ВШ 3

— Шнур вот, держите, — суетится молодой, длинноволосый парень, видимо, заметив мой ищущий взгляд.

Воткнул «джек», взял несколько аккордов.

— Микрофон подключен? — спрашиваю «волосатика».

И не дожидаясь утвердительного ответа, говорю в микрофон:

— Раз, два… Закусочная, сосисочная.

Несколько минут уходит на то, чтобы совместно со звукорежиссёром вечера, сидевшим за своим монитором сбоку за кулисами, устранить все шероховатости. Между делом появляются две телекамеры с операторами бегающая среди них девушка с микрофоном: оказывается, мой творческий вечер собирается снимать республиканское телевидение. Ничего себе, а вот это уже серьёзно.

Прежде чем покинуть сцену, под перебор негромко исполняю первый куплет и припев песни «Берёзы» из репертуара «Любэ». Судя по взглядам присутствующих, в том числе и Инги, даже этот кусочек произвёл определённый эффект. А что, может, и исполню сегодня. Ежели в этой версии Перестройка не грянет, глядишь, и «Любэ» не появится, да и Матвиенко опять же может не написать все эти песни. Конечно, отмазка так себе, но определённая доля прагматизма в этих рассуждениях имеется.

В компании Инги я вернулся в гримуборную, где она сразу же поинтересовалась, что это за песню я сейчас исполнял. Пришлось наврать, что из свежего, так сказать, из неопубликованного.

— Красивая, — вздохнула она. — А ты её сегодня споёшь?

— Думаешь, стоит?

— Макс ну пожалуйста!

Я не мог устоять против взгляда кота в сапогах из «Шрека». Минут через двадцать в дверь постучалась Генриетта Платоновна.

— Максим, зрители собрались.

Я бросил взгляд на часы. Пять минут восьмого, и впрямь пора. Инга решила смотреть на шоу из-за кулис, наверное, чтобы почувствовать себя причастной к тому, что будет происходить на сцене. Главное, чтобы в спину иголки не втыкала… Шутка.

Я пристраиваюсь рядом с ней, гляжу в щелочку между тяжёлых портьер. Ни одного свободного места. На краю сцены стоит коробка вроде как из-под обуви, рядом стопочка аккуратно нарезанной бумаги и несколько карандашей.

Подавляющая масса зрителей по виду и впрямь настоящие работяги, не пожалевшие отдать по рублю за возможности посмотреть на юное дарование. Мужчин и женщин примерно поровну. Тут кто-то на галёрке не выдерживает, кричит:

— Варченко, выходи!

В зале смеются, потом начинаются сначала одиночные, затем всё более частые хлопки.

— Пора, Максим, — шепчет мне в ухо Генриетта Платоновна, мягко подталкивая в спину.

На немного подгибающихся коленях выхожу на авансцену, останавливаюсь у стойки с микрофоном. Только бы от волнения не дать «петуха».

— Добрый вечер, друзья!

Зал шумит, кто-то всё с той же галёрки под смех зрителей кричит:

— Здорово!

Стараюсь сохранять хладнокровие, мысленно себя костерю, мол, не первый же раз выступаю перед публикой, пусть даже теперь и сольно.

— Честно говоря, ещё пару дней назад я и не знал, у меня состоится творческий вечер в вашей филармонии, — говорю я. — Судя по отсутствию афиш в городе, и в самой филармонии тоже не знали.

Народ смеётся, и это хорошо, значит, контакт налаживается.

— Тем не менее, — продолжаю, — я здесь, на этой сцене, и готов поделиться с вами какими-то историями из своей жизни, ну и, раз гитара на сцене, то и сыграю-спою, пожалуй, тоже.

Бурные аплодисментами, сопровождаемые криками:

— Давай!

— Ну раз так, то для затравки давайте что-нибудь исполню. И кстати, не забывайте писать ваши вопросы, на которые я постараюсь по мере сил ответить. Специально для ваших вопросов здесь стоит вот этот ящик, кажется, из-под мужских ботинок Черниговской фабрики «Берегиня».

Снова смех, ещё более громкий. Прекрасно, теперь можно и за гитару хвататься. Решил начать с «Ковчега», с бодренькой и в то же время слегка философской песенки. Что-то в стиле нынешней «Машины времени». Публике вроде бы понравилось, до кого-то наверняка дошёл смысл песни, некоторые говорят друг другу что-то на ухо, видно, объясняют.

Я отложил гитару и решил немного рассказать о себе, добавляя в речь юмора. Что-то из уже заготовленного, где-то импровизируя, но публике нравилось. Дошёл до места, как в один прекрасный момент решил, что стану известным, причём не в одной какой-то ипостаси, а преуспею как в творчестве, так и в спорте.

— Главное — определиться с целями, — вещал я со сцены. — Если поймёте, что осилите поставленную перед собой задачу — смело беритесь за дело. Я вот вообще три задачи решаю: пишу книги, сочиняю музыку и занимаюсь боксом. Пока вроде бы получается, что удивительно для меня самого. Чтобы далеко за примерами не ходить, могу напомнить, что в плане литературы у меня вышел в журнале «Юность» роман «Остаться в живых», затем он вышел отдельной книгой в издательстве «Молодая гвардия», к печати готовятся ещё несколько произведений как в журналах, включая ту же «Юность», так и в «Молодой гвардии». По музыке… Помимо того, что мою песню исполняют Пугачёва и Добрынин, по стране гуляют десятка полтора вещей, сочинённых с моим вокально-инструментальным ансамблем «Гудок». Причём многие не знают, что эти песни сочинены нами, по большей части вашим покорным слугой. Некоторые из них сегодня я вам исполню.

Скромность, конечно, украшает, но иной раз не мешает и себя похвалить. Всё же реально большинство вещей принадлежит моему гению… Хм, ладно, просто таланту. Главное, что народу по душе, иначе наши записи не разлетелись бы по всему Союзу. Даже вот в гостиничном баре нас крутят, а сами небось и не знают, что автор в этом же здании остановился.

— А есть в зале люди, интересующиеся боксом?

Вверх взметнулось десятка три мужских рук.

— Эх, а я так рассчитывал, что хоть одна представительница слабого пола поднимет руку, — под смех зала прокомментировал я. — Ладно, их можно простить: пока мужчины смотрят по телевизору бокс, наши прекрасные дамы готовят, убирают, стирают, гладят… В общем, делают всё то, что нам, мужчинам, может присниться лишь в кошмарном сне.

Снова взрыв хохота в зале, смеются и зрители, и зрительницы.

— Кстати, не в ваш огород камень, милые дамы, но исторически готовка была приоритетом мужчин. В Средней Азии, например, женщину к приготовлению плова и прочих блюд, считающимися национальной гордостью, особенно мясных, не подпустят на пушечный выстрел. Это наши мужчины обленились, их хватает только на шашлык, и так всю готовку переложили на хрупкие плечи своих спутниц.

Смех и одобрительный гул.

— Так я это к чему? К тому, что минувшим летом в Греции прошло юниорское первенство Европы. Естественно, я выиграл золотую медаль, — нагло продолжал я себя пиарить. — Но путь к победе получился очень тернистым.

И дальше я рассказал и про отравление перед полуфиналом, и про финальный бой с поляком. Где-то добавил юмора, где-то сгустил краски, но собравшиеся слушали меня, буквально затаив дыхание. А когда я вспомнил, как чуть не расплакался на церемонии награждения, рассказал про подступивший к горлу ком, увидел, что у многих в зале, особенно у женщин, предательски заблестели глаза. Да и у самого что-то при воспоминании о том моменте в носу защипало.

Чтобы сменить тему, предложил зрителям не стесняться, подходить к сцене, брать листочки с карандашами и писать записки. В зале возникло некоторое смятение. Я заметил, как в третьем ряду одна из женщин бальзаковского возраста пихает локтём в бок сидевшего рядом лысоватого, полного мужчина. Тот пытался отбояриться, но жена (а кто ещё это мог быть?) всё-таки его уломала, и товарищу с красным от смущения, как помидор, лицом выпала честь первым совершить поход к сцене. После него словно прорвало дамбу, за лоскутками бумаги и карандашами ломанулись ещё несколько человек. В итоге карандаши закончились меньше чем минуту спустя. Я в микрофон, улыбаясь, попросил написавших записки передавать карандаши по рядам тем, кто обзавёлся листочком, но остался без пишущего инструмента.