Встреча в Пассаже д'Анфер

— Нет никаких сомнений: они снова взялись за старое! — удрученно воскликнула Таша и тихо добавила: — Возможно, Виктору необходима время от времени подобная встряска, обыденность наводит на него скуку…

— Но ведь ему есть чем заняться: книжная лавка, фотография… — возразил Кэндзи. — И вы, у него есть вы.

Таша покраснела, тронутая его словами.

— Увы, сталкиваясь с какой-то тайной, он не в силах устоять. Скажите, что мы с вами можем предпринять?

Кэндзи пригладил рукой прядь седеющих волос. Он чувствовал, что стареет, хотя никогда в этом не признался бы. Ему все труднее противостоять энергии сына и зятя. Невозмутимость изменила ему, и он воскликнул:

— Трагедия на площади Бастилии ничему его не научила! Если бы не никелевый хронометр, револьверная пуля пронзила бы его грудь! [116]

— Вот видите! Виктор снова готов ходить по лезвию бритвы, не беспокоясь о том, что при этом чувствуем мы с вами! И Жозефа за собой тянет. Этому необходимо положить конец, но я не знаю как…

116

См. роман «Тайна квартала Анфан-Руж». — Примеч. авт.

— Для начала договоримся о том, что будем делиться любой имеющей отношение к делу информацией. Но если Виктору и Жозефу приспичит куда-то уйти, я не смогу их остановить!

— Как нельзя остановить ветер, — согласилась Таша.

Они скрепили свой союз рукопожатием, которое немного смутило их обоих.

Предчувствия не обманули Кэндзи. В тот же день оба его компаньона исчезли из магазина: Жозеф сослался на какую-то экспертизу, Виктор — на встречу с фотографом Альбертом Лонде. [117]

117

Лонде Альберт(1858–1917) — французский исследователь, медик. В 1878 г. в больнице Сальпетриер использовал способ хронофотографии душевнобольных для изучения протекания заболевания. Также применял сконструированный им аппарат для изучения баллистики. Фотографии Лонде воспринимаются теперь и как художественные произведения. — Примеч. перев.

Они сели в фиакр, который привез их на улицу Кампань-Премьер, где они зашли на ферму, торгующую яйцами, маслом и сыром, и выпили по стакану теплого молока, глядя на кур, копавшихся в овечьем помете.

— У нас есть три письма, — сказал Виктор. — Под первым стоит подпись «Твои друзья из ассоциации „Подранки“», и в нем Виржилю Сернену обещают большой сюрприз, под которым, вероятно, подразумевалась ядовитая змея. Почерк, которым написаны два других письма, совпадает. Одно — в точности такое же, какое получил Максанс Вине, — это приглашение к мэтру Грандену в пассаж д’Анфер по поводу завещания Донатьена Ванделя. Другое, подписанное Эваристом Вуазеном, предостерегает об опасности со стороны кого-то из членов ассоциации, который, по всей вероятности, сводит с остальными счеты.

— Вы провернули эту операцию блестяще, дорогой компаньон! — воскликнул Жозеф. — Меня радует, что благодаря Маринетте инспектор Лекашер остался с носом. Но кто строит все эти козни, по-прежнему непонятно. Зачем понадобилось подделывать почерк нотариуса?

Виктор нахмурился.

— Начнем с того, что выясним, существует ли нотариус вообще.

Пассаж д’Анфер, несмотря на зловещее название, выглядел тихим и мирным. На антресольном этаже дома номер 20 была только одна закрытая дверь. Компаньоны долго стучали, но никто им так и не открыл. Наблюдательный Виктор заметил на деревянной стене сбоку от двери следы от гвоздей, свидетельство того, что там была прикреплена табличка. На третьем этаже здания действительно располагалась нотариальная контора, однако на медной дощечке возле двери значилось другое имя: «Мэтр Турнефор». Клерк с напомаженными волосами сообщил им, что никакой Гранден в их конторе, где он сам имеет честь служить вот уже пять лет, не числится.

— Встречали ли вы когда-нибудь своего соседа с антресольного этажа?

— Их двое, и, судя по сходству, они — родные братья.

— Их фамилия Гранден?

— Как зовут этих молодых людей, мне не известно.

— Значит, они молоды?

— Я бы сказал, им где-то между двадцатью и сорока годами.

— Весьма точное определение, — буркнул Жозеф.

— Это приличные, любезные люди. Я живу на первом этаже, и шаги над головой меня немало раздражают, но эти соседи никогда не доставляют беспокойства. А вот их предшественник, преподаватель колледжа, имел отвратительную привычку ходить взад-вперед по комнате, декламируя басни Лафонтена. Я был вынужден месяцами слушать их, испытывая «страх перед вторым башмаком»…

— Каким башмаком? — удивился Жозеф.

Клерк с сочувствием посмотрел на него.

— Это выражение означает, что вы напряженно ожидаете, что вот-вот раздастся грохот, как если бы на пол внезапно свалился тяжелый башмак и сейчас упадет второй. А с такими соседями, как братья Гранден, раз уж вы утверждаете, что их так зовут, я сплю спокойно.

— Не могли бы вы описать их внешность? — попросил Виктор.

— Один блондин, второй рыжий. Рыжий выходит из дома рано утром, мне случалось сталкиваться с ним и обмениваться приветствиями. Блондин возвращается поздно вечером, и мы с ним тоже вежливо здороваемся. Чем они занимаются, мне неизвестно. Это все. Прощайте, господа.

Виктор и Жозефом стояли на лестничной площадке озадаченные.

— Полный провал, — разочарованно произнес, наконец, Жозеф.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Пятница, 29 ноября

В пятницу утром солнце, видимо, решило вовсе не вставать над Парижем. Но если улица Сен-Пер выглядела мрачно, то ярко освещенные витрины книжной лавки «Эльзевир» не только согревали своим видом сердца прохожих, но и дарили тепло тем, кто заходил внутрь.

Юбка-брюки фрейлейн Беккер открывала полные икры в туго зашнурованных ботинках, а ее уже начинавшие седеть волосы, заплетенные в косу и закрученные в пучок под шляпкой с перьями, придавали ей вид состарившейся девочки. Она ворвалась в магазин, держа в руке длинный предмет цилиндрической формы, так стремительно, что чуть не сбила с ног писателя Реми де Гурмона, мужчину со следами оспы на лице и пенсне на крупном носу.

— Гутен таг, месье Мори, приветствую вас, господа! — провозгласила фрейлейн Беккер, обращаясь к Виктору, Жозефу, Симеону и трем посетителям. — Посмотрите на эту афишу, не правда ли, она прекрасна? Я сорвала ее со стены дома, расположенного по соседству от моего, на улице Нотр-Дам-де-Лоретт…

Она развернула рекламу, изображавшую пару фигуристов в «Ледовом дворце» на Елисейских Полях. Кэндзи порылся в своем столе и извлек оттуда какой-то листок.

— Возьмите для вашей коллекции. Мне прислали это на прошлой неделе из Лондона, это вырезка из «The Illustrated Sporting and Dramatic News», сомневаюсь, что у вас есть такой экземпляр.

Фрейлейн Беккер с благоговением рассматривала рисунок, изображающий Папу Римского в митре. Он сидел на престоле, украшенном страусиными перьями, и держал в правой руке чашку, на которой было написано «Боврил». Напротив него на подставке из резного дерева стояла огромная шахматная ладья, освещенная тремя свечами, на которой тоже было выгравировано «Боврил».

— Очень оригинально! Хотя я предпочитаю рекламные листовки, восхваляющие достоинства велосипедов, — заключила фрейлейн Беккер.

— А то такое «боврил»? — поинтересовался один из покупателей, одетый весь в черное.

— Экстракт из говядины для приготовления бульона, — ответил Кэндзи.

— Но это же безнравственно! — возмутился покупатель. — Англичане — настоящие безбожники! Я считаю это диффамацией по отношению к католикам и вынужден буду сообщить об этом моим коллегам из газеты «Ла Кру». [118] Использовать папу, чтобы рекламировать бульон! Причем говяжий! Позор!

118

Название газеты «La Croix» переводится с французского как «Крест» Видимо, речь идет о каком-то религиозном издании. — Примеч. перев.