Вскрытие показало...
Шрифт:
Поезд ушел. Я не смогу снова взять пробы, начать сначала. Анализы уже переданы в лабораторию в Нью-Йорк. Забальзамированное тело Лори Петерсен похоронили во вторник. Об эксгумации нечего и думать – толку от нее не будет, наоборот, она вызовет нежелательный интерес общественности. Люди захотят узнать, почему мертвую не оставляют в покое.
Мы с Бетти одновременно повернулись к двери как раз в тот момент, когда на пороге появился Марино.
– Мне тут кое-что пришло в голову. – Марино помолчал. Лицо у него было мрачное, он переводил глаза с предметных стекол на фильтр.
Я смотрела
– Я передал конверт Вандеру. Может, вы оставили конверт в морозильнике. Хотя... Может, и не вы.
Не успела я сообразить, к чему клонит Марино, как мой собственный мозг подбросил страшную догадку.
– Не я? Кто-то другой?
Марино пожал плечами:
– Я просто хотел сказать, что не следует исключать эту возможность.
– Но кто?
– Понятия не имею.
– И как такое могло случиться? Получается, кто угодно может зайти в анатомичку и влезть в морозильник! И ярлык был приклеен...
Ярлыки! Вот она, зацепка! Ярлыки, которые я не заполнила! Они же были в конверте с пробами с тела Лори Петерсен! А кроме меня, в конверт могли заглянуть только три человека – Эмберги, Таннер и Билл.
Когда эта тройка в понедельник вечером выходила из моего офиса, главная дверь была заперта на цепь. Всем троим пришлось идти через морг. Первыми ушли Эмберги и Таннер, Билл немного задержался.
Анатомичка была на замке, а морозильник – нет. Нам приходилось оставлять его незапертым, чтобы похоронные бюро и бригады спасателей могли привозить и забирать тела в нерабочие часы. В морозильник вели две двери: одна открывалась в коридор, другая – в анатомичку. Неужели Эмберги, Таннер или Билл из морозильника проник в анатомичку? Там на ближайшей к входу полке хранились улики, в том числе пробы. У Винго полки всегда были плотно заставлены.
Я позвонила Розе и велела ей отпереть ящик моего стола и открыть дело Лори Петерсен.
– Там в папке должны быть ярлыки, – сказала я.
Пока Роза искала папку, я напрягала память. Должно было остаться шесть, максимум семь ярлыков – не потому, что я взяла мало проб, а потому, что распечатала вдвое больше ярлыков. Должны были остаться ярлыки с надписями "сердце", "легкие", "почки" и другие органы. И еще один – для описания повреждений, заметных невооруженным глазом.
– Доктор Скарпетта, ярлыки на месте, – раздался в трубке голос Розы.
– Сколько штук?
– Сейчас посмотрю. Пять.
– С какими надписями?
– "Сердце", "легкие", "селезенка", "желчный пузырь" и "печень".
– И все?
– Все.
– Роза, а вы уверены, что там нет ярлыка "повреждения, заметные невооруженным глазом"?
Пауза.
– Уверена. Тут только пять ярлыков.
– Раз вы приклеили ярлык "повреждения", значит, на нем должны быть ваши отпечатки, – произнес Марино.
– Только если Кей была без перчаток, – вмешалась Бетти, с тревогой наблюдавшая за происходящим.
– Я обычно снимаю перчатки, чтобы наклеить ярлыки, – пробормотала я, – ведь перчатки в крови.
– Хорошо, – мягко продолжал Марино. – Вы, значит, перчатки сняли, а Динго не снял...
– Винго, – перебила я. – Его зовут
Винго.– Какая разница. – Марино собрался уходить. – Фишка в том, что вы трогали ярлык голыми руками – значит, на нем должны быть ваши отпечатки. – Уже из коридора Марино добавил: – А вот больше ничьих отпечатков быть не должно.
Глава 10
Больше ничьих и не было. Из всех отпечатков, что обнаружились на конверте, идентифицировать удалось только одни – мои собственные.
Правда, нашлось еще несколько пятен – и нечто настолько неожиданное, что я на секунду забыла, зачем вообще пришла к Вандеру.
Вандер направил на конверт луч лазера – и картон засветился, как ночное небо.
– Чтоб мне провалиться, – пробормотал Вандер третий раз подряд.
– Чертовы "блестки" были, наверное, у меня на руках, – произнесла я с сомнением. – Винго был в перчатках, Бетти тоже...
Вандер зажег верхний свет и покачал головой:
– Будь ты мужчиной, я бы сообщил куда следует.
– И я бы тебя за это не упрекнула.
Вандер посерьезнел.
– Кей, постарайся вспомнить, что ты делала сегодня утром. Мы должны быть уверены, что "блестки" – с твоих рук. Если это так, нам придется пересмотреть наши версии по последним убийствам. Вдруг это ты оставляла "блестки" на телах?
– Исключено, – перебила я. – Совершенно исключено, потому что я, Нейлз, всегда надеваю перчатки. Я снимаю их, только когда сажусь заполнять ярлыки. Поэтому и отпечатки на конверте обнаружились.
Но Вандер не унимался.
– А может, это лак для волос или пудра. Или еще что-нибудь, чем ты пользуешься каждый день.
– Вряд ли. – Я стояла на своем. – Мы не обнаружили "блесток", когда осматривали другие тела. "Блестки" имеются только на телах задушенных женщин.
– Да, ты права.
С минуту мы напряженно думали. Потом Вандер спросил, желая развеять все сомнения:
– А Бетти с Винго были в перчатках, когда брали в руки этот конверт?
– Да – поэтому и отпечатков не оставили.
– То есть "блестки" не могли попасть на конверт с их рук?
– Нет, только с моих. Если, конечно, больше никто не прикасался к конверту.
– Ты хочешь сказать – тот, кто положил конверт в морозильник, – скептически проговорил Вандер. – Но отпечатки-то только твои, Кей.
– А пятна? Их, Нейлз, мог оставить кто угодно.
Конечно, мог. Только я знала: Вандер так не считает.
– Кей, а что ты делала перед тем, как пойти наверх?
– Я делала вскрытие тела женщины, которую сбил грузовик, причем водитель скрылся с места происшествия.
– А потом?
– А потом Винго принес конверт, и я побежала с ним к Бетти.
Вандер окинул равнодушным взглядом мой заляпанный кровью халат и произнес:
– Вскрытие ты проводила в перчатках.
– Конечно. Но когда Винго принес конверт, я их сняла – я же говорю...
– Перчатки изнутри посыпаны тальком.
– Думаешь, это тальк?
– Может, и нет, да все-таки надо проверить.
Я сходила в анатомичку за новой парой латексных перчаток. Через несколько минут Вандер уже выворачивал перчатки наизнанку и светил на них лазером.