Вскрытие покажет любовь

– Алён, посмотри, – Костя показывает глазами куда-то наверх.

Я поднимаю голову и застываю. На порванной паутине восседает гигантский паук. Он просто огромный! Во рту резко пересыхает.

– Да ну что ты, – смеётся надо мной, а я дрожу, как лист на ветру. – Я показал для того, чтоб ты поняла, он не на тебе. Он в своём домике, который ты разрушила.

– А его дети? Вдруг они на мне? Мамочки! – получается громче планируемого. Снова зажмуриваюсь.

Теперь все трое смеются. Надо мной? Не хочу открывать глаза.

– Только вы его не убивайте, пусть живёт, – прошу жалобно в тот момент, когда начинает казаться, что они решили его куда-то убрать.

– Уникальная девушка, – вновь произносит Виктор Анатольевич. Минут десять назад он просил называть его Виктором, но я не уверена, что получится. – Умилительная.

В темноте продолжать прогулку больше не хочется. Мужчины не настаивают. Пока возвращаемся к дому, мой новый спутник ни с того ни с сего произносит:

– Будет обижать, мне скажи? – указывает нам за спину.

Не могу скрыть удивления.

– Я видел, ты плакала, когда мы подходили, – поясняет.

– Это он мне кальян запретил покурить вместе с вашими гостями. Я расстроилась. Никогда кальян не разрешает, – сетую жалобно.

Мужчина вновь смеётся.

– До чего хороша, – обернувшись, говорит Косте. После снова возвращается ко мне. – С ними, – указывает в сторону зоны отдыха, – я б и сам не стал курить, – цедит пренебрежительно.

Интересно зачем звать в гости неприятных тебе людей? Хотя, что я, понятно и так.

– Но тебе, моя милая, ничего курить не советую, – касается меня невзначай. – Не стоит портить такой прекрасный генофонд. Типичная русская красота нынче редкость, надо беречь. Я б и сам приударил, но пару десятков годков лишних скопилось. И всё-таки за тобой присмотрю. Если этот так и не решится, придумаю, что с тобой делать.

Мне бы очень хотелось сказать, что слышу юмор в его словах, но его там нет. Напрягает.

– Виктор Анатольевич, при всем уважении, Алёна моя, таковой и останется, – произносит Костя с нажимом.

К моему облегчению дальше разговор идёт не обо мне. Через несколько минут и вовсе заканчивается. Мужчины с миром уходят.

– Не знаю, как ты, но я хочу вернуться в отведенную нам комнату. Надо в душ. И волосы перебрать, – очень устала.

– Да куда я без тебя, теперь только вместе. Поищу на тебе паучков, – впервые улыбается мне с теплотой.

Я немножко оттаиваю при виде лёгкой улыбки, которая ему очень идёт.

Глава 22

Вот уж не знаю, кто в моём окружении мог бы со мной сравниться по уровню везения. В то время, как все собравшиеся веселятся на вечеринке под пение приглашенных звезд эстрады, я лежу в отведённой нам с Костей спальне и готовлюсь отойти в мир иной.

А всё почему? Потому что меня укусила сколопендра. Очень важно помнить, что одно маленькое гаденькое существо может испортить «отдых» сразу нескольким людям. Я лежу в постели, дух испускаю, а Костя поехал докупить лекарства.

Я, реально оценивая свои возможности, всегда вожу с собой антигистаминные, но тут, судя по моим ощущениям и внешнему виду, нужны препараты посильнее.

В какой-то момент свет перед глазами меркнет.

– Да ну нафиг, – вырывается из меня протяжный стон. Закрываю глаза, как ненужный орган.

К высокой температуре, слабости, ознобу и отёку добавляется еще и кратковременная потеря зрения. Это я надеюсь, что кратковременная. Хочется кричать и плакать, но я не могу. Вообще ничего не могу.

Страх. Другие эмоции через него попросту не пробиваются. Я цепенею, зная, какой итог может ждать аллергиков после укуса. Я знаю, я вскрывала.

В моей картинке мира самое страшное – это не смерть. Полный паралич – хуже я себе представить не могу. А варианты я знаю разные. Твой мозг активен, ты всё чувствуешь, а сделать ничего не можешь. Остаётся только осознавать, что ты обуза для окружающих. Осознаёшь и страдаешь. Сейчас состояние схожее. Мне жизненно необходимо, чтоб меня пожалели, я к папе хочу. Если он скажет, что всё будет хорошо, – я поверю. Себе не очень.

Чувствую прикосновение к своей голове. Галлюцинации по заявкам? По ощущениям кто-то гладит мою голову. По-хорошему мне бы напрячься, но я расслабляюсь и лежу неподвижно, в голове приятная пустота.

Спустя какое-то время музыка становится громче, я слышу женский визг. Окна в комнате закрыты. Зачем так орать?

– Никакого сострадания, – бормочу себе под нос. Я-то уверена, что нахожусь в комнате одна, звука открывающейся двери и шагов я не слышала.

«Могла и оглохнуть,» – проносится мысль, и я ничтожно жалобно хлюпаю носом.

Ругаю себя и всё равно жалею. Всё детство я слышала, что сестрёнку надо жалеть, мне ведь в отличие от неё повезло, физически заметных отклонений я не имею. Мама большую часть времени проводила с сестрой. Если бы не папа, росла бы я, как сорняк в заброшенном поле. Мои проблемы мало заботили маму, жалеть меня причин она не видела. Папа в принципе не самый чувствительный человек, да и не рискнула бы я ему жаловаться. Сейчас же, под воздействием яда, жалость к себе прорвалась наружу. Сколиоз сестры был успешно прооперирован, к нашему совершеннолетию следов почти не осталось, зато её ненависть ко мне никуда не делась. И как итог, неполноценной осталась только я, у неё и ребенок, и муж имеются. Если я помру от укуса ползающей твари в доме хрен пойми какого авторитета и по совместительству наркоторговца, это будет легендарным концом. Сейчас папа стесняется моей специализации, а потом ещё и причину смерти будет скрывать. Теперь из меня вылетает смешок. «Нууу припадочная,» – сетует мой внутренний голос.

– Такая девочка хорошенькая, – слышу приглушённый голос хозяина дома и машинально открываю глаза. Темнота менее тёмной не становится. – Отдыхай, я зашёл тебя проведать. Костя сказал, что ты отказалась ехать к врачу. Может, вызвать тебе? У меня есть хороший, – добавляет, немного подумав. – Не по этой части, но всё же.

Отрицательно качаю головой.

Хочется подтянуться на кровати, но у меня самым натуральным образом нет на это сил.

– Ты плакала. Так сильно больно? – спрашивает участливо, в голосе слышится теплота.

Не скажу же я незнакомому человеку, что попросту жалею себя. Минутка самоуничижения. Приходится на ощупь приподнять простынь, ногой я двигать не могу, слишком болезненно, но этого достаточно. Мужчина звучно, со всей искренностью, матерится.

– Сейчас позову парней. Тут в клинику нужно, – произносит сердито и под нос себе добавляет про безалаберность молодёжи.

Кладу руку на его, которую чувствую рядом со своим боком.

– Никуда я не поеду. Это пройдёт, – говорю негромко и хочется верить, что убедительно.