Вспомни лето

Какой-то нескончаемо долгий миг она противилась. А потом сдалась на милость победителя.

Корд завладел ее губами, и она забыла обо всем, наслаждаясь его вкусом и огнем тела. Страсть и горечь, сила и тоска, опасность, нежность и жестокость – все было в этом поцелуе.

Корд подобно урагану ворвался в спокойную, упорядоченную жизнь Рейн Смит. Он лишил ее способности обороняться, настойчиво отвоевывая место в ее сердце.

Когда он наконец отстранился, Рейн едва стояла на ногах. Она закрыла глаза, но Корд неотступно стоял перед ее внутренним взглядом.

Он нуждался в ней.

– Завтра вечером, – сказал он. – В семь часов.

Обед.

– Нет, – ответила Рейн, не открывая глаз. – Ты не знаешь, где будешь завтра вечером.

– Я буду там, где будешь ты. В семь часов. Посмотри на меня, Рейн.

Беспомощно качая головой, она открыла глаза. Взгляд, которым он наградил ее, был таким же потрясающим, как и поцелуй.

– Договорились, – сказала она.

Но по тону было ясно: она не верила, что он появится в назначенное время.

Прежде чем Корд успел что-то сказать, винты вертолета быстро закрутились. Стальная машина задрожала, как хищник, притаившийся при виде добычи. Корд отдал Рейн рюкзак и быстро отошел от нее.

Сощурившись от слез и резкого ветра, поднятого винтами вертолета, Рейн смотрела на уходящего Корда.

Вертолет поднялся в воздух, расцветив сумерки огнями. Сжав кулаки, Рейн закрыла глаза.

Спустя несколько минут вертолет поглотила ночь. В ушах стоял только рев его моторов.

Когда Рейн открыла глаза, она была совершенно одна.

Глава 4

В деннике Рейн чистила щеткой Ватерлоо Девлина, высокого мускулистого жеребца. Дев не слишком-то нуждался сейчас в заботе конюха или в беседе, но терпеливо сносил и то и другое.

Рейн жаловалась своему молчаливому слушателю на то, что ненавидит ожидание начала соревнований. Терпения у нее маловато, да и характер беспокойный. Дни перед любым троеборьем невероятно трудны. А сейчас, перед Олимпийскими играми, время ползет и вовсе как черепаха.

Вот это-то предстартовое безумие и погнало ее в конюшню. Там в общем-то совершенно нечего делать – и лошади готовы, и наездники. Животным требуются лишь ежедневная часовая прогулка и уход.

Более того, долгие часы тренировок выматывают лошадей перед соревнованиями. Но как наезднику скоротать время, если не заниматься лошадьми?

Сами наездники тоже были на пределе своих сил. Они хорошо знали, что ни алкоголь, ни наркотики не помогут – работая под кайфом, наездник скиснет раньше своей лошади.

Конники, подобно другим спортсменам, снимали стресс любовными интрижками. Прекрасно помогает убить время, и нет никакого риска перетрудиться перед выступлениями.

Мужчины не раз объясняли Рейн выгоды такого способа. Она же, в свою очередь, невозмутимо говорила, что предпочитает ухаживать за Ватерлоо Девлина.

Только однажды Рейн поддалась всеобщему безумию.

Ей было девятнадцать, впервые она соревновалась в Европе в числе всадников мирового класса. И это случилось – накануне выступлений ее совратил французский наездник.

Рейн покорила его чисто галльская галантность. Он встревожился, обнаружив ее девственность и, что еще хуже, принадлежность к фамилии Чандлер-Смит. Несмотря на это, он был с ней очень нежен и морочил ей голову несколько недель подряд, пока не исчез из ее жизни.

Немного погодя Рейн поняла, что учтивый француз нанес удар скорее ее гордости, чем сердцу. Когда на нее обратил внимание товарищ по команде – серьезный, трудолюбивый наездник, – она приняла его ухаживания.

Но однажды он уговорил ее лечь в постель и принял неопытность и скованность Рейн за личное оскорбление.

Он стал распускать о ней грязные слухи.

Несколько месяцев после этого в воздухе вокруг конюшен витало сильное напряжение. С тех пор Рейн держалась очень осторожно со своими коллегами, избегая любовных интрижек. Она наслаждалась мужским обществом, шутила, налево и направо раздавала советы насчет лошадей, устраивала потрясающие вечеринки и была своим парнем для женатых наездников, желающих излить душу.

Невозмутимая, щедрая, чертовски умелая наездница, младшая сестренка, острая на язык.., неприкасаемая. Такими словами можно было описать Рейн Смит. Но никто не догадывался, как тщательно она скрывает свою тоску и одиночество.

Впрочем, вчерашняя встреча с Кордом Эллиотом многое изменила в ее жизни.

Выругавшись, Рейн швырнула щетку, которой чистила Дева, в коробку, подвешенную на широкой двери стойла.

Она много думала о случившемся вчера. Темные круги под глазами свидетельствовали о бессонной ночи. Она несколько часов ворочалась в постели, силясь понять, что же превратило уравновешенную наездницу в требовательную, влюбленную женщину.

Должно быть, всему виной сильное нервное напряжение и переутомление. Она была совершенно выведена из равновесия. А Корд, принявший ее за террористку, уже готов был взорваться от возмущения.

Подобные обстоятельства толкнули на неординарные действия. Неудивительно, что он поцеловал ее. Не стоит поражаться и собственной неожиданно вспыхнувшей чувственности. Они были просто мужчина и женщина, откликнувшиеся на зов плоти.

Да, одним словом, все это – предстартовое безумие.

– Рейн?

От неожиданности она вздрогнула и оглянулась.

– О, капитан Джон. Привет. Я не слышала, как вы подошли.

Высокий, седеющий, жилистый, капитан Джон ожидал за дверью денника. Он не собирался входить внутрь, опасаясь копыт и зубов Дева.

– Тебя к телефону, – сказал он.

Рейн машинально взглянула на солидные наручные часы.

Пять тридцать. Поздновато для кого-то из членов семейства, чтобы звонить ей. Или слишком рано, если брат в Японии, а мать в Берлине.

Возможно, звонит сестра или, что еще вероятнее, один из репортеров, число которых множится день ото дня. Они пронюхали, что наездница Рейн Смит – это Лоррейн Тодхантер Чандлер-Смит, «дочь старых денег и старой власти».

– Только бы это был не репортер, – проговорила она. – Я не умею вежливо дурить им голову.

Удивленный капитан Джон отступил подальше от двери стойла и открыл ее.

– Рейн, не забывай о роли рекламы в соревнованиях.

– Хорошо.

– И не вздумай дурить мне голову.

Она широко улыбнулась.

– Вам – нет. Вы единственный человек, кто может помочь мне с Девом.

– Что не свидетельствует о моем интеллекте, не так ли?

Все еще улыбаясь, Рейн ласково погладила Дева по крупу и вышла из денника, закрыв за собой дверь. Широкий проход между рядами был чист, освещен солнцем, в лучах которого плясали пылинки, несмотря на то что постоянно поливали из брандспойтов, которые висели перед каждым денником. Горячие лошади стояли спокойно, их шкуры лоснились, а во влажных карих глазах сквозила тревога.