Встать! Суд идет

— Что вы скажете? — задал я вопрос Бутову.

— Ума не приложу, — признался следователь. — Это совсем спутало мне карты. Неужели реализована «угроза»?..

— Как убивается мужик, — сказал я, вспомнив Парабука. — Представляю, в каком отчаянии мать.

— Мне кажется, она более сдержанна. В Рощине так и говорят, что у них в семье за мужика Нюся. Действительно, та — кремень.

— А с другой стороны, единственный сын. Дело-то, оказывается, не шуточное.

— Я поеду, Захар Петрович?

— Конечно. Я, наверное, тоже буду в Рощине. Надо быть в Житном, так я подскочу.

В поселок Житный я наезжал регулярно по депутатским делам. Меня выдвинули в райсовет рабочие местного льнокомбината. Назавтра я поехал к своим избирателям и пробыл в поселке до обеда. Мой шофер Слава с неохотой на обратном пути завернул в Рощино. Дело в том, что накануне зарядил дождь и дорогу развезло.

Сергея Сергеевича я нашел в сельисполкоме, в комнате участкового инспектора. Следователь отогревался возле печки. Тут же висел его плащ, грязный и мокрый насквозь.

— Ну и погодка, — сказал Бутов. — Как назло.

— Грибы пойдут, — откликнулся участковый инспектор. — Бабы жаловались: сухо, поганки и те не вылазят.

— Шут с ними, с грибами. Кому развлечение, а кому мука, — проворчал Сергей Сергеевич.

— Без грибочков зимой плохо, — не унимался участковый. — Люблю солененькие.

По нахмуренному лицу следователя я понял, что он недоволен. Видимо, никаких проблесков. А тут еще дождь.

— Весь лес обшарили, — пояснил Бутов.

Я невольно взглянул на его мокрые туфли. Представляю, каково пришлось Сергею Сергеевичу. Инспектор был в резиновых сапогах. В них все нипочем. Вот и бодрится.

— Ничем обрадовать не можем, товарищ прокурор, — развел руками Бутов.

— Вижу, — сказал я. — Вы останетесь или поедем домой?

— Если разрешите, то я с вами.

— Конечно.

Сергей Сергеевич, поеживаясь, залез в мокрый плащ. Мы вышли к машине.

— Взглянем на магазин, — предложил я, мне хотелось самому посмотреть на место происшествия.

— Парабук работает? — спросил я по дороге у следователя.

— Работает, — ответил он, кутаясь в свою промокшую одежду.

На первых порах Сергей Сергеевич хотел было отстранить продавщицу от работы. Я ему посоветовал повременить с решительными мерами.

— Сейчас направо, — сказал Бутов водителю. Слава завернул в переулок, и показался небольшой каменный дом с деревянной пристройкой. — Приехали.

В темном помещении тускло светилась лампочка. Было тесно, пахло хозяйственным мылом и дешевым одеколоном. У прилавка стояли два покупателя — старуха в мужском плаще и девочка лет десяти.

Анна Парабук что-то взвешивала на весах и, увидев нас, как мне показалось, на мгновенье растерялась. На ней был чистый белый халат, темная косынка повязана узлом на затылке.

Сунув старухе кулек и приняв деньги, Парабук тихо сказала девочке:

— Поди, Татьяна, придешь попозже…

— Мамка стирает, за мылом послала. — Девочка протянула продавщице руку с несколькими монетами.

Парабук, не глядя, сгребла деньги, автоматически протянула куда-то руку и подала кусок мыла. Проводив покупательницу до порога, с лязгом закрыла тяжелую щеколду.

— Опять осматривать будете? — обратилась она почему-то к одному Бутову.

Лицо у Парабук было мрачное, под глазами заметны жгучие тени. Она двинулась впереди нас походкой тяжеловеса. Мне стало жаль ее. Я почти физически ощутил горе этой женщины.

За основным помещением следовала небольшая подсобка, заставленная коробками, ящиками, мешками. На простом столе стоял ящик, обитый цинковым железом. Тот самый, который фигурировал в деле как сейф. Окошко едва пропускало свет сквозь грубые, толстые металлические прутья. Из подсобки дверь выходила во двор, усыпанный мокрыми, прибитыми к земле опавшими листьями.

— Здесь мы живем, — просто сказала Парабук.

В глубине дворика темнел деревянный сарай. К нему прилепилась оштукатуренная беленькая пристройка.

— Всякий инструмент держим, — указала хозяйка на сарай. — А это флигелек. Паша летом спит.

Парабук с трудом подавила вздох. И я еще раз подумал: велико же ее горе, если сын действительно погиб.

— Дома обыск будете делать? — спросила продавщица.

— Нет, — сказал Бутов и спросил, видимо, чтобы несколько разрядить обстановку: — А супруг ваш где?

— На почту побежал, с родственниками телефонный разговор заказан. Пашу все спрашиваем… А, пустое все это, — горестно махнула она рукой…

Распрощавшись с Парабук, мы поехали вдоль села. Слава поминутно чертыхался. Машина перелезала через колдобины, буксовала. Из-под колес летели фонтаны грязи.

— Вон просеку видите? — показал рукой следователь.

Рощинские дома дугой опоясывали поле. Дорожка отрывалась от последней избы и прошивала стену темного леса, застывшего вокруг села.

— По ней школьники ходят в Житный. Этим путем ушел последний раз и Павел.

— А какое настроение было у мальчика накануне исчезновения? — спросил я следователя.

— Какое настроение? Весь вечер просидел над гербарием. Хотел на следующий день удивить учительницу. Вот и удивил… — с грустью в голосе ответил Бутов.

Наша машина выбралась наконец на шоссе, и шофер перестал костерить дорогу. Под шинами зашелестел асфальт.

— В глухом закуточке расположен магазин, — сказал я. Мысли мои перескакивали с одного на другое.

Действительно, путаное было дело. Странная кража, записка, подброшенная в железный ящик, пропавший паренек.

— Сергей Сергеевич, может, мы подключим к этому делу и нашего следователя? — спросил я. Если это убийство, делом должна заниматься прокуратура. Я не хотел, чтобы Бутов истолковал мое предложение, как недоверие. Однако порядок есть порядок.

— Это уж как вы считаете нужным, — отозвался Бутов. И я не понял: ему было все равно или он скрывает обиду.

Некоторое время мы ехали молча.

— Ладно, пока продолжайте расследовать сами, — сказал я, будучи убежден, что с мальчишкой просто какое-то недоразумение или несчастный случай.

Меня вызвали в областную прокуратуру, и я, намереваясь пробыть в командировке день-два, задержался на целую неделю. А когда вернулся домой, узнал, что Сергей Сергеевич почти не вылазит из Рощино. Вскоре следователь был у меня.