Всёмогучка

– Убираюсь в кухне. Завтра придут твои бабушки и дедушки, чтобы поздравить тебя с Днём рождения, и мне нужно немного прибраться.

Миша подумал, что у них в кухне, в принципе, всегда порядок. Он сам один раз в неделю регулярно мыл посуду – по средам. Ну, иногда переносил срок на четверг или пятницу, но в субботу уж было точно никак не отвертеться – это был папин «посудный день», и если Миша пропускал все свои сроки в течение недели, то папа, уж точно, проследит за субботней посудой, он был в этом уверен, потому что не раз уже в этом убеждался – и тогда приходилось мыть за обоих. Папа, впрочем, этому был только рад.

– Они придут вечером? – спросил Миша. Почему в гости с подарками не ходят по утрам, как в песне у Винни Пуха? А вечером уже могли бы и поужинать… сами как-нибудь там, вместе все, взрослые, а он бы уж нашёл, чем с друзьями заняться.

– Вечером, конечно. Завтра же рабочий день.

– А мы можем попросить их зайти утром? – с надеждой спросил мальчик. И потом добавил: - С подарками. У меня же День рождения утром, а не вечером!

Мама мягко улыбнулась, погладила его по щеке и ответила:

– Утром тебя будет ждать один подарок, в школе наверняка дети подарят другой, а вечером ещё подарки. А представь, если все подарки придётся принимать утром? Тогда на вечер ничего не останется, и тебе станет грустно.

Миша подумал, что, наверно, в этом есть доля истины: если все подарки скопом принимать, то может получиться тот же эффект, что и от смешивания во рту жевательной резинки сразу со вкусом и апельсина, и мандарина и банана – совсем не понятно, что получается в действительности. Что-то похожее на борщ, только сладкое. А борщ не был его любимым блюдом.

– Ну ладно, - согласился он. – А ты уверена, что тот списочек, который я готовил, попал кому нужно?

– Уверена, - подтвердила мама. И добавила: - А ты уверен, что все твои поступки были правильными и честными?

Миша утвердительно закивал головой.

Мама нагнулась, поцеловала его и, пожелав спокойной ночи и приятных снов, бесшумно вышла из его комнаты, оставив мерцать маленький ночник под зелёным абажуром на полке у стены.

Оставшись один, Миша повернулся на бок и прикрыл глаза. Сон пока не приходил. Бориска, рядом с его подушкой, тоже, казалось, не хотел засыпать. Интересно, а Бориска знал, что Миша немного слукавил, когда утвердительно ответил на мамин вопрос про свои поступки? Сомнения о правильности такого ответа стали одолевать Мишу. Он вспомнил, как летом, когда они вместе с Ваней, Пашей и другими мальчиками и девочками со двора играли в прядки в спортивном городке перед школой, ему выпало водить. Миша тогда встал лицом к стене, прикрыл глаза ладошкой и начал медленно, как договаривались, считать:

 Робин-бобин-барабек

 Съел сто сорок человек,

Съел корову и быка,

И лесного червяка…

На этом месте Миша украдкой оттопырил мизинец так, что его правый глаз мог подсмотреть, что же происходило вокруг. Он успел заметить Олю – самую маленькую из их группы в тот день, кто вместе играл в прятки – как она на цыпочках, чтобы не шуршать в траве, прокрадывалась за деревянное спортивное бревно неподалеку от того места, где он водил. Других детей видно не было. А Оля, из-за своего роста, уж точно могла поместиться в тени бревна, и Миша ни за что бы её не застукал. «Так-так, - отметил он про себя, - понятненько!», и спокойно закончил считалку, уверенный в своей победе:

 Кока-колой всё запил,

Даже крышку проглотил,

А потом начал икать.

Ну а я иду искать!

 Он неторопливо повернулся, осмотрел окрестности: пусто, никого не видно. «Спрятались, надо же!» - ухмыльнулся Миша. Сам он в прошлый раз прилёг в тени развесистого клёна, и его как-то совсем быстро уже вычислила Ленка из параллельного класса, было обидно.

– Кто куда подевался? – спросил Миша, просто на удачу: вдруг кто-то не выдержит и сдастся сам? Но было тихо, лишь далекий шум проезжавших где-то за перелеском машин и стрекот кузнечиков в зелёной траве. – Я уже иду, и подхожу всё ближе и ближе! – не унимался он, делая короткие шажки от места туки-та. Ведь если отойди далеко, и кто-то успеет добежать вперёд него до места его «боевого» дежурства у стенки, то шансов выиграть и переложить обязанности «водить» на другого останется меньше.

Миша медленно двигался в направлении спортивного бревна, где пряталась маленькая Оля, постоянно оглядываясь и озираясь, чтобы не пропустить момент, когда кто-нибудь из ребят не выскочит из своего укромного местечка. Даже если все вместе выскочат, у неё не будет шансов его опередить – ведь он в любом случае по прямой был ближе к месту туки-та, чем она, а бегал он быстрее, это уж точно.

Его глаза усиленно просматривали тень за бревном, и ему даже показалось в какой-то момент, что он видит краешек её белой футболки, но, сделав ещё шаг в ту сторону, он обнаружил, что это был всего лишь обрывок бумаги, застрявший между стыками с обратной стороны спортивного снаряда.

Он был уже в семи или восьми шагах от туки-та, когда Ваня соскочил откуда-то сверху, с ветки дерева, почти прямо к стенке и с громким весёлым «Туки-та!!!» коснулся поверхности. А Мише и в голову не пришло раньше посмотреть наверх – он бы сразу его увидел! Он хотел было сделать рывок, чтобы опередить Ваню, но передумал и шагнул наоборот ещё ближе к бревну, где должна была прятаться Оля. В этот момент и Лена подбежала к туки-та, и Пашка-промокашка… У Миши оставался только один верный и самый простой шанс – это обнаружить Олю, встретиться с ней глазами, вернуться быстро обратно и затукитакать её.

Но в какой-то момент он не выдержал. Он не дождался, чтобы увидеть её, а просто крикнул:

– Оля за бревном, я тебя нашёл! – и ринулся назад, к стене, и постучал трижды ладонью по белому кирпичу, приговаривая: - Оля водит, Оля водит, я её застукал!

Ребята прыгали и скакали, радуясь, что не их черёд водить. Оля медленно вышла с другой стороны бревна – не с той, к которому приближался Миша:

– Ты подсматривал! Так нечестно! Ты не мог меня видеть – я же наблюдала за тобой, ты даже в мою сторону не смотрел! Так нечестно, давайте переиграем!

Но ребят уже трудно было угомонить. С весёлыми криками «Оля водит! Оля водит!» все кружились вокруг неё, и Миша тоже, приговаривая:

– Не хлюзди! Попалась – давай води.

Оля ничего не ответила, а просто – маленькая и худенькая – молча прошла к стенке туки-та, закрыв ладонями глаза, бормоча на ходу: «Робин-бобин-барабек…». Мише показалось, что ресницы у неё влажные, но он не стал тогда присматриваться, а бросился вместе со всеми к очередному укромному местечку.

Сейчас, лёжа в постели и перебирая в памяти эти летние забавы, ему отчего-то не было так же весело, как и тогда, всего-то месяц назад. Он и забыл про это совсем – мало ли чего приключается за жизнь! Но сон не приходил, и Бориска не мог ему ничем помочь. Ведь если бы сейчас уснуть быстро-быстро, то утро наступит гораздо скорее, чем если просто лежать и ворочаться в кровати.

И неожиданно он подумал: а что, если этот случай стал известным Деду Морозу, и его список потерял всякое значение? И ему не видать ни то чтобы компьютер, и даже не сумку-поколенку, а вообще… Миша в ужасе зажмурил глаза. Но даже в темноте перед ним как будто здесь и сейчас стояло лицо Оленьки. Теперь он был уверен, что она тогда плакала. Молча и совсем бесшумно плакала. Как-то даже по-мужски плакала девочка – не от боли, а просто от обиды. «Но девчонки же всегда плачут», - попытался он себя убедить, но, должен был тут же признаться самому себе, что в этом случае этот аргумент совсем не звучал убедительно.