Всему вопреки

Чьи-то сильные руки подхватили ее, удержали на самом пороге беспамятства. Это Бен. Бен никогда не даст ей упасть. Он ведь обещал, что все будет хорошо.

И тут в ноздри ей ударил приторный запах одеколона, с которым смешивался другой — липкий, удушливый, затхлый запах смерти.

Нет, это вовсе не Бен.

— У нее обморок! — донесся из невообразимой дали чей-то встревоженный голос.

Кто это говорит, мельком подумала Мэри, и у кого там обморок... А приветливый мрак все манил ее, все сулил покой...

— Ничего, она скоро придет в себя. Отвезу-ка я ее к доктору на всякий случай — пускай даст успокоительное. Бен хотел бы, чтобы я позаботился о ней.

К доктору. Бена ранили, но они едут к доктору. Все будет хорошо.

И Мэри покорно соскользнула в непроглядный, манящий мрак беспамятства.

Боль.

Жгучая, нестерпимая боль вырвала Мэри из спасительной темноты. Кто-то стонал. Бен!

Она попыталась сесть, посмотреть, кто это стонет, спросить у доктора, что с Беном, но чьи-то сильные руки грубо удержали ее. От них пахло приторным одеколоном и затхлым привкусом смерти.

Чарльз.

Раздраженный женский голос:

— Лежи смирно, а то будет хуже!

— Кто вы? Где мой муж?

Мэри осознала, что лежит навзничь на столе. Круглая лампа, свисавшая с потолка, слепила глаза. Мэри дернулась, пытаясь встать, понять, где она находится, кто эта женщина, и убежать от Чарльза. От этого движения боль между ног только усилилась, и женщину охватил ужас.

— Что происходит? Пустите! Я хочу встать!

— Держи ее как следует, а то ничего не выйдет.

— А ты ее усыпи, — послышался голос Чарльза.

Невидимая женщина презрительно фыркнула.

— Если тебе нужен наркоз, ступай в больницу и попроси, чтоб они сами сделали аборт. Ха!

Аборт?!

Это невозможно! Ей опять снится страшный сон!

Комната всколыхнулась, и лампа над головой завертелась, точно захмелевшее солнце. Снова Мэри падала в черноту забытья, где все было хорошо, где Бен еще жив и...

Нет! Ей нельзя терять сознание, она должна удержаться, остаться здесь, в кошмаре, творящемся наяву... Чтобы спасти своего ребенка!..

— Ради Бога, не делайте этого! — взмолилась Мэри, обращаясь к неведомой женщине. — Мой муж…

Она смолкла, не в силах произнести этих страшных слов, не в силах признать, что это правда.

— Бен мертв, — безжалостно закончил за нее Чарльз, дохнув в лицо Мэри едкой вонью гниющих зубов.

Слезы закипели в ее глазах, к горлу подступили рыдания.

— А ведь я предупреждал, что случится, если ты распустишь язык, — продолжал он. — Теперь лежи смирно, если жизнь тебе дорога, и поскорее покончим с этим.

Чарльз убил Бена, потому что тот все знал. Бен погиб, потому что Мэри обо всем ему рассказала.

Ее накрыла с головой волна ужаса, его ледяные щупальца стиснули сердце, проникая в самую глубину, навсегда поселяя в нем боль и мрак.

Мэри вспомнила о новой жизни, которая зреет в ее утробе. Дитя Бена... или...

На миг, всего лишь на краткий миг женщина подумала: а что, если успокоиться, подчиниться Чарльзу, избавиться от ребенка, зачатого не в любви, а в грязи и боли?

Но это длилось только миг. Как сказал Бен — неважно, кто посеял семя. Это ее ребенок. Ее и Бена. И она уже всем сердцем любит это не рожденное пока дитя.

И всем сердцем ненавидит Чарльза.

Эта ненависть придала Мэри сил, чтобы спасти своего ребенка. Она сглотнула твердый комок и глубоко, судорожно вдохнула.

— Ты прав. — Ледяной, неестественно спокойный голос принадлежал, казалось, незнакомке — Мэри с трудом верилось, что она способна говорить так. — Не хочу я ребенка, который может вырасти таким, как ты. Я не буду сопротивляться, если только ты уйдешь. Не хочу, чтобы ты... чтобы ты смотрел на меня.

Чарльз захохотал.

— Как будто я уже не видел всех твоих прелестей! Поздновато стесняться, куколка.

Мэри изо всех сил сжала колени, не обращая внимания на острую боль между ног.

— Выйди в другую комнату, — приказал женский голос. — В таком деле женщина имеет право требовать, чтобы на нее не глазели.

Чарльз немного помолчал.

— Ты, надеюсь, знаешь, что будет, если не сделаешь все, как надо?

— Знаю, — голос прозвучал пусто и безнадежно.

— Вот и ладненько. Делай что хочешь, только побыстрее.

Удалявшиеся шаги Чарльза отдавались в воспаленном мозгу Мэри болезненным эхом. Наконец он захлопнул дверь, и вместе с ним из комнаты исчез тошнотворный запах смерти.

— Можно, я на минутку сяду? — жалобно спросила она. — Меня, кажется, сейчас стошнит.

Женщина вздохнула.

— Хорошо. Погоди, сейчас выну расширитель.

Боль ослабла, и Мэри наконец смогла сесть. Только сейчас она разглядела свою собеседницу — невзрачную особу лет примерно сорока, а может, меньше. Жесткие скулы и мелкие черты лица мешали точнее определить возраст.

— Зачем ты это делаешь? — спросила Мэри вполголоса — чтобы не услышал Чарльз, а еще потому, что каждое усилие давалось ей слишком дорого.

Жесткое лицо женщины окаменело.

— Я кое-что задолжала Чарльзу... А он умеет взимать долги.

— Ты задолжала ему так много, что можешь убить дитя человека, которого даже не знаешь?

Женщина потянулась к пачке сигарет, вытряхнула одну, прикурила и выдохнула облачко сизого дыма.