, правителей мира.

Пастухи вошли и поздоровались, нараспев приветствуя хозяина:

— Мэнду мор!

Дакшин поднялся им навстречу и пригласил войти в юрту.

— Откуда едете? — спросил он, вновь усаживаясь. — Куда?

Шагдур рассказал о строящемся совхозе, о закупке в Монголии скота и о большом гурте, затерявшемся где-то в степях.

— Искать надо. Хозяин большого двора послал. Через четыре солнца, чтобы назад притти со скотом.

— А большой гурт? — спросил князь.

— Однако, тысяча, — ответил Дамба. — И ведет его Кондауров, тоже товарищ из совхоза — большого двора.