Вскрытые вены Латинской Америки

Этот касик-метис, прямой потомок инкских императоров, возглавил революционное движение — самое крупное в ту эпоху. Великий мятеж вспыхнул в провинции Тинта. На белом коне Тупак Амару выехал на площадь Тунгасука и под аккомпанемент барабанов и путуту объявил, что приговорил к повешению королевского коррехидора Антонио Хуана де Арриага и отменил «миту» в Потоси. Провинция Тинта к тому моменту почти совершенно обезлюдела, потому что ее жителей силой увозили на работы в богатые месторождения серебра. Через несколько дней Тупак Амару обнародовал новый указ, провозглашавший отмену рабства. Он отменил все налоги и «распределение» индейцев на работы в какой бы то ни было форме. Индейцы тысячами вливались в войско «отца всех бедных, униженных и беззащитных». Вождь повел своих воинов на Куско. В походе он выступал со страстными проповедями: каждого, кто погибнет, сражаясь под его командованием, ждет воскрешение, и он сможет наслаждаться счастьем и богатствами, отобранными у захватчиков. Тупак Амару то одерживал победы, то терпел поражения; наконец, он был предан одним из своих военачальников, пленен и в цепях передан испанцам. В тюрьме его посетил Арече, на которого была возложена обязанность вести следствие. Пытаясь соблазнить вождя обещаниями, он потребовал назвать имена сообщников. Тупак Амару с презрением ответил ему: «Здесь только два сообщника — ты да я; оба мы заслужили смерть: ты — за то, что угнетал, я — за то, что освобождал» [51].

Тупак был казнен вместе с женой, детьми и ближайшими соратниками в Куско, на площади Вакаипата. Ему отрезали язык. Привязали за руки и за ноги к четырем лошадям, чтобы таким мучительным способом умертвить его, но тело не удалось разорвать на куски. Тогда его обезглавили возле виселицы. Голову Тупака отправили в Тинту. Одну руку отвезли в Тунгасуку, другую — в Карабайю. Одну ногу — в Санта-Росу, другую — в Ливитаку. /77/ Туловище сожгли, а пепел сбросили в реку Ватаней. Было предписано истребить всех его потомков до четвертого колена.

В 1802 г. Гумбольдт посетил потомка вождей инков, касика Асторпилко, в Кахамарке — в том самом месте, где конкистадор Писарро впервые увидел его предка, Атауальпу. Сын касика сопровождал немецкого ученого к руинам города и развалинам старинного инкского дворца, а по дороге рассказал ему о сказочных сокровищах, погребенных под пылью и пеплом. «Вам никогда не приходило в голову откопать эти сокровища, чтобы облегчить себе жизнь?» —спросил Гумбольдт. Юноша ответил: «Нам не годится думать об этом. Мой отец говорит, что это грех. Если бы у нас были золотые ветви с золотыми плодами, белые соседи возненавидели бы нас и причинили бы нам зло»[52]. У касика было маленькое поле, где он выращивал пшеницу. Но и это не спасало от алчности узурпаторов. Сначала они жаждали золота и серебра, затем их рудники требовали рабов, а потом они набросились на чужие земли, как только увидели возможность и с них получать большие доходы. С тех пор грабеж не прекращался, и даже в 1969 г., когда была провозглашена аграрная реформа в Перу, газеты неоднократно сообщали, что индейцы из разрушенных общин в Сьерре устраивают время от времени набеги, пытаясь вернуть земли, отнятые у них самих или у их предков. Но тогда приходили солдаты, и индейцы отступали под градом пуль.

Почти два века пришлось ждать после гибели Тупака Амару, пока националистически настроенный генерал Хуан Веласко Альварадо не поднял снова как знамя бессмертные слова мятежного касика: «Крестьянин! Хозяин не будет больше богатеть за счет твоей бедности!»

И еще двух героев время спасло от забвения после поражений — мексиканцев Идальго и Морелоса. Мигель Идальго, тихий сельский священник, дожив до 50 лет, вдруг в один прекрасный день ударил в колокола церкви Долорес и призвал индейцев бороться за освобождение: «Поднимайтесь и отберите у ненавистных испанцев земли, украденные у ваших предков триста лет назад!» Он поднял знамя индейской богоматери из Гуадалупе, и менее /78/ чем через 6 недель за ним уже последовало 80 тыс. человек, вооруженных мачете, пиками, пращами, луками и стрелами. Революционный падре положил конец податям и разделил между крестьянами земли в Гуадалахаре; он провозгласил освобождение рабов; бросил свои войска на Мехико. Потерпев поражение, Идальго был схвачен и казнен и, говорят, перед смертью написал завещание, полное страстного раскаяния[53]. Но у революции вскоре появился новый вождь, священник Хосе Мариа Морелос. Он объявил: «Считать врагами всех богачей, всю знать и высших чиновников...» Это движение, в котором воедино слились индейский мятеж и социальная революция, охватило большие пространства на территории Мексики. Повстанцы снова были разгромлены. Морелоса расстреляли. Независимость Мексики, провозглашенная 6 лет спустя, «имела, по существу, характер сделки между испанцами-европейцами и теми, что родились в Америке... она стала результатом политической борьбы внутри правящего класса»[54]. Энкомендадо превратились в пеонов, а энкомендеро — в помещиков[55].

Пасхальная неделя без воскресенья

Еще в начале нашего века хозяева «понгос», то есть индейцев, прислуживавших в домах белых, предлагали их «напрокат», давая об этом объявления в газетах города Ла-Пас. До революции 1952 г., восстановившей для боливийских индейцев растоптанное право на человеческое достоинство, «понгос» питались объедками от трапезы хозяйских собак, рядом с которыми они укладывались на ночь, и становились на колени, прежде чем заговорить с белым человеком, кем бы он ни был. Еще во времена конкисты индейцев использовали в качестве вьючных животных, заставляя таскать на спине багаж белых завоевателей: вьючных лошадей не хватало. Но и в наши дни повсюду на высокогорных плато Анд можно увидеть носильщиков аймара и кечуа, нагруженных так, что они даже в зубах несут, лишь бы заработать свой черствый хлеб. Пневмокониоз стал первым профессиональным /79/ заболеванием в Америке; в настоящее время у боливийских шахтеров к 35 годам легкие отказываются служить: безжалостная пыль кремнезема въедается в кожу, лицо и руки покрываются трещинами, у горняков атрофируется обоняние и способность различать вкус; наконец, пыль набрасывается на легкие, оседает в них и убивает.

Туристы обожают фотографировать индейцев Анд в их национальных костюмах. Но они не ведают, что теперешняя одежда индейцев была навязана им Карлом III в конце XVIII в. Образцы женского платья, которое испанцы заставили носить индианок, были скопированы с одежды крестьянок Андалусии, Эстремадуры и Басконии; то жe самое касается причесок — пробор посередине был введен указом вице-короля Толедо.

Иная история у коки, употребляемой индейцами. Впервые ее использовали не испанцы, однако до них кока потреблялась умеренно: инкские правители монопольно владели ею и разрешали жевать ее только в ритуальных целях или на тяжелых работах. Приход испанцев резко стимулировал потребление коки. Это было выгодным делом для завоевателей. В XVI в. в Потоси угнетатели тратили столько же денег на покупку одежды, сколько угнетенные — на листья коки. Только в Куско 400 торговцев занимались такой коммерцией; на серебряные рудники Потоси ежегодно доставлялось 100 тыс. корзин с листьями коки общим весом в 1 млн. килограммов. Церковь установила налог на употребление этого наркотика. Инка Гарсиласо де ла Вега в своих «Королевских комментариях» сообщает, что основная часть доходов епископа и каноников, равно как и прочих духовных лиц церкви в Куско, складывалась из десятины, взимавшейся с каждой партии коки, и что поставки этого наркотика обогатили многих испанцев. На те жалкие гроши, которые индейцы получали за свой труд, они вместо еды покупали наркотик: жуя коку, легче было переносить — правда, за счет сокращения собственной жизни — тяжкий принудительный труд. Кроме коки, индейцы пристрастились к водке, и при этом их хозяева возмущались распространением среди туземцев «зловредных пороков». До сих пор, в XX в., индейцы Потоси жуют коку, убивая чувство голода и себя самих, а также сжигают себе внутренности чистым спиртом. Иллюзорное вознаграждение обреченных! В шахтах Боливии рабочие до сих пор называют свою зарплату «митой». /80/

Изгнанных с их родных земель, осужденных на вечное преследование, индейцев Латинской Америки теснили все дальше, в самые безжизненные районы, в бесплодные горы или в глубь пустынь, по мере того как расширялись границы господствующей цивилизации. Над индейцами тяготело и тяготеет до сих пор проклятие — их собственное богатство. Это драма всей Латинской Америки. Когда на реке Блуфилдс в Никарагуа были открыты золотоносные участки, индейцев племени карка немедленно вышвырнули с их земель, расположенных по берегам реки. Та же судьба постигла жителей всех плодородных равнин и участков, богатых полезными ископаемыми, от реки Рио-Гранде до самого юга континента. Истребление туземцев, начало которому положил Колумб, никогда не прекращалось. В прошлом веко в Уругвае и аргентинской Патагонии охота на индейцев производилась войсками, которые их отыскивали и загоняли в леса или пустыни, чтобы те не мешали организованному развитию скотоводческих латифундий[56]. Индейцы племени яки из мексиканского штата Сопора подверглись кровавой расправе. Это потребовалось для того, чтобы их богатые редкими минералами плодородные земли могли быть беспрепятственно проданы нескольким североамериканским капиталистам. Выживших отправили на плантации Юкатана. /81/ Так полуостров Юкатан стал кладбищем не только для своих законных хозяев, индейцев майя, но и для яки, прибывших издалека: в начале века на плантациях 50 королей хенекена трудилось 100 тыс. рабов-индейцев. Несмотря на то что яки, племя красавцев-гигантов, отличались исключительной физической силой, две трети из них погибли в первый же год рабского труда[57]. В наше время волокна хенекена могут конкурировать со своими синтетическими заменителями только благодаря тому, что у рабочих на плантациях исключительно низкий уровень жизни. Времена, конечно, теперь не те, по положение — во всяком случае для индейцев Юкатана — изменилось не так уж существенно, как принято думать. «Условия жизни этих рабочих во многом сходны с условиями жизни рабов», — отмечает профессор Артуро Бонилья Санчес[58]. На склонах Анд вблизи Боготы индеец-пеон выпужден в определенные дни бесплатно работать на помещика, чтобы получить от пего разрешение в лунные ночи обрабатывать свой клочок земли. «Предки этого индейца работали свободно, не зная долгов, на тучных землях равнин, которые никому не принадлежали. А теперь он работает бесплатно, чтобы получить право сеять на бесплодных склонах!»[59]

Даже индейцам, уединенно жившим в глубине сельвы, и тем нет спасения. В начале этого века в Бразилии насчитывалось 230 индейских племен; 90 из них к настоящему моменту бесследно исчезли, сметенные с лица планеты силой огнестрельного оружия и микробами. Насилие и болезни — вот они, передовые отряды цивилизации, наступающей на индейцев; контакт с белым человеком для аборигенов по-прежнему является контактом со смертью. Законодательство, охраняющее индейцев Бразилии с 1537 г., обернулось против них самих. Согласно всем бразильским конституциям, индейцы являются «исконными и естественными хозяевами» земель, которые они занимают. А на деле получается, что чем богаче эти девственные земли, тем серьезнее /82/ опасность, грозящая жизни их обитателей; чем щедрее природа, тем больше у них шансов стать жертвами грабителей и убийц. В последние годы охота на индейцев приобрела особенно жестокий характер; огромные пространства тропических лесов, самые обширные в мире, романтические и легендарные, стали одновременно сценой, на которой снова осуществляется «американская мечта». Североамериканские дельцы бросились завоевывать Амазонию, будто новый Дальний Запад. Нашествие янки как никогда подогрело алчность бразильских авантюристов. Индейцы исчезают бесследно, а убийцы продают их земли за доллары новым претендентам. Золото, дорогостоящие минералы, дерево и каучук — богатства, коммерческая ценность которых не известна индейцам, — обнаруживаются здесь повсюду при самых поверхностных изысканиях. Теперь не секрет, что аборигенов Амазонии расстреливают с вертолетов и небольших самолетов, им делают инъекции, заражая их оспой, на их деревни сбрасывают динамит, им дарят сахар, перемешанный со стрихнином, соль с мышьяком. Против самого директора Службы защиты индейцев, назначенного на этот пост диктатором Кастело Бранко с целью покончить с коррупцией внутри администрации, выдвинуто обвинение, подтвержденное неопровержимыми уликами, что он совершил 42 различных преступления против индейцев. Скандал этот разразился в 1968 г.

В наши дни индейские племена не живут изолированно, вне рамок латиноамериканской экономики. Конечно, в Бразилии существуют племена, обитающие в недоступных дебрях сельвы; есть общины на высокогорных плато, совершенно не имеющие контактов с остальным миром; сохранились остатки первобытных родов на границе с Венесуэлой. Но в целом туземцы приобщены, прямо или косвенно, к общей системе производства и потребления. Они выступают в роли жертв социально-экономической системы, в роли угнетеннейших из угнетенных. Они покупают и продают большую часть той малости, которую потребляют и производят, через могущественных и ненасытных посредников, а те дерут с них три шкуры и платят гроши; они нанимаются поденщиками на плантации, где их используют как самую дешевую рабочую силу, и солдатами в горы; они сжигают свою недолгую жизнь, чтобы обеспечить продуктами мировой рынок или же сражаясь за своих победителей. В таких странах, как, например, Гватемала, они составляют стержень национальной экономической жизни: из года в год индейцы покидают свои /83/ «священные земли» в горах, свои мини-участки, площадь которых мало превышает размер, необходимый для могилы, и спускаются на равнины, поставляя 200 тыс. рабочих рук для сбора кофе, хлопка и сахарного тростника. Агенты по найму перевозят их в грузовиках, как скот, и не всегда нужда играет в этом решающую роль — часто их просто соблазняют водкой. Агенты нанимают музыкантов, играющих на маримбах, водка течет рекой, а когда индеец приходит в себя после пьянки, ему сообщают, что он кругом задолжал. Долги он отработает в жарких, незнакомых ему краях, откуда вернется через несколько месяцев, может, с горсткой сентаво, а может, с туберкулезом или малярией. Армия тоже эффективно помогает уговаривать самых «ленивых»[60]. Экспроприации туземцев, то есть захвату их земель и присвоению их рабочей силы, сопутствовало презрение к ним как к низшей расе, что в свою очередь находило обоснование в объективной деградации разрушенных завоевателями цивилизаций. В результате конкисты и последующего долгого периода унижений рассыпалась в прах культурная и социальная общность, достигнутая индейцами. И все же эта раздробленная общность — единственная, которая сохранилась в Гватемале[61].

Вила-Рика-ди-Оуру-Прету: золотой Потоси

Золотая лихорадка, несущая смерть и рабство индейцам Амазонии, — не новость для Бразилии. Здесь она тоже оставила свои пагубные следы.

Первые два века после открытия этих земель недра Бразилии упорно скрывали драгоценные металлы от своих новых хозяев. В начальный период, во время колонизации прибрежных земель, белые пришельцы занялись /84/ заготовкой древесины — фернамбука, который называли «пау Бразил», а вскоре на Северо-Востоке появились и большие плантации сахарного тростника. В отличие от испанской Америки в Бразилии, казалось, отсутствовало золото и серебро. Португальцы столкнулись здесь не с высокоразвитыми и организованными индейскими цивилизациями, а с дикими и разрозненными племенами. Аборигены не знали металлов; португальцам предстояло самим, по их собственному разумению, разведывать залежи золота на открывшихся перед ними обширных пространствах, истребляя на своем пути несчастных индейцев.

Участники «бандейрас»[62] из района Сан-Паулу прошли огромный путь от Серра-да-Мантикейра до истоков реки Сан-Франсиску и там, в руслах и на отмелях нескольких протекающих здесь рек и речушек, заметили признаки наносного золота, хотя и в небольших количествах. Дожди тысячелетиями размывали золотоносные жилы в скалах, унося крупинки в реки, в долины и низины. Под слоем песка, почвы или глины в каменистых недрах залегали крупинки золота, извлечь которые из осколков кварцевых жил не составляло труда; правда, методы добычи усложнялись по мере истощения поверхностных залежей. Так район Минас-Жерайс, неожиданно для себя, стремительно вошел в историю: здесь было открыто самое большое в мире количество золота, известного до тех пор, которое и добыто было за рекордно короткие сроки.