Встреча с неведомым

– У меня, наверное, нет таланта!
– сказала вдруг мама неожиданно.

Отец удивился и не поверил:

– Стал бы этот Гамон-Гамана приглашать бездарность. И ты уже выступала с успехом в театре.

Мама погладила его по рукаву.

– Видишь ли, Дмитрий, талант - это не только врожденные способности. Скажем, они у меня имеются. Но талант - это прежде всего страстная любовь к своему делу, к искусству. А у меня никогда не было такой любви к театру. Это у мамы была, хотя она всю жизнь работала только суфлером. Вот бы кому талант! И напрасно ты считаешь себя виноватым, Дмитрий. Ведь еще до встречи с тобой я часто думала о том, сколько заманчивых, неисследованных уголков на нашей голубой планете! Меня всегда тянул к себе горизонт. Успех заглушил этот внутренний голос. Но вскоре я встретила тебя - ученого, исследователя, путешественника. И когда я поняла, что люблю тебя, я подумала: самое большое счастье на земле - это пройти с тобой к истокам рек.

– Ты не раскаялась?
– взволнованно спросил отец.

– Нет!

– Но все же ты тосковала по искусству.

– Да, тосковала,- просто согласилась мама.- Ведь человеческой душе требуется неизмеримо больше тех возможностей, что предоставляет ей общество. В искусственно суженном круге находится каждый из нас. Либо ты врач - и лечи всю жизнь своих пациентов, либо бухгалтер, долгие годы гнущий спину над балансами, как мой отец, или учитель, который от постоянного общения с детьми сам как будто впадает в детство. Как эта односторонность угнетает человека! Почему я должна выбирать: или - или, если я хочу и то и другое? Человек будущего, я уверена в этом, будет неограниченно свободен от "обстоятельств" и необычайно многогранен. Какова бы ни была его профессия, как бы ни любил он свою работу, он всегда будет иметь возможность оставить по зову души привычное и вдруг поехать на несколько лет хоть в дебри Африки, коль потянет его пересечь Конго. Не знаю, Дмитрий, может, я и вернусь когда-нибудь в театр, но не раньше, как полностью удовлетворю эту другую потребность своей души - искать неизвестное.

– Я люблю тебя, Лиля!
– сказал отец, и я не узнал его голоса - такая глубокая нежность и восхищение прозвучали в нем.

Я тоже был восхищен и в порыве восторга сел на диване, спустив ноги на пол.

– Ты не спишь?
– спросила мама. Она разрумянилась, глаза ее сияли.

– Разве можно спать при огне! Мне нравится, как ты говорила, мама. Я с тобой согласен.

– Он согласен!
– воскликнул отец не без досады.- Марш спать! Завтра вместе с матерью пойдешь к Фоменко.

Глава четвертая

НАМ ДАЮТ ВЕРТОЛЕТ И ДРУГА

Утром мы с мамой надели самое лучшее, что захватили с собой, напудрились (это относится к маме) и отправились к Фоменко, сопровождаемые напутствиями ученого состава экспедиции. Ангелина Ефимовна советовала не особенно церемониться с "этими бюрократами" и как следует их "припугнуть". Женя Казаков напоминал, что "Фоменко любит, чтобы покороче". Валя пожелала нам его обворожить, а папа рассердился: "Ну-ну, еще чего! Ты, Лиля, лучше сходи к секретарю горкома... Рассудительная женщина! На меня-то она сердится - я ей сгоряча чего-то там наговорил..."

По описаниям отца, я представлял Фоменко этаким здоровенным, раскормленным бюрократом с бульдожьей челюстью. Оказался он довольно симпатичным человеком - кареглазый, чернобровый, румяный, с густейшей шевелюрой. В романах Купера за такой скальп дали бы три обыкновенных скальпа. Одет он был в форму летчика и встретил нас очень приветливо.

Когда он узнал, кто мы такие, удивлению его не было границ.

– Так профессор взял с собой женку и хлопчика? Сумасшедший человек, простите!

Мама, улыбаясь, объяснила, что на Север попала не в качестве жены Черкасова, а как самостоятельный член экспедиции, геолог. А сына взяли лишь потому, что обещали дать вертолет...

– Вон оно что!..- протянул ошарашенный Фоменко.- А вам известно, что от этого самого плато на тысячу километров не сыщешь ни одного жилья? Пустыня!

Мама опять улыбнулась и подтвердила, что ей это известно.

– Где же вы будете жить с ребенком?

– В палатке.

– Зимой?

– Палатку придется утеплить получше. Мы захватили из Москвы все, что понадобится. Грузы получены. Теперь очередь только за вертолетом Ми-4, который бы доставил восемь человек и тонны три груза.

Фоменко смущенно почесал затылок и уставился на меня:

– Сколько же тебе лет?

– Двенадцать, тринадцатый.

– Черт возьми!.. А как же тебя зовут?

– Николай Черкасов.

– Ох! Не боишься?

– Нет.

Я и не заметил, как соврал. Впрочем, я как будто начинал не так уж бояться. Не боялась же Валя Герасимова, девушка!

– Кем же ты будешь, когда вырастешь?

– Не знаю. Еще будет время выбрать.

– Какой рассудительный хлопчик!

Мама рассказала Фоменко о задачах экспедиции, что это уже вторая экспедиция на плато. Упомянула о гибели ее участников.

– Ведь я слышал об этом!
– воскликнул пораженный Фоменко.- Так это ваш муж спасся тогда один?

Мама строго кивнула головой:

– Снаряжения было только на два летних месяца. Пропал один из рабочих, видимо, сошел с ума. На его поиски было затрачено дней десять. Выбились из графика. А тут еще необычайно ранняя и суровая легла зима. Кончились запасы. Рации с собой не было... Лишь один Черкасов добрался до жилых мест. Он был очень болен, почти без сознания и все же донес на плечах главные материалы, собранные экспедицией.

– Да, я слышал об этом,- другим тоном подтвердил Фоменко и, взяв телефонную трубку, попросил к себе какого-то товарища Сафонова.

Так мы впервые познакомились с Ермаком. Он сразу нам понравился. Среднего роста, плотный, загорелый, чуть мешковатый, добродушный и веселый. Раньше он был, наверное, красив, но теперь его портили длинные рябинки на носу и щеках. Я думал, это следы оспы, оказалось, как я потом узнал,результат аварии и ожога.

Фоменко коротко передал ему предыдущий разговор и в заключение сказал:

– Доставишь экспедицию на плато со всем ихним снаряжением. Затем будешь раз в месяц доставлять им почту и свежие продукты. Экспедиция рассчитана на два года. Если с ними что случится, спросим с тебя. Держи с ними радиосвязь. Понятно?

– Понятно, товарищ Фоменко!
– широко улыбнулся Ермак. У него были ровные белоснежные зубы и тонкая шея. Я подумал, что он еще совсем молод, младше Жени Казакова. Мама спросила, какое у него имя-отчество. Сафонов смущенно замахал руками:

– Зовите просто - Ермак,- и осведомился, к какому часу готовить вертолет (словно шофер такси).

Договорились на завтра, в восемь часов утра.

Мы вышли на улицу окрыленные. Мама пошла на почту дать телеграмму Гамон-Гамане, а я стрелой помчался в гостиницу и с порога выпалил новость.

Раздалось дружное "ура".

Утром, после сытного завтрака, автобус доставил нас на аэродром. Я первый раз видел вертолет так близко, он мне показался очень большим и пузатым.

Селиверстов и Бехлер уже были на аэродроме и помогли грузчикам тщательно уложить снаряжение экспедиции - какие-то ящики, бочки, тюки. Мы быстро заняли пассажирские места.