Вспоминаю маму

– Не у всех есть способность к самостоятельному мышлению, у тебя она просматривается… развивай её – она может принести тебе много печали, но и предостаточно радости… а жалеть себя – опускаться в ничто, в безопорную пустоту… Когда преодолеваешь себя – есть возможность понять жизнь, а преодолевая обстоятельства – раскрываешь себя и познаёшь Мир.

– Мне хотелось бы иметь собственное суждение, а не ссылаться на точку зрения «народа» или великой личности…

– Прекрасное желание… но помни, что собственное мнение может быть глупым, мерзопакостным или подлым… всё познаётся в сравнении.

Трамвай выползал с виадука вверх на Портовую, наше путешествие подходило к концу, но нескончаемый поток мыслей и чувств фонтанировал, хотелось привести их в порядок, а это возможно в одиночестве… тем более, войдя в дом, ощутил, что он тесен для меня.

– Бабуль, до ужина спущусь к Дону…

– Не возражаю… почитай на досуге, – она протянула мне книжку стихов неизвестного мне автора… «Надсон» было крупно написано на обложке… первоначально подумал, что это название сборника. Книжка издана в прошлом XIX веке с ятями, что меня не смущало, но терпеть не мог поэтические строки…

Ещё с букваря так взъелась в мозги двустишие: «Трактор едет дыр-дыр-дыр – мы за мир!», что приводило к тошноте… Хорошо, что в «Родной речи» на следующий год прочитал великие строки, правда, любил грозу не только в мае, но эти слова перебивали дыр-дырную «поэзию».

Не был уверен, что буду читать стихи, но книжку взял, не хотелось обижать бабулю.

Сегодня я открыл для себя то, над чем вчера не задумывался…

Родители виделись чем-то обязательным и необходимым для меня, моих сестёр и брата – предопределение, которое не изменишь… и которое изменять не хочешь – родное, заставляющее щемить сердце и наполняет тоской при разлуке.

Сегодня понятие: « Я – и чудесная романтика» неожиданным образом стала меняться на «Я – и мои родители»… и моё ощущение, что понимание родителей открывает дорогу: «Я – и мир».

«Живёшь – значит вдыхаешь этот мир… и не только ароматами, но ты не сторонишься, не отвергаешь и, главное, не боишься иных запахов», – вспомнились мне слова мамы, которая не кончала институт благородных девиц, как бабушка Лена, а всего лишь четыре класса гимназии, прерванных революцией и гражданской войной, явно не наполненных ароматами. Для мамы «ароматы» исходили из книг, в них знания били ключом, а чувства воспитывались поэзией.

Подходил к берегу Дона… тарелка, наполненная водой, – это не Кубанские кручи и стремительный поток, но едва заметное перемещение мощного потока – успокаивало…

Может бабуля специально дала мне Надсона, чтобы я закрепил все сегодняшние чувственные восприятия?

Со слезами, выдавленными строчками Надсона, познавалась поэзия, и осознавалось своё ничтожество… и потребность понять себя…

Воды Дона своей необъятной ширью придавали силы… понималось… ко мне приходит взрослость… беспечность и беззаботность покидают душу. Чувствую: в себе не боюсь ничего – пугает неизвестность в людях.

И природа стала понятней: над речным плёсом тишина спит – ближние звуки слышатся далёкими, а тишина в горах живёт – далёкие звуки раздаются рядом.

*

Детство! Лето! За день «нашляешься»… изнурённый, исцарапанный… только вечером чувствуешь боль, когда мама с ворчанием отмоет перепачканное тело, перемажет царапки и ушибы смрадными мазями и уложит в постель: «Спи, путешественник… Миклухо-Маклай».

Под одеялом от болевых ощущений посетит чувство беспомощности – вдруг не доживу до утра?.. или стану калекой?..

Утром от солнечного луча задорно выпрыгиваешь с кровати, не чувствуя боли… и день начинается – что там за поворотом?.. Что там, где ещё не был?..

Впечатления детства восторженны и восхитительны познанием нового и не определяются нужностью… Сейчас впечатляет разнообразие и выразительность, а взгляд чаще задерживается на том, что необходимо для дела.

Мне четыре года…

Дом, в котором мы жили, был разрушен авиационным фугасом… Часть дома отец восстановил для нашего большого семейства, а большая часть стояла в развалинах… на мою радость и на беду матери – приходилось ежедневно обстирывать и обшивать меня.

Майское утро у кладовки путейцев рабочие о чём-то говорили, чему-то смеялись… понималось: мы вместе вдыхаем запах нового дня. Они укладывали инструменты на тележку и во главе с отцом уходили на «железку», которая устремилась в заманчивую даль… в бесконечность.

Такой бесконечной казалась тогда моя жизнь, а если она исчезнет, то где-то там – вдалеке, с этого места не видно.

Вдали от мамы в первую очередь вспоминаю её руки – морщинистые и грубоватые от работы, нежные и ласковые в прикосновении.

С двухлетнего возраста помню: мама находила меня играющим в кустах акации – интересно было пролезть среди нагромождений прутьев… или на одном из штабелей шпал – чем выше взберёшься, тем дальше видишь… уводила или уносила, если сопротивлялся – не хотелось прерывать интересный день… и укладывала спать в положенное время. Для быстроты засыпания обнимал её руку, прижимаясь щекой, забывая обо всём, что до этого волновало, затихая от ласки и тепла.

Материнская рука сохраняла покой и наполняла нежностью перед сном до пятилетнего возраста.

В пять лет влюбился в девчонку неописуемой красоты… действительно, не могу описать – не помню ни одной детали её облика, но помню – мог любоваться часами, не сводя с неё взгляда…

Она исчезла, как и появилась, оставив во мне мечту… она приходила ко мне перед сном, вовлекая в сладостные грёзы… рука матери теряла потребность – любовь хоть на грамм, но всегда делает человека самостоятельным.

Ищу себя в детстве… там не только истоки характера и судьбы, там закладывается фундамент заблуждений… узнав крепость фундамента, можно определить способ его разрушения.

Вышесказанная мысль напомнила эпизод с семилетним пацаном.

– Опять душа нараспашку… ходишь сипишь, – мама рассерженно застёгивает рубашку на все пуговицы и плотно оборачивает шею шарфом, становится душно и скованно.

Мне нравилось, когда морозный воздух щекотал грудь… естественно, мои рукава быстро лоснились – носовые платки не держались в моих карманах… в них помещались только мои руки. Мама грозилась зашить карманы.

Разве понимал в то время, что моя покорность из-за отсутствия самостоятельности и незнания жизни.