Вспомни обо мне

— Ну да.

— Эх! — горько воскликнула хозяйка квартиры и плеснула себе в стакан водки из спрятанной под столом бутылки. Никак не объясняя своего возгласа, она рывком опрокинула отраву внутрь и потянулась к черствому куску ржаного хлеба.

— А вы что, тоже туда поступали? — высказала догадку Кристина.

— Ха! Поступала! — воскликнула женщина, чиркая спичкой и прикуривая папиросу. — Да я, милочка, десять лет в театре оттрубила на главных ролях…

— Серьезно? — изумилась такой удаче Кристина.

— Абсолютно! — Женщина сделала отчеркивающий жест с зажатой в пальцах сигаретой.

— А вы и в кино снимались?

— Снималась… — пьяно кивнула она. — А как же! Снималась… У Михалкова снималась, у Сокурова… Так… Где еще? У Параджанова, кажется, снималась…

— Ого!

— Еще у Тарковского…

— У Тарковского?! Но у него же всего несколько фильмов… И я все видела. Ретроспектива по телевизору была. Но вас я что-то не припомню.

— Ну как же, вспомни… Ранний Тарковский… «Зеркало»… Красивый был Андрюша, молодой… Вредный только — как скотина последняя… Ой, да что это я о покойнике…

— Подождите, но ведь в «Зеркале» главную роль Терехова играла. Я же отлично помню, — искренне изумилась Кристина. Только сейчас ей пришло в голову, что незнакомка отчаянно лепит горбатого.

— Правда, что ли? — с невинным видом переспросила женщина. — Ой, что-то я совсем заговариваюсь… Ты меня останавливай, если я начинаю нести всякую чушь… Как тебя зовут-то, говоришь?

— Кристина.

— А меня — Марго. Всю жизнь так звали, со студенчества. Даже режиссер в театре только так называл. Иногда еще добавлял — королева Марго. Но я всегда обижалась: что это меня — Маргариту Певцову — сравнивают с какой-то там потаскушкой из Дюма. Просто Марго — и этим все сказано…

— А вы и сейчас в театре играете? — спросила Кристина и, взглянув на помрачневшее лицо своей собеседницы, вдруг осознала, насколько это глупый вопрос.

Однако Марго очень быстро взяла себя в руки.

— Нет, не играю, — с очаровательной улыбкой ответила она. — У меня сейчас творческий отпуск. Устала, понимаешь, от сцены. Чувства стерлись… Знаешь, есть такое понятие — эмоциональное истощение. Впрочем, думаю, тебе оно пока незнакомо. Ну что — значит, поступаем?

— Поступаем, — склонила голову набок Кристина.

— И что, прямо в таком вот виде и пойдешь на прослушивание?

— А что?

— Да то, что имидж у тебя нулевой.

— Как это?

— Гризетка, фитюлька — и ничего больше.

— Вы серьезно?

Марго вдруг переменилась в лице и сказала почти со злобой:

— Да хватит тебе меня на «вы» называть! Фекла я тебе, что ли?

— Просто мне неудобно… — попыталась возразить Кристина.

— Ты актриса и подобных чувств вообще испытывать не должна! — прикрикнула на нее новая знакомая. — Ну, представь, приходишь ты на экзамен, а тебе преподаватель говорит: «Давайте-ка, девушка, разденьтесь — похвалитесь, чем можете». А ты ему: «Ой, знаете, а мне неудобно…» — Она так выразительно изобразила смущение, что Кристина прыснула от смеха.

— Смеешься хорошо, — одобрила ее Марго, — а с ходу можешь — по заказу? Ну-ка, давай засмейся…

Что-что, а такие пустяки, как смех или слезы, Кристина давно считала пройденным этапом — все это было давно натренировано дома перед зеркалом. Как только приходила из школы, она могла часами сидеть возле трюмо и строить самой себе различные рожи. Только вечером, когда родители приходили с работы, она отвлекалась от любимого дела и тратила пару часов на уроки. В результате этих тренировок Кристина умела изображать на своем лице штук десять разных улыбок, удивление, недоумение, досаду, страх и еще кучу всяких эмоциональных оттенков. «Смехами» она занималась отдельно. Для этого ей приходилось совершать длительную прогулку к реке, где она, убедившись, что никто ее не видит и не слышит, начинала пробовать голос. О том, чтобы вырабатывать приемы смеха дома, не могло быть и речи — соседи быстро записали бы ее в сумасшедшие и, может, даже вызвали бы для нее «психушку».

— А тебе какой смех — веселый, насмешливый или стыдливый?

— Любой!

Кристина набрала в легкие побольше воздуха и захохотала. Она смеялась непринужденно и естественно — смех как будто лился из нее.

— Стоп! — сказала Марго. — Испугайся!

По ее команде Кристина сразу осеклась и стала остановившимся взглядом смотреть в одну точку. В ее серых глазах стоял такой неподдельный ужас, что невольно хотелось проследить, на что же такое страшное направлен ее взгляд.

— Умница. А ну-ка, почитай что-нибудь.

И Кристина начала декламировать подготовленную басню.

— Вороне как-то Бог послал кусочек сыру, — она хитро сощурилась, — на ель плутовка взгромоздясь…

Кристина читала громко и выразительно, при этом стараясь жестами и мимикой изобразить все, что происходило по ходу действия. И все-таки чувствовалось, что ей не очень-то по нутру все эти глупые манипуляции с сыром. «Вы уж извините, что я вам такую фигню читаю!» — словно говорили ее глаза.

— Все не годится! — вынесла свой приговор Марго и задумалась. — Нет, с этим тебе выходить нельзя — сразу все испортишь. Что там у тебя еще — какое-нибудь письмо Тани Лариной и Русь-тройка?

— Да, — нахмурилась Кристина, — монолог Джульетты и Русь-тройка…

— Гм… Ну, монолог Джульетты можно и оставить. Хотя, сама понимаешь, читать его в шортах — это будет уже даже не авангард…

— Да я и не собиралась в шортах… У меня есть платье… — И Кристина поспешно извлекла из рюкзака смятое, голубое с искрой платье-стрейч.

— Ну вот тебе — здравствуй, жопа, Новый год… — тряхнула серыми с проседью волосами Марго, — в этой кишке с блестками только Снегурочку на детском утреннике изображать. А теперь слушай меня. Иди в ванную — вымой волосы и прими душ. Я пока пороюсь в своем гардеробе. Так и быть, сделаю из тебя Джульетту.

— Как это? Мне ведь уже идти пора! Прослушивание через пять минут…

— Ничего. Придешь немного попозже. Они там долго еще сидеть будут. Зато сразишь всех наповал.