Вспоминая Михаила Зощенко
Шрифт:
Войдя в комнату, Михаил Михайлович спросил:
– Как вас зовут?
– Ирина. Ирина Феона, - почему-то добавила я. Наверное, от смущения. Ведь меня впервые в жизни называли на "вы".
– Фамилию я вашу знаю, - улыбнулся Зощенко.
Помолчали немного. Я снова взяла книгу и начала ее перелистывать.
– Что это у вас за книга?
– Ваши рассказы. Вы прекрасно пишете, - продолжала я "играть" во взрослую.
– Много прочли?
– Довольно много, - густо покраснела я, так как не читала ни одного его рассказа.
– Какой же рассказ вам понравился больше других?
Я замялась, пробормотала что-то невнятное и замолчала. Глаза наполнились слезами.
– Ну что это мы все про меня да про меня? Расскажите-ка лучше о школьных делах, - сжалился надо мной Зощенко и неожиданно весело рассмеялся.
"Ему смешно, а мне не до смеха", - подумала я, считая себя навек опозоренной.
Но рассказывать о школьных делах не пришлось, так как вскоре появился отец.
– Извините, ради бога, за опоздание, - еще из передней крикнул папа.
– Не беспокойтесь, Алексей Николаевич, мы тут с Ириной прекрасно провели время.
"Что он нашел прекрасного? Просто хочет меня утешить".
Я прошла в свою комнату. Папа и Михаил Михайлович устроились в столовой, за большим круглым столом красного дерева, обычно не покрывавшимся скатертью, когда не ждали многочисленных гостей. Частенько стол этот нес службу не только обеденного, но и рабочего. Помню, художники, приглашенные для оформления очередного спектакля, раскладывали на нем эскизы к декорациям, ожидая решающего слова отца.
Моя комната была смежной со столовой, дверь я прикрыла неплотно, чтобы услышать, что за оперетту написал Зощенко, которая называлась так же, как знаменитый роман Дюма.
Михаил Михайлович читал отдельные куски, а прочитав, спрашивал:
– Ну как, Алексей Николаевич, подойдет?
– Прекрасно! Я уже прикинул в уме мизансцену. Думается, что будет очень смешно. В роли Марии вижу Брилль, д'Артаньян - конечно же, Дашковский, Луиза - Лопухова...
Зощенко прочел еще две картины.
– Жду ваших замечаний, Алексей Николаевич. Только, пожалуйста, будьте ко мне построже, не щадите меня.
– У меня пока нет ни единого замечания, Михаил Михайлович.
– Вы добрый человек и не хотите меня огорчить. Ведь я так мало знаком с жанром оперетты.
– А вам не надо его знать, вы его чувствуете, да еще как блестяще! В данном случае интуиция вас не подводит.
Из этого разговора я поняла, что мне непременно надо сейчас же приниматься за чтение рассказов Зощенко.
Премьера "Трех мушкетеров" состоялась через месяц, в театре на улице Рубинштейна, где временно работал Ленинградский театр музыкальной комедии. Брата и меня папа провел через служебный вход, так как дети на вечерние представления не допускались.
Остался в памяти радостный, забавный спектакль, часто во время действия прерывавшийся аплодисментами. Была невероятно смешная по тексту и виртуозно по-актерски выполненная сцена, когда Дашковский - д'Артаньян и Маршаль Портос, переодетые в поношенные, рваные одеяния пилигримов, дурачат мадам Паку - классную даму пансиона урсулинок.
Брат, сидевший в ложе рядом со мной, всякий раз дергал меня за косу, когда я слишком громко смеялась. Я покорно замолкала, а через
минуту заливалась смехом пуще прежнего.Конец спектакля. Публика не расходится. По традиции, после премьеры на сцене собираются все участники спектакля. На вызовы и аплодисменты публики выходят: постановщик, художник и дирижер спектакля. Слышатся возгласы: "Автора! Автора! Зощенко!" Но автор исчез. Отец оглядывается по сторонам: Михаила Михайловича нигде не видно. Сняв пенсне, папа выходит на авансцену, ищет Зощенко в зрительном зале. Может, он затесался где-то среди публики? Но и там автора нет. Пройдя за кулисы, через несколько минут отец вытаскивает всерьез, не показно сопротивляющегося Михаила Михайловича. Зощенко наконец на сцене. Но и там он старается укрыться за спиной не то художника, не то дирижера.
Уже дома, вернувшись после премьеры, мама не переставала удивляться необычайной скромности писателя.
– Он не только скромен, но и чрезвычайно раним, - вздохнул отец. Михаил Михайлович рассказал мне, что, сидя в зрительном зале, слышал, как какой-то мужчина громогласно заявил: "Зощенко-то хорош! Все стянул у Дюма, даже имена мушкетерам не мог придумать другие". Такое глупейшее и необоснованное высказывание могло только рассмешить, а его обидело. Эх, Михаил Михайлович, цены вы себе не знаете!
Михаила Михайловича мне довелось увидеть еще раз. Было это в Доме писателя, на улице Воинова, примерно через год после постановления о журналах "Звезда" и "Ленинград". Шла я на какой-то литературный вечер. Подымаясь по лестнице, увидела Зощенко. Внешне трагические события его жизни на нем, казалось бы, не отразились. Он, как всегда, был подтянут, строен. Вот только глаза были какими-то отрешенными - словно смотрел он не на окружающий мир, а внутрь, в себя. Легкой походкой он спустился по лестнице. А я все стояла, не в силах сдвинуться с места, и смотрела ему вслед...
В. Тулякова-Хикмет
АПЛОДИСМЕНТЫ
(c) В. Тулякова-Хикмет, 1990.
С чего начать мне непростую эту историю, соединившую два литературных имени, две драматичные судьбы - турецкого поэта Назыма Хикмета и русского писателя Михаила Михайловича Зощенко? Несколько раз я принималась ее записывать, но безуспешно. Бросала после первых фраз. То ли не могла найти нужных слов, чтобы вместить в емкую форму рассказ со столь крутыми поворотами, то ли мешала говорить неописуемая жалость к героям моего повествования, то ли сама история представлялась мне запретной по нашим старым временам.
Сейчас все можно сказать про минувшее. Но прошло тридцать лет. Сумею ли?
Назым Хикмет, начиная с 1955 года, часто приходил к нам на киностудию "Союзмультфильм", где по его сценариям ставились два фильма и где я работала редактором. В то время (думаю, так происходит и сегодня) мультфильмы создавали веселые, до озорства насмешливые, чистые люди. Наш сценарный отдел - пристройка к бывшей церкви, узкий, длинный, как пенал, - был любимым перекрестком всех студийных дорог. Сюда забегали отвести душу, сообщить или узнать интересную новость, проверить на юмор трюк, реплику или послушать, о чем нынче говорят обожаемые наши авторы: Н. Р. Эрдман, М. Д. Вольпин, М. А. Светлов, Назым Хикмет, В. В. Сутеев, А. А. Галич и им подобные хорошие люди.