Всевеликое войско Донское

– Атамана мы знаем, – заявили они, – мы с ним в Атаманском полку служили.

– Я шесть лет трубачом ездил, когда атаман полковым адъютантом был, слава Богу, узнаю, он или нет.

Решено было снарядить сани в Каргинскую, чтобы посмотреть на атамана. Так и сделали. Посланные не только повидали атамана, но, несмотря на то, что за ними следили агенты Фомина, успели передать атаману о настроении в Вешенской станице и просили его не приезжать в Вешенскую без значительной воинской силы. Атаман все-таки решил ехать. Он думал что подлинные союзные офицеры спасут положение вернут казаков к исполнению долга, но союзники так замерзли, проехав 90 верст по снегам в автомобиле, что ни за что не соглашались ночью ехать еще 30 верст, да еще рискуя застрять в снежных сугробах Поездка была отложена. Между тем Фомин, чувствуя что ему не миновать петли и что он зашел слишком далеко, принял более серьезные меры. Вешенцы волновались. Старики, помнившие и отца и деда атамана который сам был родом из Вешенской станицы, требовали подчинения атаману. Вернувшиеся сослуживцы-однополчане атамана передали, что атаман подлинный, настоящий, и они его и он их узнал, даже фамилии помнил. Только постарел очень. А все-таки тот же. Без обмана. И союзники с ним настоящие. Все, как следует быть! Заколебались вешенцы. У них уже явилась мысль связать Фомина и с покаянной ехать к атаману. Но тут пришло известие, что девять дивизий Красной армии перешли границу Войска Донского и быстро идут к Вешенской станице. Фомин сам принялся арестовывать приверженцев атамана и готовиться к встрече Красной армии.

Красная армия шла походным порядком, не разворачиваясь и даже не высылая мер охранения. Растерянные казаки встретили ее хлебом-солью и только говорили тем молодым людям, которые им рассказывали о том, что граница Войска Донского будет неприкосновенна: „Товарищи, как же это?“, но те смеялись и говорили: „А вот теперь вы узнаете, что такое Советская власть! Духа вашего казачьего здесь не должно больше быть“.

Все те казаки, которые так мечтали об отдыхе и, прельстившись перспективой этого отдыха, изменили Войску, были мобилизованы, забраны и безоружными толпами отправлены на Уральский фронт – сражаться против Колчака. Лошадей и скот стали отбирать, женщин насиловать. Советским заправилам надо было так перевернуть мозги казаков, чтобы ничего святого у них не оставалось, все поругать, все уничтожить, довести до отчаяния, заплевать и загадить сердца и души, и тогда, поработивши их, в полной мере начать предъявлять свои требования…

По станице Вешенской зазвонили колокола великолепного вешенского собора, величаво нависшего над рекою Доном с его тихими разливами и покрытыми инеем среброветвенными густыми левадами. С пьяными криками и шутками собирались туда красноармейцы и тащили казачью молодежь, детей и подростков, тащили стариков. Там готовилось зрелище для казаков и казачек. Их восьмидесятилетнего седобородого священника, который шестьдесят лет прожил безвыездно в Вешенской станице их духовником и которого почитали все, и старые и малые, тащили, чтобы венчать с рабочей кобылой. И стоял старый священник перед алтарем рядом с кроткою лошадью, пугливо косившейся на свечи и тяжело вздыхавшей, а над ними держали венцы и пели похабные песни.

А потом пошли казни. Вешали и расстреливали казаков.

Фомин омывал кровью отцов своих свою новую власть.

Так отомстили красноармейцы изменникам-казакам.

Прорыв фронта, углубление в Верхне-Донской округ больших сил Красной армии тяжело отозвался на соседнем Хоперском округе, и он без всякого давления со стороны противника покатился назад, сдавая мироновским казакам станицу за станицей.

У атамана в это время не было ни одного свободного казака. Все было послано на оборону Западного фронта. Там спешно формировались ударная группа для защиты Зверева и Лихой. Угроза нависла над Новочеркасском. Спасти положение могли только добровольцы или союзники.

Глава XIX

Приезд английской и французской миссий в Новочеркасск. Речь атамана на официальном обеде. Союзники на фронте под Царицыным. Посещение союзниками заводов и мастерских. Посещение Северного фронта

В эти тяжелые дни атаман принимал екатеринодарских гостей, союзные миссии, прибывшие в полном составе ознакомиться с положением на фронте, чтобы немедленно помочь. Это уже не была повышенно радостная ликующая встреча, какою встречали капитанов Бонда и Ошэна, но это было серьезное деловое свидание с людьми, желающими помочь и спасти Россию.

Так казалось… Этому верили…

28 декабря в 11 часов утра в Новочеркасск прибыли английский начальник военной миссии на Кавказе генерал-майор Пуль, его начальник штаба полковник Киз и с ними три английских офицера, и представитель генерала Франше д'Эспере – капитан Фуке, представитель генерала Бертело – капитан Бертело и лейтенанты Эглон и Эрлих. В 6 часов вечера в атаманском дворце был парадный обед, на котором обменялись речами. Атаман по-французски говорил о том, что последние часы бытия России наступают и вооруженная помощь нужна немедленно.

– Ровно месяц тому назад в этом самом зале, – сказал атаман, – я имел счастье приветствовать первых из союзных офицеров, прибывших к нам, – капитана Бонда и капитана Ошэна.

Я говорил тогда о том громадном значении, которое имеет теперь время. Я говорил, что не неделями и месяцами измеряется оно, но только часами. Я говорил о тех потоках крови невинных жертв, стариков-священников, женщин и детей, которые льются каждый день там, где была когда-то наша общая Родина – Россия. Я умолял от имени этой России придти и помочь.

Страшный кровавый туман замутил мозги темного народа, и только вы, от которых брызжет счастьем величайшей победы, можете рассеять этот туман.

Вы не послушались тогда меня, старика, искушенного в борьбе с большевиками и знающего, что такое яд их ужасной пропаганды. Медленно и осторожно, с большими разговорами и совещаниями приближаетесь вы к этому гаду, на которого надо смело броситься и раздавить его.

И наши враги в вашей осторожности видят ваше бессилие. А изнемогшие в борьбе братья наши теряют последние силы.

За этот месяц пала под ударами вся Украина, богатая и пышная, с обильной жатвою недавнего урожая. Усталые полки Южной армии и истомленные непосильной борьбой на многоверстном фронте казаки сдали большую часть Воронежской губернии.

Богатый хлебом, плодородный край обращается в пустыню. Идут кровавые расстрелы, и тысячи невинных гибнут в вихре безумия. Вас ждут, господа, осужденные на смерть. В ваших руках жизнь и смерть. Ужели же вы оттолкнете протянутые руки и холодно будете смотреть, как избивают женщин, как бьют детей на глазах у матерей, и ждать чего-то? Ждать тогда, когда надо действовать. Ваш приезд тогда вдохнул силы. Явился порыв. Полки пошли вперед. Уже недалеко было до Воронежа… Но порыв не терпит перерыва, и, не видя помощи сейчас, изнемогли бойцы, истратили силы и молча отступают.

Вы, господа, военные люди. И вы знаете, что такое бой, и вы знаете, что значит подача резерва вовремя и как мало значит приход резерва тогда, когда разъяренный враг уже победил и уничтожил первую линию…

Россия взывает о помощи… Франция, говорит она, вспомни о наших могилах в Восточной Пруссии в дни вашей славной битвы на Марне, Франция, не забудь наших галицийских покойников в тяжелые дни Вердена.

Пока Россия была здорова, она была верной союзницей. Но чем виновата Россия, что она заболела этой ужасной болезнью побежденных? Помогите ей! Исцелите ее!

О! Какой ужас творится в Москве, в Рязани, в Воронеже, в Харькове, повсюду в России. Темнота, холод, голод! Плач женщин и детей и пьяные оргии дикарей, сопровождаемые расстрелами.

…Во всем мире праздник Христов. Во всем мире тишина и радость покоя, и только в России, не прекращаясь вот уже пятый год, гремят выстрелы, льется кровь и сироты, без дома и крова, умирают от голода.

… Несите нам свободу, пока не поздно. Несите теперь, пока еще есть живые люди в Русской земле… Идите туда, где ждет вас триумфальное шествие среди ликующего народа.