Всемирный следопыт 1931 № 03

— Настоящее орлиное гнездо! — вырвалось у новобранца.

— Скоро увидишь, дружок, и орлов! — бросил, ухмыляясь, Гарвей.

Действительно, не прошло и получаса, как справа, с вершины хребта, гулко посыпались выстрелы. Среди изломанных утесов замелькали всадники в темных бурнусах. Пули, не долетая до нас, горохом отскакивали от камней. Мы открыли ответную пальбу, и через несколько минут друзы скрылись, словно проглоченные пропастью.

Но вот они снова вынырнули, на этот раз ниже и ближе. Залп хлестнул по сенегальцам. Стоны, кровь, смятение… Мы усиленно отстреливались, но разве попадешь в этих горных дьяволов? Скалы служили им крепостью.

Вскоре был дан приказ прекратить стрельбу: беречь снаряды. Затихли и друзы. Безмолвно конвоировали они нас, продвигаясь по верху вперед.

На каменных террасах все чаще стало появляться зеленое руно виноградников. Кое-где по уступам и по дну долин были разбросаны клочки возделанных полей, местами пышно зеленели пастбища. Друзы не только скотоводы, но и усердные земледельцы, и своими первобытными орудиями умудряются снимать со скудной каменистой почвы солидный урожай.

Не доходя полукилометра до Карака, колонна остановилась. Давно пора: мы задыхались от пыли, зноя, жажды и усталости. Ноги были сбиты в кровь.

Отряд спаги с веселым гиканьем поскакал в деревню вести переговоры о контрибуции (триста турецких фунтов!) с кандом и стариками.

Мы жадно глотали порцию теплой и мутной воды, курили трубки (табак был пожертвован «благодарным населением» Дамаска) и ругали Гамлена, распивавшего вино с офицерами в кружевной тени смоковницы. Его остробородое лицо грызуна было краснее бургонского и сочно раскатывался сытый смех.

— Эта проклятая крыса небось не полезет в огонь, — ворчал португалец Мануэль, — на нашей крови заработает себе новые побрякушки и будет отписывать Саррайлю [5] рапорты об одержанных им шикарных победах.

5

Военный губернатор.

Кругом заключались пари: заплатит канд или нет? Закладывались трубки, бидоны, даже порции воды.

— Что они там мешкают, эти спаги? Уж не изжарили ли их друзы живьем? Мы вот мечтаем об их баранах, а эти черти завтракают нашими товарищами, — мрачно шутил Пратцер.

Мы нехотя рассмеялись.

Прошло около часа. Нещадно палило полуденное солнце, выгоняя потом проглоченную воду. Легион гудел разговорами.

Наконец из-за поворота показались спаги. Не отвечая на наши окрики, они проскакали с рапортом к генералу. Тот выслушал, нахмурился и, выпрямившись в авто, бросил команду:

— Марш вперед!

Радостное ворчанье пробежало по рядам, ворчанье голодного зверя, почуявшего добычу. Колонна мигом построилась и бодро зашагала к деревне. Музыканты-сенегальцы грянули «Марсельезу». Насмешливое эхо передразнивало бравурные звуки, искажая их словно в кривом зеркале.

— Глядите, ребята, а каракцы-то удирают! — выкрикнул дальнозоркий Малэн.

Из деревни извилистой лентой вверх по горным склонам потянулись мулы, лошади, верблюды. Женщины и дети спешно покидали поселок, захватив кое-какой скарб. Их сопровождали вооруженные всадники.

Когда мы вступали в Карак, из ветхих крепостных башен на нас посыпалась довольно жидкая маузерная стрельба. Наши митральезы живо заставили замолчать упрямых фанатиков.

— Ла илля иль алла! [6] — хрипло затухали их предсмертные крики.

Отряд спаги был брошен вперед, получив задание нагнать в уничтожить беглецов, не щадя ни женщин, ни детей. Нам выпало счастье занять деревню. На несколько часов она стала собственностью нашего отряда. Офицеры благоразумно стушевались, окружив говорливой кучкой автомобиль Гамлена.

6

Нет бога кроме бога.

В один миг роем термитов легионеры и сенегальцы рассыпались по домам. Солдаты французской армии превратились в разбойников. С криками и гоготом взламывали они прикладами двери плоскокрыших глиняных домиков.

Началась оргия разрушения и грабежа. Работали с рвением пожарных. Звенели жалобно стекла, острыми брызгами вылетая из окон, трещала мебель под ударами сабель и сапог, с хрустом разбивались изящные узкогорлые сосуды, блеяли перепуганно овцы, истошно вопили мулы. И все это на фоне недалекой густой стрельбы, которая бешеным эхом шарахалась по ущелью. Там, на горных тропах исполняли свою кровавую работу спаги.

Кое-кто из легионеров и сенегальцев уже отведал сладкого и густого вина. Лица набухли кровью, обезумели глаза, на губах вскипала пена, бессвязные сиплые крики склубились в оглушительный звериный рев. Солдаты дрались из-за добычи, слово гиены над трупом верблюда в пустыне. Разноязычная ругань металась в горячем, как пар, воздухе.

Словно из жарко натопленной бани, распаренные, потные, взъерошенные, выскакивали легионеры из домов, волоча цветные ткани, одежды, сосуды с серебряной насечкой, увесистые горшки меда, мешки с мукой и изюмом, ковры, часы.

На площади валялись выволоченные из башен трупы друзов. Солдаты уже вырвали из одеревенелых рук маузеры. Белые всклокоченные бороды запеклись кровью и жутко щерились беззубые рты.

Группа сенегальцев и легионеров со ржаньем волокла по камням двух старух-друзок. Покрывала сбились с белых волос, домотканные земляного цвета платья были изодраны и в разводах крови, но строгие пергаментные лица поражали спокойствием. Полузакрыв глаза, старухи что-то глухо бормотали. Несчастных протащили дальше и зверски с ними расправились.

По улице солдаты гнали овец, крупнорогих баранов, мулов и лошадей. Иные легионеры лихо гарцевали на чистокровных арабских жеребцах.

Я со своими приятелями занялся очисткой огородов. Мы набивали огромные мешки тыквами, огурцами, морковью и луком. Потом началась охота за курами, утками и гусями. Дворы наполнились истеричным птичьим гамом.

Пратцер, Малэн и Гарвей ловили кур и мячами перекидывали их мне. Я связывал их за ноги огромной гирляндой. Затем вытащил из конюшни ребрастого лопоухого осла и стал нагружать на него птиц.

Однако животное обнаружило неожиданный патриотизм — не пожелало служить врагам и покидать родные места. Ослик орал, хрипел, брыкался всеми четырьмя копытами, вскидывался на дыбы, пытался даже нас укусить. Мы лупили его нещадно прикладами, осыпали пинками и проклятьями, но он словно врос в землю.

— Бросьте, ребята, — заявил, отдуваясь Гарвей, — сами видите: с этой скотины хоть шкуру сдирай, все равно не сдвинется с места. Упрям, как… осел! Давайте сами навьючиваться.

Словно охотники после сказочно удачной экспедиции в глубь лесов, мы стали обматываться гирляндами судорожно бьющихся, вопящих птиц. Я навесил себе на шею добрых три десятка и еле передвигал ноги под тяжестью этого живого жернова.