Всеобщая история государства и права. Том 1

Возможные отношения с государственной властью еще не были объектом уголовно-правовой охраны. Салический закон вообще не знает таких преступлений, в Рипуарском измена королю влекла уплату высшего вергельда или смертную казнь. В Салическом законе наивысшая расплата ждала только за злоупотребление государственной должностью (лихоимцу графу грозила смерть) — это был единственный пример государственныхпреступлений. Все остальные карались штрафами.

Наиболее тяжким из прочих преступлений считалось разбойное нападение банды на дом (усадьбу), повлекшее убийство, — оно наказывалось самым большим известным Салическому закону штрафом в 1800 золотых солидов ( Золотой солидравнялся 40 динариям, в эпоху Меровингов такова была установленная стоимость вооружения свободного франка, что примерно соответствовало цене небольшого стада коров). Штраф уменьшался в зависимости от социально-правового статуса потерпевшего. Вторым на лестнице штрафов преступлением стояло убийство. Штрафы за него различались в зависимости от статуса убитого (наивысший полагался за королевского дружинника — в 600 солидов, за простого франка — 200 солидов) или от других обстоятельств: «Каждый человек должен оплачиваться большим или меньшим вергельдом». Этими другими обстоятельствами были такие факты, которые показывали в глазах общества как бы особую злостность сделанного, желание скрыть преступление (бросить труп в колодец и т. п.), либо нечестность намерения (убийство женщины, ребенка); в таких случаях вергельд утраивался опять-таки в зависимости от статуса потерпевшего. Отягчающим обстоятельством считалось и убийство коллективное — «скопищем». Наказывалось и несвершившееся покушение на убийство.

К числу преступлений, в которых объектом преступного посягательства была личностьсвободного франка, относились членовредительство, избиение, оскорбление — все они штрафовались в зависимости от последствий. Предполагалось, что особо обидны такие действия, в которых ставилось под сомнение честное имя свободного среди соплеменников (обычное «обзываиие» наказывалось штрафом в 3 солида, но обвинение франка в дезертирстве или женщины в непристойном поведении — не доказанные — стоило десятикратно дороже).

Среди имущественных преступленийосновное место занимала кража. Штрафы здесь зависели от значимости украденного, но также и от того, из закрытого или открытого помещения было украдено, со взломом или без, в сообществе или нет. Все это как бы определяло потенциальный злой умысел или его отсутствие. Специальные штрафы назначались за грабеж — неожиданное нападение и отнятие имущества. Грабеж дома приравнивался по штрафу к убийству. Наравне с грабежами преследовался и поджог, на том же уровне стояло и конокрадство (как особо опасное для военного ополчения преступление). Преступлением считалось и незаконное вторжение в чужое «огороженное место» или дом, заход на чужой луг или поле, покушение на кражу там. Законченное преступление (унес или увез украденное к себе домой) также утраивало штрафы. Помимо этого, во всех случаях предписывалось возмещать стоимость украденного или поврежденного имущества: винограда, скошенной травы и т. п. Таким образом Салический закон предусматривал одновременно и гражданско-имущественную, и уголовную ответственность. Особой квалификации подверглась кража чужих рабов и даже простое их сманивание.

Своеобразной чертой Салического закона было присутствие наказаний за преступления против нравов(хотя влияние церкви было еще слабо). Не только изнасилование, но и обычное прелюбодеяние «по обоюдному согласию» наказывалось существенными штрафами, сопоставимыми со штрафами за убийство римлянина или конокрадство. Даже сожительство с рабыней каралось уплатой штрафа ее господину. Кроме того, вступление в явный брак с рабом или рабыней влекло потерю свободы. Несвободных за такие преступления, кроме малых штрафов, кастрировали.

Отдельное место занимали преступления против правосудия, которые рассматривались как посягательства на основы общинного общежития и взаимной честности. Незаслуженное обвинение перед королевским судом, особенно в важных преступлениях, наказывалось наравне с покушением на жизнь. В этом же ряду стояло и подстрекательство к преступлениям, подкуп других для совершения теми злодейств. Наказывалось также пренебрежение правосудием: неявка по вызову истца, лжесвидетельство. В преследовании подобных преступлений, и особенно в мере наказуемости, с очевидностью проявилось стремление закона оградить не только реальные интересы людей, но и особые ценности общинной этики, которые варварским обществом ставились на высшее правовое место.

К концу правления Каролингов варварские правды постепенно вышли из правового обихода. Их заменило разветвленное королевское законодательство, ориентированное уже в большей степени на государственный суд. Однако правовые основы правд сохранились и легли в основание позднейшего права Франции и других стран под условным наименованием салического закона, требования которого (например, отстранение женщин от наследования) стали отправными началами даже будущего публичного права.

§ 24. Формирование правовых институтов феодального строя

Социальная сущность феодализма

В эпоху существования варварских государств у большинства европейских народов завершилось формирование нового социально-правового строя — феодализма. Большая или меньшая степень исторической продвинутости феодальных отношений (в зависимости от условий хозяйствования, общих исторических традиций, социальной обстановки разных народов) находила свое соответствие в уровне развития новых государственных форм. Развитие новой государственности и укрепление феодального уклада были более взаимосвязанными процессами, чем это было исторически при становлении древневосточного или античного общества. Феодальный уклад был в такой же степени порождением новых собственнических отношений в обществе, как и особых социально-политических связей, установленных государством, — частью в закрепление правопорядка, частью в собственных политических интересах. Поэтому начало эпохи феодализма стало особо значимым историческим шагом в жизни общества: право-государственный уклад становился действительно неразрывен со всеми иными формами социальных связей. Несравнимо большую роль в становлении нового уклада сыграли новые правовые институты. Они появились, с одной стороны, как историческое продолжение институтов и форм права, переданных эпохой Римской империи, с другой — как отражение новых явлений жизни. Становление феодализма — и как социально-правового уклада, и как государственного строя — в Европе не было еще одним вариантом самостоятельного исторического перехода от догосударственного быта к государственности: оно проходило на основе исторического наследия Римской империи и выработанных ею государственных и правовых институтов, под мощным влиянием этих институтов и форм, а возможно, было бы недостижимо без этого наследия и этого влияния.

Новые общественные, феодальные связиимели два своего рода уровня. Это (1) связи между лицами, занимающими каждый свое место в социальной иерархии, и это (2) связи между лицами и вещами, прежде всего по поводу основного богатства общества на той стадии развития — земли. Феодализм — это не только особый аграрный порядок (связанный со специфическими отношениями собственности, формами организации хозяйства и отчуждения феодальной ренты). И не только особое переплетение государственных и собственнических связей (когда страна как бы составлена из своего рода мини-государств, в которых владельцу принадлежит значительная часть государственных по смыслу полномочий в отношении подвластных ему людей). Феодализм — это еще и особые отношения между людьми, вырастающие до уровня государственных связей. Причем исторически вышло так, что формирование таких особых отношений между людьми предшествовало новым собственническим отношениям. На протяжении второй половины I тыс. (когда возникли варварские государства в Европе и в их государственных рамках шло становление нового строя) особые феодальные связи между людьми были к тому же важнее в общественном смысле, чем место человека в аграрном порядке и в иерархии собственнических отношений. И только к XI в. (времени формирования новых государственных традиций) связи между людьми и связи по поводу собственности соединяются в уклад зрелого феодального строя.

Место людей в аграрных отношениях могло быть задано и другими внешними факторами: военной службой государству и ее обеспечением (особенно важной в ту эпоху, когда едва ли не все проявления государственной деятельности в стране сводились к организации армий, сбору налогов и поддержке правильной юстиции), причастностью к распределению общегосударственных ресурсов, принадлежностью, наконец, к особым слоям общества — духовенству, церковнослужителям. В повседневной жизни вся эта множественность неизбежно принимала формы определенных, иногда даже единичных по значимости правовых установлений, связывающих ограниченное число субъектов — подчас даже только двух конкретных людей. И из этих конкретных правовых форм — через их воспроизведение во времени и повторение — постепенно рождался новый социально-правовой строй. Новые правовые формы и институты, рождавшиеся не только традициями юридической практики Римской империи, но порой и совершенно случайными жизненными обстоятельствами, стали теми кристалликами, которые скрепили порядки новой эпохи.

Вотчинный уклад и новые виды зависимости

Основа аграрного порядка будущего феодализма — вотчина-поместье(имея в виду не только территориальную единицу, но и всю совокупность производственных и непроизводственных отношений, с нею связанных) была сформирована в поздней Римской империи (villa) и передана общественному быту эпохи варварских государств практически в неприкосновенности. Помимо владельца виллы-поместья, его ближайших домочадцев, население ее составляли три различные правовые группы: рабы, вольноотпущенники и колоны. Рабы продолжали еще долгое время составлять количественно важную категорию населения поместий, причем к числу значимых источников рабства в эпоху варварских государств, помимо классических — войны и торговли, прибавилось рабство вследствие уголовного осуждения (при реальной невозможности выплатить огромные штрафы, или композиции, на которые ориентировалось варварское право). Возросло значение кабального рабства, самопродажи (по различным, и далеко не всегда чисто экономическим причинам); к рабскому состоянию, как правило, приводило и поступление в услужение. К V–VI вв. чисто рабский труд в поместьях практически исчез в странах Западной Европы (в абсолютно чистом виде его не было и в Римской империи). Рабов отпускали на волю, переводяих на положение работников, получивших от хозяина участок земли под условием выполнения тех или других повинностей и, что не менее важно, личных обязанностей. Вольноотпущенники (как и в Римской империи) не превращались безусловно в полноправное население. (Хотя были и такие, кто признавался вполне свободным и независимым, но, для этого процедура отпуска на волю должна была проходить перед лицом короля и в виде так называемого символического выкупа «за денарий».) Они должны были сохранять особого рода отношения с бывшим хозяином, сродни бывшему римскому патронату: выполнять бесплатно некоторые работы, предоставлять имущественную и финансовую помощь, в юридических вопросах или в общении с государственной администрацией они не могли действовать без покровительственного посредничества бывшего хозяина. Конечно, и со стороны бывшего хозяина предполагались некоторые обязанности, прежде всего в защите и в покровительстве своему бывшему подвластному. Еще более прочную основу такие отношения приобретали, когда вольноотпущенник получал землю в поместье бывшего хозяина: к зависимости материальной прибавлялась иная, основанная на обычаях и на юридических традициях. Статус вольноотпущенника был наследственным, и это означало, что создавалась особая промежуточная категория населения между рабством и свободой, связанная особого свойства чисто личностно-правовыми отношениями, причем со взаимными (хотя и неравнозначными) правами и обязанностями. Поддержание этих взаимных прав и обязанностей было в меньшей степени предметом внимания центральной государственной власти, нежели местной юстиции, в большинстве находившейся под контролем больших или малых владельцев поместий. На аналогичном с вольноотпущенниками положении находились и колоны, которые составляли значительную массу зависимого сельского населения со времени поздней Римской империи. В силу несколько большей свободы, которую предоставляли отношения колоната, они были распространены повсеместно в бывшей Римской Галлии, центральной Европе, на территориях соприкосновения империи с германскими народами. Самый статус колонов изначально определялих подвластность и правовую подчиненность владельцам земель, от которых они держали свои наделы.

В результате к VII–VIII вв. поместье-вилла уже стабильно распадалось на две условные части. Одна — хозяйская (Dominicum) — остававшаяся в нераздельном пользовании на основе прямого собственнического права, другая — разделенная на наделы (mansi) — переданная под условиями самых разных обязанностей или повинностей рабам, вольноотпущенникам и колонам. Наделы почти одновременно с процессом раздвоения поместья превращались в наследственные держания. Условия сохранения за собою этих наделов для разных категорий населения несколько различались: колоны у франков чаще платили работою, поскольку выплата оброка принижала статус, вольноотпущенники и рабы в большей степени обязывались к натуральным оброкам, по возможности и к денежным выплатам. Так сформировались новые личностно-правовые связи, оформленные индивидуальными соглашениями, феодальными обычаями, которые спустя некоторое время получат название серважа(от serve — подневольный), но которые значительно отличались от исторического рабства. «В этом состоянии, — обобщил правовые обычаи французский правовед XIII в. Бомануар, — не все люди находятся в одинаковом положении: имеются разные условия серважа. Ибо одни из подневольных так подчинены своим господам, что они могут распоряжаться всем их имуществом, имеют над ними право жизни и смерти, могут держать их взаперти как им будет угодно — за вину или без вины, — и ни перед кем не несут за них ответственности, кроме как перед Богом. С другими обращаются мягко, ибо при их жизни господа не могут ничего от них требовать… кроме их выплат, рент и повинностей, обычно платимых или за серваж».