Всему свое время

Валерка не принадлежал к людям, живущим прошлым, каким бы замечательным оно ни было и каким восхитительным ни представало бы в воспоминаниях. Он не умел с мазохистским удовольствием разбирать то, что прошло, припоминая все деталечки, доставать из тайников памяти свои чувства и разглядывать их на свет, тоскливо вздыхая, увы, мол, ничего из этого уже не вернуть. Валерка вообще не любил вспоминать того, что с ним было, ковыряясь в давно минувших событиях, трясясь над ними, как над драгоценными жемчужинами.

Прожив день, он не без облегчения отпускал его от себя и, может быть, даже старался его забыть. В памяти оставались ощущения, встречи, даты, имена и лица. Но восстановить в подробностях, до часов или минут, прошедшие сутки он частенько не мог. Помнил только важное, нужное, то, что могло ему пригодиться завтра, а то, что считал для себя бессмысленным, забывал сразу, не жалея. Этому Валерка научился, когда ушел от матери. Он будто отрезал все, что было до этого, постаравшись забыть нанесенные ею ему боль и обиду. Так проще и правильнее жить, считал он. Так и жил. Но сейчас ему снова вспомнилось то, что он, казалось бы, надежно похоронил, упрятал, считал окончательно забытым. Сначала толчком к тому послужила смерть матери, а вот теперь очередное появление в его жизни женщины из прошлого. Светки…

Он вспомнил ее такой, какой она была в вечер их знакомства девять лет назад. В какую он влюбился. Милое, нежное лицо с огромными, прозрачно-зелеными глазами под тонкими дугами бровей, четко очерченные небольшие алые губки, россыпь неярких веснушек на шаловливо вздернутом носике, и легкое облако светлых волос.

Компания собралась большая, шумная. Что они тогда отмечали? Повод для веселья бесследно стерся, может быть, была просто очередная вечеринка.

Светка сидела в углу огромного мягкого дивана, и ее хрупкая фигурка казалась беззащитной и трогательной в его темно-синих тисках. Возможно, это ощущение складывалось оттого, что одета она была по контрасту с ним в ярко-желтую вязаную кофточку с круглым вырезом, белую коротенькую джинсовую юбочку. На безупречной формы ногах — тоже белые теплые колготки. Казалось, будто от нее исходит какое-то золотистое сияние, в лучах которого хотелось понежиться. Может быть, и не одному Валерке.

Он обратил на нее внимание сразу, как только вошел. К девятнадцати годам он уже познал немало женщин и считал себя вполне искушенным в плотских утехах, только, как правило, его привлекали иные — более яркие и более чувственные девушки. С ними было приятно проводить время, и ни на чем большем они не настаивали.

Но пройти мимо этого сияющего чуда он не мог, хотя она явно не принадлежала к той категории беззаботных, развеселых и довольно откровенных девушек, с которыми он предпочитал общаться. И с ней — он понял это сразу, — ему придется непросто, и вообще от такой девушки ему лучше бы держаться подальше. Она опасна, потому что способна занять место в сердце и причинить боль. Все это он знал, сразу четко почувствовал, однако ничего не мог с собой поделать — его потянуло к ней словно магнитом. Валерка едва дождался, когда начнутся танцы.

И как только кто-то воодушевленно объявил: «А теперь танцуем!», буквально рванулся к ней, опередив еще пару таких же, соблазнившихся ее мягким светом, парней.

— Потанцуем? — с наигранной уверенностью спросил он.

Светка подняла на него свои большие прозрачные глаза, и Валерка прочитал в них интерес и опасение. Ну, интерес, это понятно, к этому он привык, хотя сейчас это польстило, а вот опасение отчего?

— Потанцуем, — согласилась она, явно предварительно прикинув, стоит ли это делать, и поднялась. Видимо, интерес все-таки победил.

Обнимая ее ладную стройную фигурку, Валерка думал о том, как бы не спугнуть этого золотистого мотылька. Опасение, мелькнувшее в ее глазах, он запомнил. «Тут нужно действовать деликатнее», — сказал он себе, а в большей степени — своему молодому телу.

Музыка кончилась, Света попыталась освободиться из его объятий.

— Подожди, — попросил он, — сейчас будет другая.

Она стрельнула в него глазами, но послушалась. Зазвучала другая, такая же медленная и приятная мелодия.

— Меня зовут Валера, — начал он, решив, что пора провести разведку боем, — ну, если ты вдруг не запомнила.

Она кивнула.

— Света… Если и ты не запомнил.

Они улыбнулись друг другу. Немножко помолчали. Валерка продолжил:

— Учишься, Света?

— Да, — охотно откликнулась она. — Заканчиваю школу. Собираюсь поступать в медицинский. Хочу деток лечить, я люблю маленьких. — Она заглянула ему в глаза и продолжила более твердо: — У меня есть мама, папа, сестра, на два года меня младше, и собака, сенбернар. Я люблю лето, Новый год, хорошие компании, вот, как сегодня, когда все не слишком… — Ее улыбка стала смущенной, Валерка кивнул, дескать, понимаю. — Еще я люблю, — сказал она, явно подбодренная его кивком, — читать, шоколад и апельсины. Не люблю, — тут она чуть заметно нахмурилась, — боевики, предательство, когда ругаются матом и… — опять заглянула ему в глаза, — слишком наглых парней.

— Намек понял, — отозвался Валерка, и не думая отводить взгляда, хотя уже ощутил, что буквально тонет, растворяется в ее бездонных глазах. Это чувство ему понравилось. — Довольно исчерпывающая информация, — проговорил он.

— Теперь твоя очередь, — предложила Светка.

— Хорошо, — согласился он, принимая ее правила. — Год живу один. — И, перехватив ее вопросительный взгляд, пояснил: — Нет, родители живы, слава Богу, просто так получилось. Да и я так решил. У отца другая семья, а с матерью мы как-то не ладим. Нет ни сестер, ни братьев, ни собаки. — Она улыбнулась. — Собираюсь учиться на юриста, заочно. Сейчас в кулинарном, через полгода буду поваром шестого разряда. Не разочаровал? — спросил он, потому что выражение ее глаз неуловимо изменилось.

— Нет, что ты, — откликнулась Светка. — Наоборот даже. Я вот всегда мечтала выйти замуж за повара, — смущенно проговорила она и опустила глаза.

И Валерка понял, что окончательно «запал».

Они встречались месяц, и он сам себе диву давался. Сломя голову бежал к ней на свидания, беспричинно веселился, был готов обнять весь мир и все видел исключительно в радужных, розовых тонах. Еще обнаружил, что, оказывается, может писать стихи. Рифмы, а чаще всего готовые строчки брались буквально откуда-то из воздуха, он лихорадочно, второпях, записывал их на бумагу, но так никогда и не осмелился показать Светке.

Что-то всякий раз его останавливало, ему казалось, что его поэтические опусы никчемны, тусклы, бессмысленны, что все это уже было сказано кем-то задолго до него, но выражено гораздо лучше. Однако тетрадку со стихами хранил, а когда не спалось и грезилось о Светке, даже перечитывал.

Словом, Валерка влюбился. Светка была девушкой его мечты, по крайне мере, он был глубоко убежден, что никто и никогда больше не займет в его душе такого места, как это зеленоглазое чудо. Он так ревностно и трепетно к ней относился, что иногда его это даже пугало. Весь смысл его жизни вдруг стал состоять в том, как бы ее порадовать, как бы побаловать, как бы сделать так, чтобы в ее глазах читалось счастье, и как бы ему ничего не испортить. Этого он боялся, боялся ее потерять, причем настолько, что у него даже руки начинали дрожать, стоило ему только представить, что ее вдруг не окажется вето жизни, что она исчезнет, уйдет к другому… О последнем он вообще старался не думать, но иногда, гуляя с нею по городу и замечая оценивающие откровенные взгляды встречных мужчин, ему стоило большого труда удержаться и не вспылить. Он понимал, что такая девушка никогда одна не останется, и от этого у него буквально «башню сносило». Что и говорить, Валерка потерял голову.

Приближался Новый год. В его преддверии он избегался по друзьям и знакомым, по магазинам, в поисках подарка для Светки. Ему хотелось подарить ей что-то особенное, что походило бы на нее, и готов был заплатить любые деньги, тем более что они у него водились, — тогда они уже вовсю фарцевали. Так что цена не смущала, лишь бы подарок оказался «тем самым».

Наконец, уже тридцатого числа, когда все возможные места, где могло обнаружиться искомое, были пройдены и всем в округе наказано, чтобы если что, то… Под вечер тридцатого декабря Серега принес Валерке аккуратную темно-зеленую бархатную коробочку: